Эти события оказались в тени Курской битвы, потому что многие рассматривают как центральное событие лета 1943 года Курскую дугу. Это абсолютно справедливо, но это не означает, что на всех остальных участках были тишина и покой. В предыдущих статьях мы частично затрагивали боевые действия на Таманском полуострове, где тоже, летом 1943 года, были наступательные операции, но, естественно, гораздо меньших масштабов.
А здесь мы выложили нашу статью про Изюм-Барвенковскую операцию, которая проводилась с 17 по 27 июля 1943 года, если брать канонические даты. Эту операцию проводил Юго-Западный фронт под командованием генерала армии Родиона Малиновского.
Эта операция, прямо скажем, «выпала» из рассмотрения исторической общественности. Она очень мало освещается. Причём зачастую даже неверно называется состав командующих. То есть, например, Д. Д. Лелюшенко, который командовал 3-й гвардейской армией в этой операции, он иной раз не фигурирует в качестве человека, который к ней причастен.
Не так давно вышла книга историка из Сибири, который написал книгу о Изюм-Барвенковской операции. Разумеется, мы здесь не будем пересказывать эту книгу, хотя мы её прочитали с большим интересом, но мы будем опираться в основном на оперативные документы, которые в том числе частично доступны на сайте «Память народа».
Эта операция весьма любопытна для оценки тех людей, которые многим хорошо известны—это В. И. Чуйков, на тот момент он командовал 8-й гвардейской армией Юго-Западного фронта. Также там фигурирует В. И. Кузнецов, будущий покоритель рейхстага, в апреле-мае 1945 года он командовал 3-й ударной армией, а в июле 1943 года он командовал 1-й гвардейской армией, которая тоже участвовала в Изюм-Барвенковской операции.
Все топонимы совпадают с тем, что мы видели на экранах смартфонов, на «голубых экранах» и, что называется, в вечерних передачах В. Соловьёва. То есть эти топонимы просто «режут ухо» постоянно. Но тогда, в тот момент, ситуация в районе Славянска и Артёмовска была конечно же несколько другая. И что надо сказать прежде всего?
Юго-Западный фронт готовился к обороне. Первоначально это было его первой задачей и к лету 1943 года он строился в оборонительный порядок, поскольку за спиной был Харьков-43, с отступлением, с немалым числом потерь, с потерей Харькова, с отброшенными тогда на восток соединениями Группы Попова. В общем на этот счёт у нас на канале есть несколько статей.
И летом 1943 года, несмотря на то, что поступала информация о наступлении немцев на Курской дуге, мы думаем, что никто, начиная от Иосифа Виссарионовича Сталина и заканчивая командующими фронтами—Р. Я. Малиновским, К. К. Рокоссовским, Н. Ф. Ватутиным Ф. И. Толбухиным, никто не мог «дать зуб», что удар последует на Курской дуге.
Если мы посмотрим разведсводки Юго-Западного фронта за июнь 1943 года, то «волосы встают дыбом», потому что командование Юго-Западным фронтом видело толпу танковых дивизий, которые «смотрели» в сторону Юго-Западного фронта.
И меры, которые принимались командованием, они, естественно, не предполагали ударной конфигурации войск фронта. Они предполагали построение эшелонированной обороны. Та же 8-я гвардейская армия В. И. Чуйкова была выведена назад, во второй эшелон. Два имевшихся танковых корпуса и один механизированный корпус, они тоже, прежде всего, готовились к нанесению контрударов.
И всё поменялось 5 июля 1943 года, когда удар последовал всё-таки на Курской дуге. Всё, что было до этого, вся подготовка, она, естественно, была полезна, потому что никто не мог сказать заранее, где ударят немцы. Вообще говоря, немцы могли в последний момент поменять план.
Вот что ещё интересно, мы обратили внимание, такая здоровая паранойя у разведотдела штаба Юго-Западного фронта: все перебежчики и взятые пленные в один голос говорили—нам приказали строить оборону. Какой вывод делают разведчики? Врут. «Это стремление скрыть свои намерения и тем самым ввести нас в заблуждение».
Действительно, Донбасс—это очень важный регион, но наступает 5 июля 1943 года, мощнейший удар противника по южному фасу Курской дуги и под удар попадает Воронежский фронт Н. Ф. Ватутина. В этот момент Родион Малиновский и все остальные спокойно выдыхнули, и сразу же стали готовиться к наступательным действиям.
