18+
Телевизор в больничном холле показывал новости. Очередной опрятный диктор отрывисто вещал:
«Выясняются обстоятельства пожара в психиатрической больнице №15. На данный момент известно о двадцати шести пострадавших, получивших травмы различной степени тяжести.
Сообщается, что на территории больницы на принудительном лечении находились несколько особо опасных преступников, это Анна Черепкова, Михаил Рыбаподкоп, Епифан Землицкий, Аркадий Пахом и Роман Вагон. В данный момент местонахождение преступников выясняется. Их фотографии вы можете видеть на своих экранах. Если вам известно, где они находятся, либо вы обладаете информацией, способной помочь расследованию, немедленно обратитесь в полицию.
К другим новостям. Вчерашнее землетрясение до сих пор является загадкой для учёных…»
Два врача стояли возле сестринского поста.
– Ну как там наш коматозник? – спросил один.
– Сурнин? Жизни ничего не угрожает. Но кома – штука непредсказуемая.
– Слушай, Петрович, а тебе не кажутся странными обстоятельства его поступления?
– В смысле?
– Ну, он поступил сразу после взрыва. Уж не имеет ли он к нему отношение? И одежда обугленная, обрати внимание.
– Да брось, Михалыч, опять твоя паранойя! – пренебрёг словами коллеги Петрович.
– Нет, ты задумайся, – Михалыч поднял вверх указательный палец, – подумай.
Доктор ушёл. Второй продолжил смотреть телевизор, отгоняя сомнения.
***
– А говорят, понедельник – день тяжёлый! – с довольным видом вымолвил Юра Кувалдин.
Он, Рома Хард, ДимПёс и Лёша сидели за столом в пабе «Мокрая Курица». В заведении и конкретно за их столом царило беззаботное веселье.
– Зря ты не остался, отлежался бы в больничке, – обратился Антон к Роме.
– Ага, давиться манкой в четырёх стенах, пока вы тут пиво пьёте. Ну уж нет! – Роман осторожно дотронулся до перебитого носа, заклеенного пластырем.
Ребята подняли бокалы и чокнулись, расплескав часть рижского светлого.
– Я там с такой медсестричкой познакомился… – воодушевлённо продолжал Хард, – Всё вокруг меня вилась! Перебинтовывала…
– Ну и? – ДимПёс ждал продолжения.
– Завтра идём на свидание!
Антон хлопнул друга по плечу. Все четверо сияли и улыбались. Неуютная тьма выходных наконец-то оказалась позади.
– За это надо выпить, – предложил Лёшка, и бокалы снова взмыли вверх.
– Антон, а тебя не уволят за то, что ты не вышел сегодня на работу? – поинтересовался Рома.
– Знаешь, учитывая то, что владелец сети наших аптек оказался отмороженным психопатом с раздвоением личности, я вообще не уверен, что моя работа будет существовать, – ответил ДимПёс.
– Кстати, что, вы думаете, будет с Шишкаревичем? – спросил Лёшка.
– Дело нехитрое: признают невменяемым и опять упекут в психушку, – ответил Юра.
– Фактически, – заметил Хард, – у нас теперь нет психушки. Когда её теперь восстановят?
– Ром, – вмешался ДимПёс, – там сгорело одно крыло, и то не полностью. Думаю, частично начнёт функционировать уже в ближайшие дни.
– Да, Немец, конечно, постарался на славу, – с улыбкой заявил Лёша.
– Глядя на такие огненные финты, хочется сказать, что Прометей страдал не зря, – сказал Юра, и стол утонул в смехе и звоне соприкасающихся стеклянных кубков.
