Московские потрясения 1991 года никак не отразились на моей деревенской жизни, только понял главное, надо делать запасы. Местному населению тоже было все по барабану.
Единственный кто пришел ко мне обсудить, как с москвичом происходящие события, был дояр Толик. Личность во всех отношениях уникальная, ему было 60 лет из которых 36 провел в тюрьме.
Это был не матерый уголовник, а тихий любознательный малый с внешностью гнома, весь в наколках, сегодня этим никого не удивишь, конечно по фене говорил свободно, но в целом неплохой человек.
Конечно, нормальным его нельзя было назвать, 36 лет проведенных в лагерях и тюрьмах не могли пройти бесследно. Сидел, с его слов, в основном за мелкие кражи и бродяжничество.
По его просьбе, дал ему почитать “Архипелаг ГУЛАГ” А.И. Солженицына. Через несколько дней он пришел обсудить и поделиться впечатлениями от прочитанного.
Обосновал и растолковал, мне фраеру, где Александр Исаевич фуфло гонит, причем очень толково и со знанием дела. Хотя, просидишь 36-ть лет, поневоле будешь в теме, разложил все по полочкам.
Первые свои срокА он мотал при Лаврентии Павловиче Берия так, что я слушал мнение первоисточника и кое-что записал из его рассказов. В этой статье не буду распространяться с критикой Архипелага, это отдельная тема.
Со свойственной всем бывшим сидельцам наглостью, Толик злоупотреблял моим хорошим отношением. По утрам, приносил мне трехлитровую банку сливок, за деньги естественно, как-то на рассвете приволок мне на тележке огромный кусок мяса.
Пол коровьей туши говорит возьми, я отказался. Только приехал из дома и все холодильники были забиты собачьим кормом под завязку. Мы с женой мясом особо не увлекались.Толик выпросил опохмелиться и покатил свою телегу огородами дальше.
Через какое-то время вернулся без мяса с парой поллитровок, спросил у меня разрешения полежать у меня в сарае рядом с теленком, я пустил. Иногда он у меня скрывался от своих собутыльников.
Через некоторое время по селу пошла движуха взволнованных селян, ходили искали моего дояра, при этом мерзко сквернословили.
Оказалось, ночью корова удавилась, такое бывает, они в стойле стоят привязанными цепями за шею, получил указание от руководства тушу закопать, но не растерялся, быстренько разделал падаль и пошел торговать удавлениной по деревне. Бизнесмен.
Это мясо есть нельзя, только сжечь или зарыть. Когда скотину забивают у нее в первую очередь сливают кровь, а у удавленины она свертывается в тканях и трупное разложение начинается сразу, в мясе огромные сгустки гниющей крови.
Предприимчивый Толик весь день прятался у меня в сарае, не скучал, выпил оба пузыря приобретенных на выручку с продажи дохлой коровы, проспался и заскучал, деньги были, душа горела, вылез из своего убежища и огородами пополз за добавкой, тут его поймали. Он громко каялся, говорил, что бес попутал, не очень помогло.
Народ в целом у нас добрый и отходчивый, если бы утром попался под горячую руку то точно потом пришлось везти его в больницу, а так только пару дней полежал в коровнике, молоком отпаивался и был подвергнут всеобщей обструкции, то есть осуждению.
За то время, что я играл в фермера, в деревне регулярно происходили дикие в своей нелепости смерти. Причем, одинокие старухи, вдовы времен войны, коих было много, некоторым под сто лет, тихо жили, работали на своих огородах, разводили скотину, с ними ничего не происходило.
Я покупал у них творог и сметану, жили, Богу молились и на моей памяти ни одна не отошла в иной мир. Совершали, стремительны переход в иной мир, только молодые. Все, как шизофреники кончали самоубийством, да таким изощренным, что про такое никогда не слышал, да и придумать это может только больной мозг маньяка.
Механизатор Валерик, пахал на тракторе. Выпил, продолжил пахать, поставил машину на первую передачу, трактор медленно ползет, со слов очевидцев вылез из кабины трактора, пробежал вперед и лег под гусеницы, трактор его переехал с ног до головы, очень медленно, начал с ног.
Такое нельзя выдумать и реализовать самому, здесь никак не обойтись без мистики. Через неделю его примеру последовал другой мужик, ничего про него не знаю, семейный, все точно так же.
В деревне после вторых похорон несколько дней стояла тишина, на улице никого было не видно. На ферму, доярки шли плотной группой.
Третий случай, через полторы недели, вообще ввел меня в ступор. Была доярка Лена, ростом метр восемьдесят, лет тридцати пяти, которая легко брала в каждую руку по молочному, сорока литровому бидону и клала себе на плечи, я один с трудом поднимал, очень не удобно и тяжело.
У нее был муж, мужичек жилистый, но мелкий. Жили, говорят дружно, вместе бухали. Время от времени уходили в длительный запой, у селян, почему-то любая выпивка переходила в запой.
Времена были Горбачевские, антиалкогольную компанию, даже в деревне никто не отменял, с выпивкой была напряженка. Спасались самогоном-первачом, отвратительного качества, времени на очистку не было, употребляли сразу, не отходя от аппарата. Чего время тянуть, крепче не станет, только градус потеряет.
Так вот, могучая доярка с супругом забухали на несколько дней, на пятый день Лена достала поллитра на опохмелку и несмотря на слезные мольбы мужа налить, употребила бутылку в одну харю и легла спать.
Супруг страшно расстроился, пошел в туалет и повесился. Когда она проспалась и пошла по нужде он уже окоченел. Голосила так, что у меня на другом конце села уши заложило, но поздно, суженного не вернешь. Так-то, не обижайте любимых.
Мне конечно стало нестерпимо интересно, что за эпидемия самоубийств напала на простое русское село. По началу все молчали. К расспросами стал приступать с пристрастием, с бутылкой водки. Расколол, все выложили, никакого секрета не было.
На окраине села стояла церковь, конца ХVIII века, большевика ее закрыли перед войной, разграбить не успели, все так и стояло нетронутым. В конце 41-го года ее снова открыли, плохо без Бога.
С тех пор так и шла служба. Место глухое, сюда на приход присылали священников в ссылку. Прихожан, почти нет, сельчане дикие в своем атеизме к священникам относились крайне грубо.
За пол года до моего приезда к ним приехал священник. Батюшка ходил по дворам, беседовал, приглашал на службу, добрый пастырь, радеющей о своих чадах.
Как-то ночью к нему в дом пришли местные раздолбаи и стали требовать денег и водки, потом избили. Священник, не стал писать заявление, собрал вещи и уехал. Кто эти безумцы, поднявшие руку на священника, вы наверно уже догадались.
На сем пока закончу.