Общая численность Юго-Западного фронта для справки—443 тысячи человек. В общем немало. То есть, это вполне весомо. К тому же долгая оперативная пауза способствовала укомплектованию войск—поступлению пополнений и вооружения. Например, средняя численность стрелковых дивизий 1-й гвардейской армии составляла от 6,5 до почти 8 тысяч человек, среднее значение—7 200. Учитывая, что штат негвардейской дивизии 9 500, а гвардейской 10 670—это очень хорошие показатели.
Другой вопрос, что были большие пробелы из-за весенних неудач. То есть была такая 62-я гвардейская стрелковая дивизия, которая попадала под раздачу под Харьковом. И в артполку этой дивизии 122-мм гаубиц имелась одна. ПРОСТО ОДНА! Вместо 12. То есть, это конечно, мягко говоря, «не торт». И в целом укомплектованность теми же гаубицами 122-мм тех дивизий. Которые прошли Харьков, была 65% от штата.
Гораздо лучше обстояло дело с танками. Имелся 23-й советский танковый корпус, в котором было больше двухсот танков—141 Т-34, 76 Т-70 и 21 английский танк «Черчилль». Причём в корпус, которым командовал Ефим Пушкин, который ещё в 1941 году в Львовском выступе командовал 32-й танковой дивизией, то есть опытный наш танковый командир, приезжала английская делегация, которая смотрела, как Красная Армия осваивает танки «Черчилль». Причём к танкам «Черчилль» имелись только бронебойные снаряды. Это негативно скажется на ходе боевых действий.
Соответственно, 8-й гвардейской армии давался 1-й гвардейский мехкорпус, тоже больше двухсот танков, командир И. Н. Руссиянов, отличившийся ещё под Минском в 1941 году—171 Т-34, 57 Т-70 и 12 новейших САУ СУ-152. В целом, вместе с танками непосредственной поддержки пехоты, для операции выделено: 1-й гвардейской армии—319 танков, 8-й гвардейской армии—336 танков и 33 самоходки. В общем вполне достойно.
При этом, конечно же, из Юго-Западного фронта начали «высасывать» резервы на отражение немецкого наступления в операции «Цитадель». То есть сразу же выдернули 2-й танковый корпус, поэтому мы его и не упоминаем и начали выдёргивать артиллерийские соединения. В конце концов Р. Я. Малиновский взмолился, когда у него начали, что называется, «выдирать с мясом» противотанковые бригады, он сказал—пожалуйста, оставьте хоть что-то, потому что, конечно, плотность артиллерии снижалась. Но тем не менее ещё оставалось достаточно сил, чтобы провести наступательную операцию, потому что до этого их накапливали для обороны, но сил на фронте было вполне достаточно для проведения наступательной операции.
Противником советского Юго-Западного фронта была 1-я немецкая танковая армия под командованием генерал-полковника фон Макензена, сына того самого Макензена, который был военачальником, проводившим крупную наступательную операцию в 1915 году и такой культовой фигурой в Третьем Рейхе. Макензен-младший, конечно, так не дотягивал до своего папеньки, но тоже, в общем, был не последним человеком в германской военной иерархии.
Штаб 1-й немецкой танковой армии располагался в Горловке. И хотя она формально состояла из танковых корпусов, подвижными соединениями располагали только 40-й и 24-й немецкие танковые корпуса, причём не лучшими. Была не лучшая 17-я немецкая танковая дивизия и дивизия СС «Викинг», которая не проходила переформирование по тому шаблону, по которому прошли штурмовавшие южный фас Курской дуги. То есть дивизия СС «Викинг» был послабее остальных эсэсовских дивизий.
Танков «Пантера» у 1-й немецкой танковой армии пока не было. Единственное, что отличало 17-ю немецкую танковую дивизию и дивизию СС «Викинг»—это то, что у них были самоходки «Веспе» и «Хуммель». Это была возможность выдерживать контрбатарейные удары. То есть они могли накидать снарядов, сменить позицию, даже в процессе накидывания получить несколько залпов противника и пережить эти залпы. Поэтому это была очень существенная прибавка, которая поступила именно перед летом 1943 года. Кроме того, в истребительно-противотанковом дивизионе были «Мардеры», которые, опять же, выдерживала близкие разрывы гаубичных снарядов. И это всё, конечно, усиливало возможности, поскольку, например, 17-я немецкая танковая дивизия располагала всего лишь 76 танками и 10 тысячами человек личного состава, не самый высокий показатель.