***
Человек шёл быстрым шагом по парку. День отличался благоприятным для зимних прогулок температурным режимом и атмосферными условиями, однако парк выглядел запустелым – в этот понедельник людей занимала работа, и только несколько бездельников не спеша бродили по заснеженным тротуарам. Человек был облачён в чёрное полупальто, капюшон окаймлял его голову. Человека звали Дмитрий, но все его знали под именем Немец. Он свернул в рощу в поисках старого дуба. Найти этого исполина было нетрудно: он выделялся на фоне прочего древесного массива. Добравшись до дерева, Немец с большим усилием перекантовал тяжёлый булыжник у подножия ствола и убрал камни поменьше, лежавшие под ним и рядом. Теперь большой старый кусок корня, присыпанный землёй, можно было беспрепятственно выдернуть. Под корнем открывалось пустое пространство – широкая, но неглубокая полость. Немец скинул пальто и просунул в полость руку в надежде что-то добыть из холодной пустоты. Через несколько секунд перед ним заблестел серебристый кейс. Фриц положил его на ровную землю, запорошённую снегом, провел ладонями, глубоко вздохнул и повернул ключ. Кейс раскрылся, и Немец улыбнулся, обнажив зубы. Фриц давно не испытывал такой искренней радости, ведь теперь этот чемоданчик он мог забрать с собой, никого не боясь. В кейсе лежали пять миллионов рублей.
***
Был глубокий вечер понедельника, когда костры зажгли. Это был уже не город, а скорее пригород. Людей в черных одеждах было немного; территория была частная. Костры скрывались от посторонних глаз холмами, окружавшими это место – его называли Каменный стол. Более старое название, Ведьмина пята, уже почти никто не употреблял, и уж точно не помнил его происхождение. Черный дым уходил ввысь, сливаясь с ночным небом и растворяясь в кромешной тьме.
Мужчина маленького роста с пытливыми и юркими глазами, бородатый, но почти лысый, поднялся на большой плоский камень перед костром. На ногах его были тяжёлые сапоги, а тело закутано в длинный балахон.
– О, великий Бельфегор, воссоединись со своим оружием, пусть рука твоя нальётся силой, вспомни свою былую мощь, – человек в мантии подал ему секиру. В этом человеке явно узнавался отец Кирилл.
Бородач взял топор, и скверная беззубая улыбка озарила его бородатое лицо.
– Приведите мне агнца! – скрипучим голосом громко крикнул он.
Двое мужчин с надвинутыми на лица капюшонами привели человека со связанными руками и мешком на голове.
– Пожалуйста, не надо… – умолял он. – Что вам нужно? Я отдам любые деньги, только отпустите меня!
Когда мешок сняли с головы, на глазах человека выступили слёзы отчаянья.
– Развязать, – с жестоким равнодушием приказал бородач. Он стоял на камне, перед костром, вооружённый секирой, словно гном-берсерк – неукротимый и безжалостный.
Жертве развязали руки. Мужчина болезненно ощупал освободившиеся запястья. При виде секиры он безнадёжно зарыдал. Сквозь всхлипы долетали неясные слова: «Пожалуйста… прошу… не надо».
– Знаешь ли ты, кто я? – надменно спросил «гном-берсерк».
Человек в страхе помотал головой. Лицо его было мокрым от слёз.
– В миру меня зовут Аркадий Пахом. Да вот только кто хочет умереть от руки Аркадия Пахома – несчастного проходимца? – Пахом раскинул руки в стороны, и вокруг раздались одобрительные возгласы людей в чёрном. – Пока что я – никто. Но скоро тело моё станет вместилищем! Дьявол свидетель: апрель близится! И да убоятся меня и лукавые, и праведные, ибо всех настигнет моя секира. Умри во страхе, но с гордостью. Ибо услышано будет тобой моё настоящее имя, имя из прошлой жизни, имя, которое погрузит тебя в вечный мрак – Григорий Распутин!
Адский взгляд и резкий взмах. Лезвие переломило шею, и голова жертвы покатилась по земле, заливая кровью снег. Пахом поднял окровавленный топор вверх. Толпа ликовала.
КОНЕЦ ВТОРОГО СЕЗОНА