Когда я забеременела второй раз, сыну было 5 лет.
Я очень боялась, что он не примет брата или сестру. Например, когда он слышал, как плачут маленькие, он рычал от злости и затыкал уши. А однажды мы ходили к неврологу, и на её вопрос, есть ли у него братик или сестричка, он зло ответил, мол не надо нам никого.
Сообщить я ему решила после первого скрининга, и начала издалека.
Показала три картинки с 12-недельного УЗИ - на одной был он сам, на второй его двоюродный брат Тема, а на третьей дочка - и попросила угадать его, что это.
Сын с любопытством поглядел на черно-белые картинки в телефоне, полистал их, и сказал, что не знает что это. Наверное это какашки. Какашки, точно.
— Нет, совсем не какашки, - ответила я, силясь не заржать. — Смотри, вот это ты, когда ты был в животике. Вот твоя голова, вот нос. Это на тебя смотрели через живот специальным аппаратом, называется он УЗИ. Принцип тот же, что и у железнодорожного дефектоскопа. — Сын у меня фанат железной дороги, и я подумала, что упоминание дефектоскопа будет в кассу.
Я перелистнула на следующее фото — Вот это Тема, когда был в животике у тёти Марины. — Я внимательно посмотрела в его скучающее лицо, и листнула ещё раз, выдохнула и сказала: — А вот это ещё один ребёночек, который сейчас завёлся в моем животике. Ещё не понятно, кто это - сестричка или братик.
Сын отреагировал очень бурно, кричал, что я его обманываю, потом заплакал, а потом мы обнявшись смотрели его детские фотки.
На следующий скрининг мы ездили вместе с ним (он, разумеется, ждал в коридоре), и я ему снова показала фотки с телефона.
— Какой-то стеклянный человечек, — сказал он. — Косточки видно. Я кивнула, и сообщила, что это девочка.
Потом мы сидели в кафе, он молча жевал булку. Я спросила его, как мы её назовём. Он буркнул "Дура назовём."
Я рассердилась, и сказала, что это не имя.
А вечером, когда я тот же вопрос задала мужу, сын вдруг сказал "Давайте назовем её Вика".
И всем понравилось.