В свою очередь, дивизия СС «Викинг»—это 18 тысяч человек, «Мардеры», опять же, «Веспе» и «Хуммели». Никаких танков «Тигр» у дивизии СС «Викинг» не было. Поэтому все рассказы про то, что когда наступали и на реке Северский Донец сталкивались с танками «Тигр»—это всё исключительно ошибочные рассказы. Единственное, как это можно рационально оправдать—это, во-первых, были танки Pz.IV, которые были внешне похожи на танки «Тигр». А во-вторых—в отличие от других точек советско-германского фронта, в 1-й немецкой танковой армии были 88-мм орудия Pak.43, которые по эффекту своего попадания 88-мм снарядом были равны танку «Тигр». Поэтому танков «Тигр» не было, но были соответствующие противотанковые орудия.
Каков был, вообще говоря, план операции?
Поскольку фронт отошёл на реку Северский Донец, нужно было наступать с форсированием реки, единственным исключением была излучина в районе города Изюм. Та был маленький плацдарм. Соответственно, предполагалось с этого плацдарма прорвать немецкую оборону, ввести 23-й советский танковый корпус Е. Г. Пушкина и ударом по сходящимся направлениям Юго-Западного и Южного фронтов, то есть Южный фронт прорывает оборону противника на реке Миус, Юго-Западный фронт прорывает оборону противника на реке Северский Донец и, так сказать, два удара, немцы окружены, разгромлены и бегут, либо по крайней мере просто бегут, и Донбасс освобождён—Советский Союз получает все природные ресурсы и промышленность Донбасса обратно. То есть идея на самом деле вполне жизнеспособная.
В свою очередь главный удар наносился 1-й гвардейской армией В. И. Кузнецова и 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова, армию В. И. Чуйкова выдвинули вперёд в последний момент. Вспомогательный удар должна была нанести 3-я гвардейская армия Д. Д. Лелюшенко, которая должна была при хорошем развитии событий дойти до Артёмовска, а если не дойти до Артёмовска, то по крайней мере сковать противника и не дать ему перебросить резервы внутри 1-й немецкой танковой армии.
Надо сказать, что немцы «видели» вот эти все приготовления. И когда готовилась операция, здесь можно процитировать журнал боевых действий 1-й немецкой танковой армии от 15 июля 1943 года, до начала операции два дня: «Днём перемещения в районе Изюма были не такими активными как вчера. Из этого можно сделать предположить, что приготовления к наступлению противника завершились. Оно вскоре начнётся». Ну и одновременно немцы несколько заносчиво считали, что они обойдутся своими силами. То есть Макензен считал, что он отобьётся от любого наступления.
Интрига была в задействовании в операции «Цитадель» 24-го немецкого танкового корпуса. Э. Манштейн выклянчивал и выклянчивал у Гитлера 24-й немецкий танковый корпус. Причём этот корпус должны были бросить не на Прохоровское поле, как можно было предположить, а передать его в Армейскую Группу «Кемпф», где, как считалось, советская оборона дрогнула, и корпус можно отдать Кемпфу. На тот момент 23-я немецкая танковая дивизия, дивизия СС «Викинг» и потенциально, опять же, 17-я немецкая танковая дивизия, и этот удар должен был, что называется, обрушить советскую оборону.
Но! Перемещения уже начались. 24-й немецкий танковый корпус собрался и поехал, то есть части корпуса получили уже новые районы расположения, оставался, как говорится, последний «щелчок пальцем», и они пошли бы в бой. Но в последний момент , что называется, фюрер испугался, он испугался того, что вот эти приготовления на Донбассе, это не имитация, а реальная наступательная операция. Он сказал—нет, 24-й танковый корпус не дам. И его возвращают.
Если бы 24-го немецкого танкового корпуса не было, то, конечно, Юго-Западный фронт оказался бы в очень выгодном положении: у него есть два подвижных соединения—23-й советский танковый корпус и 1-й советский гвардейский механизированный корпус, фактически танковая армия двухкорпусного состава, есть танки непосредственной поддержки пехоты, можно попытаться действительно обвалить оборону немцев, и уйти в глубину. Но Гитлер потребовал вернуть танковый корпус. Он, что называется, своим внутренним чутьём понял, что не надо так рискованно играть и что-то может пойти не так. 24-й немецкий танковый корпус едет обратно.
