Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
А. С. Пушкин "Я памятник себе воздвиг нерукотворный"
Насмешница-судьба проявила себя ещё раз: мало того, что Управление новой для меня работы оказалось почти напротив нового здания ТАСС, так, вдобавок, и первая командировка на Байконур, уже в новом качестве, началась с аэродрома «Чкаловский», откуда я неоднократно летал, работая в «рупоре советского правительства» до того, как меня оттуда «ушли» (см. «Байконурские зарисовки-7»)...
Повторилась и ситуация с вынужденной посадкой по метеоусловиям: только теперь ТУ-104 сел не в Ташкенте, а в столице Калмыкии, Элисте. Ещё при заходе на посадку обратил внимание на весьма скромные домики, не соответствующие статусу города, а аэровокзал оказался затрапезным одноэтажным зданием, с потёртой и порванной местами дерматиновой обшивкой на диванах, с буфетиком, напоминающим собрата из какого-нибудь периферийного Мухобойска. Но книжный вокзальный киоск поверг нас в изумление обилием книг, которых в Москве можно было достать только по великому блату или же имея на руках талоны за сданное множество килограмм бумажной макулатуры...
Мои спутники набросились на книги классиков от времён пушкинских до наших дней, и единственным, кто ничего не купил, был автор этих строк, экономивший командировочные, чтобы часть их отослать семье. Туман над аэропортом Ленинска, Крайним, рассеялся часа через два, и экипаж авиалайнера получил добро на продолжение рейса. В городе нашу группу наладчиков разместили по квартирам одной из пятиэтажек, арендуемых Управлением, а на следующий уже день с платформы станции Тюратам нас увозил мотопоезд в гарнизон, соседствующий с комплексом технических зданий и самого знаменитого гагаринского старта, где мне уже приходилось бывать несколькими годами ранее...
Купейные вагоны, изготовленные в ГДР, обратили на себя внимание немецкой аккуратностью: все многочисленные шурупы внутри были завёрнуты так, что прорези-шлицы в них, под отвёртку, занимали строго вертикальное положение (такая педантичность в нашей стране просто немыслима). В купе, коротая дорожное время, играли в домино, разбившись на четвёрки, офицеры в званиях от майора до полковника (шахматистов и картёжников среди них я не заметил)... *
В военном гарнизоне нас разместили в новых финских одноэтажных домиках, со всеми городскими удобствами, хорошо утеплёнными (морозы зимой здесь бывают изрядные, с сильными ветрами к тому же). Мне досталась комната, рассчитанная на четверых человек, но поселили туда лишь меня и сослуживца-москвича, который после ритуала вселения завалился на кровать и углубился в чтение одной из книг, приобретённой в Элисте (это был томик стихов Пушкина и его «Маленьких трагедий»). Прошло менее получаса, как услышал от москвича поток междометий, подкреплённых крепкими выражениями из лексикона столичных улиц: начиная с 13–ой страницы, где было напечатано стихотворение, отрывок из которого помещён в эпиграфе, и до самого последнего листа отсутствовали все знаки препинания – «друг степей калмык» превратил пушкинские строки в своеобразную «маленькую трагедию» для московского книгочея...
* Основатель Байконура Сергей Павлович Королёв прелестниц не шибко жаловал, мягко говоря, и при нём во всех технических службах, включая КБ, они практически не работали, но на момент описываемых событий «грозы женского пола» уже не было в живых, и королёвское «вето» стало нарушаться, хотя женщин всё-таки (от греха подальше!) возили отдельно от мужиков двумя венгерскими автобусами «Икарус», – даже на обед.
Примечание к фотоиллюстрации:
Прощай, любезная калмычка!
Чуть-чуть, назло моих затей,
Меня похвальная привычка
Не увлекла среди степей
Вслед за кибиткою твоей.
А.С. Пушкин, "Калмычке"
https://proza.ru/2017/06/18/242