При этом ещё был один такой момент, который негативно сказался на подготовке—это то, что 17-я воздушная армия Юго-Западного фронта тоже участвовала в боях в рамках отражения операции «Цитадель». По данным журнала боевых действий советской 17-й воздушной армии число боеготовых самолётов упало с 757 до 516. Это, конечно, не могло не сказаться на эффективности поддержки, потому что потерять 176 самолётов и много ещё было загнано в ремонт—это плохо.
Конечно, позиции на Северском Донце были не слишком удобными для того, чтобы проводить наступление. По природным особенностям западный берег, ну и вообще правый берег рек был более высоким. В итоге занимавшийся немцами берег был обрывистый, господствующий и просматривался только на некоторых участках. Это всё нужно было преодолевать.
Причём новинкой немцев были «крабы». Именно здесь, в 1-й немецкой танковой армии, немцы понаставили на свои линии обороны «крабы», то есть это готовые огневые точки на пулемёт из довольно толстой брони, причём ещё с задвигающейся амбразурой. Их просто подвозили к переднему краю на колёсиках, опрокидывали в ямку, колёсики снимали и получалась огневая точка. У нас их называли «краб». Как показала практика, даже в упор «краб» не поражается осколочно-фугасным выстрелом 76-мм танковой пушки. Поэтому вроде бы стреляем по пулемётам осколочно-фугасным, а он не затыкается. Почему? Потому что пулемётчик сидит внутри «краба».
Поэтому, конечно, задача у наступающих войск была, прямо скажем, непростая. При общей амбициозности замыслов надо сказать, что В. И. Чуйков, хотя и не обладал ещё опытом именно наступательных операций, он создал специальную Группу, которая была названа, как Группа Вайнруба. Это командующий БТМВ, то есть бронетанковыми и механизированными войсками 8-й гвардейской армии, подполковник М. Г. Вайнруб. В состав Группы Вайнруба вошли два такновых полка, один на ленд-лизовских танках, другой на КВ, и самоходный полк 122-мм СУ-122. То есть, в общем была создана специальная Группа, которая должна была тоже броситься в глубину и овладеть Славянском и Краматорской(именно так написано в документах—именно Краматорской—Авт.), как это, опять же, идёт в оперативных документах фронта. Ну, опять же, все топонимы до боли знакомые.
Идут последние приготовления. В полосе, в которой наступали 8-я гвардейская армия и соответственно 1-я гвардейская армия, оборонялся 40-й немецкий танковый корпус под командованием генерала Зигфрида Хенрици( не путать с Готхардом Хейнрици—Авт.). И непосредственно на самом опасном участке для немцев, где был Изюмский плацдарм, вот эта Изюмская излучина и там наш плацдарм, и выход из него запирала 46-я немецкая пехотная дивизия, которая до этого воевала в Крыму. Опять же, имелись достаточно многочисленные немецкие пехотные дивизии, которые тоже получили пополнение и были готовы к тому, что на них обрушатся удары.
Но, как мы знаем, сзади немецкая оборона была подпёрта 24-м немецким танковым корпусом, который возвращался. Но тем не менее советское командование считало, что надо наступать. И, вообще говоря, советские планы предполагали, что к концу первого дня операции будет взят город Барвенково. Вот почему Изюм-Барвенковская операция?
То, что с плацдарма у Изюма можно практически сразу «прыгнуть» к Барвенково. Чем был удобен вот этот Изюмский плацдарм?
Он был удобен тем, что можно было переправлять танки, не наводя мосты, которые смогут выдержать Т-34 и КВ. Уже в ночь на 16 июля 1943 года, то есть за сутки до начала операции, начали переправлять одну бригаду из 23-го советского танкового корпуса Е. Г. Пушкина на плацдарм. Причём это всё просматривалось. Немцы владели господствующими высотами и всё это видели. То есть вот эта идея наступать с плацдарма, она имела свою оборотную сторону—это то, что немцы всё прекрасно видели. Конечно же немцы не сидели сложа руки и что происходит вечеров 16 июля 1943 года перед операцией?
В 17 часов 16 июля 1943 года, что называется, на исходе дня, немцы наносят мощный авиационный удар по Изюмскому плацдарму—126 вылетов, сбросили бомбы на Изюм, сбросили бомбы на Пески. В общем Изюм, Гнидовка, Пески, Гончаровка—было сброшено 700 бомб. Потери составили 200 человек убитыми и ранеными. То есть на самом деле был подорван ещё и склад с боеприпасами. Одним словом, неприятный такой упреждающий «щелчок», а артиллерия, напротив, молчала, скрывая свои позиции. Это такая контравиационная подготовка.
Надо сказать, что этот, как говорится, «сигнал», командующий 1-й гвардейской армией В. И. Кузнецов понял правильно, и он вечерком написал, что давайте-ка будем готовиться к тому, что придётся вводить 23-й танковый корпус на другом участке, в районе Червоного Шахтёра, в случае неуспеха 6-го гвардейского стрелкового корпуса, который должен был прорываться с этого Изюмского плацдарма.
Наступает 5.20 утра 17 июля 1943 года. Причём к тому моменту на новое место уже отправили понтонёров, чтобы готовили мост. 5.20 утра. Гремит артиллерийская подготовка полтора часа. Причём в полосе 4-го корпуса, который должен был форсировать реку, вполне успешно подавили артиллерию противника, сопротивление было довольно слабое, то есть не артиллерией, а пулемётами и миномётами, всё же гораздо скромнее. Там сидела 257-я немецкая пехотная дивизия.
Три советские стрелковые дивизии форсируют, но одна из них форсирует неудачно, то есть идёт такой «трезубец» и средняя дивизия «обламывается». Она упирается в более плотную оборону противника в населённом пункте Заводской. В итоге вместо «трезубца» здесь «вилка»—в середине немецкий узел сопротивления, который бьёт и по этим и по этим.
Хуже того, с этого населённого пункта Заводской немцы стреляют по Червоному Шахтёру, там неподалёку была небольшая излучинка, где предполагалось ввести, как план «Б», 23-й советский танковый корпус. По тем, кто пытается навести переправу, с этого Заводского начинают лупить и наносят потери?
Что происходит в Изюмской излучине, где 6-й гвардейский стрелковый корпус двумя, причём хорошо накачанными личным составом стрелковыми дивизиями, пытается наступать?
6-й гвардейский стрелковый корпус располагал 44 танками КВ, 32 Т-34 и 10 Т-70. То есть на самом деле почти сотня боевых машин, из них 44 тяжёлых КВ. Но проходы в минных полях пробиты не были. Сапёры, посаженные на танки, при попытках делать проходы—тоже подрыв на противопехотных минах, часть уничтожена огнём противника. В итоге из 22 танков танкового полка КВ вышли из строя 12, 10 из них на минах. В другом танковом полку вышли из строя 23 танка разных типов, в том числе 19 на минах. Те, которые ушли вперёд, они просто пропали без вести. То есть в итоге попытка вырваться из Изюмской излучины заканчивается ничем.
Что происходит в полосе 8-й гвардейской армии?
Там тоже два стрелковых корпуса, один гвардейский, другой негвардейский. Это всё происходит впритык к Изюмской излучине. Соответственно, опорный пункт противника Каменка, который запирал выход с излучины и с которого, собственно, всё просматривалось, и наводили артиллерию, он работал и по полосе 8-й гвардейской армии.
Здесь тоже полтора часа артподготовки. За полчаса до конца артподготовки идёт переправа первых эшелонов. Но тем не менее, пока гремит артподготовка, немцы их своих блиндажей бегут по ходам сообщений, занимают позиции на берегу и начинают лупить из пулемётов.
В итоге в полосе 74-й гвардейской стрелковой дивизии из 99 десантных лодок ЧЕРЕЗ ЧАС после начала форсирования на плаву осталось только 7. Бойцы и командиры форсируют вброд, неся большие потери.
Кроме того, дивизия из-за такого, так сказать, плохого дебюта, вынуждена была оставить на фланге высоту, которая мешает не только им, но и соседу—82-й гвардейской стрелковой дивизии. 82-я гвардейская стрелковая дивизия вообще терпит неудачу. Единственно, кто более-менее хорошо—это 27-я гвардейская стрелковая дивизия, которая форсирует под прикрытием дымовой завесы, закрепляется на южном берегу и частично обеспечивает переправу главных сил.
Ещё один корпус 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова форсировал в излучине реки. Но противник-то был не дурак и он понимал, что излучину будет тяжело удержать, потому что она простреливается с трёх сторон. То есть они её держали, но держали с отсечной позиции в основании излучины.
В итоге удачно форсирует негвардейский стрелковый корпус, лучше всех. То есть гвардия облажалась, а обычный стрелковый корпус удачно форсирует. Опорный пункт немцев, деревня Пришиб на берегу реки, её разносят. По нашим донесениям уничтожено 300 солдат и офицеров, взято в плен 31. Вполне верим. Да, вполне возможно.
Здесь советские части пытаются выйти на оперативный простор. Два батальона советской 50-й дивизии выходят вперёд к деревне Хрестище. Немцы их сразу окружают и они вынуждены пробиваться назад с боем, теряют там комбатов, командиров рот, в общем достаточно тяжёлые потери убитыми. То есть сразу за один день дивизия теряет 373 человека убитыми и 1 442 ранеными.
Но тем не менее советские части пытаются реализовать план операции, строят переправу. И тут В. И. Чуйков, вот он в первый раз руководит наступательной операцией, начинает всё переигрывать на ходу, видя, что что-то там идёт не так.
Группу Вайнруба он перебрасывает в полосу своего негвардейского корпуса, который вроде бы успешно справился с форсированием, но в излучине, которая сама по себе является тупиком. Ещё в первой половине дня он говорит—так, Группа Вайнруба с тяжёлыми танками переправляйтесь туда, где удалось нормально форсировать. Она сосредотачивается у переправы, начинает передвигаться, и одновременно начинает выдвигаться 1-й гвардейский механизированный корпус.
Почти тоже самое делает В. И. Кузнецов. 6-й гвардейский стрелковый корпус на выходе из Изюмской излучины просто «утыкается головой» и никуда не двигается. Советские части начинают строить новую переправу для того, чтобы форсировать там, где хоть что-то получилось. Опорный пункт не уничтожен, с него ведут огонь. Строительство переправы идёт под обстрелом, потеряно 19 понтонов из 36 имевшихся. В итоге нормально строят только к трём часам ночи, переправляют только одну бригаду, которая почти сразу вступает в бой—до противника здесь 800 метров.
И что делают немцы?
В 5.15 18 июля 1943 года на переправу обрушивается мощный удар авиации противника. И дальше каждые полчаса идут налёты немецкой авиации на эту переправу, и самолёты Ю-87 разносят этот наплавной мост. То есть скорректированный план сосредоточения проваливается.
В. И. Кузнецов понимает, что пошло не так и надо что-то делать. Опять же, он не упорствует, потому что понимает, что переправа не проходит. Пожалуй единственным плюсом было то, что попытки первых немецких контрударов тоже отражаются, в бой успевают пойти и дивизия СС «Викинг», и 17-я немецкая танковая дивизия. Опять же, справедливости ради: «Контратака 24-го танкового корпуса встретила ожесточённое русское сопротивление и не добилась ожидавшегося от неё успеха». То есть скинуть обратно в реку не получается.
С советской стороны усиливают удачно переправившийся советский корпус ещё одной дивизией. Одновременно начинают перекидывать танковый корпус Е. Г. Пушкина на другую переправу, которая находится в лесочке и немцам это пока незаметно. Пододвигают, пододвигают туда корпус, причём он вытягивается сплошной 7-километровой пробкой, а немецкой авиации нет. Они благополучно переправляются и к третьему дню операции 23-й советский танковый корпус полностью переправлен через Северский Донец, и готов наступать.
Но условия-то совсем не те, которые ожидались—нет прорыва. То есть советская военная теория предполагала, что будет прорыв, в который можно ввести корпус. Это ещё довоенная теория, это совещание комсостава декабря 1940 года. Структура советских войск была так и сформирована, то есть танковые и механизированные корпуса не имели средств прорыва, тяжёлой артиллерии у них не было.
Но! Пытаются отправить допрорывать. Наступающая пехота прижата к земле и танки попадают в «огневой мешок». Вот это прям в отчётных документах написано—«огневой мешок». За день корпус теряет 42 Т-34 и 43 Т-70, а всего 85 танков. Причём на пути продвижения закрепились уже немецкие резервы, то есть это 24-й немецкий танковый корпус, который фюрер, можно сказать, «вырвал» из «пасти» Э. Манштейна и отправил оборонять Донбасс, плюс батальон штурмовых орудий. В боях было задействовано 14 самоходок и на самом деле идёт шквал огня, в который упираются танки Е. Г. Пушкина.
А что тем временем происходит у В. И. Чуйкова?
В. И. Чуйков делает ровно тоже самое. Причём приказ его звучит так—ввести корпус в прорыв и развить успех наступления 29-го гвардейского стрелкового корпуса. Никакого успеха на самом деле нет. Не так драматично было дело с переправами, то есть навели переправы, по ним перебрасывают, в ночь на 18 июля 1943 года переправляют главные силы, и они даже ночью успели поучаствовать в бою. Правда понесли потери, потому что ночью воевать—это так себе, тем более были всякие «естественные противотанковые препятствия». Если что, «естественные противотанковые препятствия»—это тоже цитата из отчёта корпуса. Видимо имеются в виду какие-то овраги.
На второй день операции 1-й гвардейский мехкорпус, на самом деле ценнейшее подвижное соединение, недавно сформированное, бросается в бой, несёт весьма существенные потери и ничего не добивается. Причём мехкорпусу был придан гвардейский танковый полк—24 танка КВ. Но как мы знаем, на лето 1943 года—это, прямо скажем, не таран.
На следующий день следует приказ—наступать, начало атаки в 8 утра. Командир корпуса И. Н. Руссиянов говорит—дайте время для подготовки атаки. В ответ—выполнять приказ! На это генерал-лейтенант И. Н. Руссиянов, находясь в одинаковом звании с ВИ. И. Чуйковым, на этот приказ «кладёт болт», и сам, по своей инициативе, сдвигает начало наступления корпуса с 8.00 до 14.00. Пытаются готовиться и как-то разведывать, но всё равно ситуация плохая, патовая.
Наступающие танки встречают минные поля, противотанковый ров, огонь тяжёлых противотанковых пушек 88-мм с фланга. Причём это документально подтверждено, что на стороне немцев были орудия Pak.41/43 и они претендовали на 10 танков. Потери корпуса, на самом деле по сравнению с Прохоровкой может быть это не очень круто смотрится, но 736 человек убитыми и ранеными, 28 Т-34 и 7 Т-70.
Справедливости ради надо сказать, что немцам это тоже обходится недёшево. Там один из батальонов гренадёрского полка, который оборонялся, в нём оставалось 40 человек боевого состава. Но тем не менее, с советской стороны пытаются протолкать два самостоятельных механизированных соединения, которые несут потери и ничего не добиваются.
При этом в тот же день, 19 июля 1943 года, когда И. Н. Руссиянову говорят—выполняй приказ, давай, давай, давай, происходит весьма интересное событие. Советская гвардейская стрелковая дивизия, которая потерпела неудачу в первый день операции, она переправилась у соседа и начала постепенно «сгрызать» немецкие пункты в своей бывшей полосе, то есть просто идти вдоль реки и «сгрызать». Она захватывает небольшую деревеньку Колесово, небольшую высоту и это вызывает у немцев жуткое беспокойство. Почему?
Потому что идёт охват деревни Каменки. Деревня Каменка «запирала» выход из уже захваченного советскими войсками плацдарма, и с Изюмского плацдарма. Немцы сразу начинают бегать и нервничать. В журнале боевых действий 1-й немецкой танковой армии прямым текстом написано: «Потеря Каменки обрушит весь северный фронт 46 пд».
То есть, если опять же говорить о том, что можно было делать—это или Группу Вайнруба, или 1-й гвардейский механизированный корпус, направить в тыл Изюмскому плацдарму и он бы посыпался, и реально можно было вырваться на оперативный простор.
Немцы спешно собирают всё, что есть. Они собирают боевую группу 17-й немецкой танковой дивизии, она вечером переходит в наступление и, несмотря на противодействие советской артиллерии, сумела парировать позицию, облегчить ситуацию, Каменку отбить, понести там какие-то потери, но терпимые.
Что же происходит с Группой Вайнруба, которую В. И. Чуйков вот так вот взял и перекинул в сторону другого корпуса? А ничего. Излучина, из которой пытаются вырваться и упираются в отсечную позицию. Минные поля, огонь противотанковой артиллерии, ничего не получается, и что начинает делать В. И. Чуйков?
У него есть ещё резервный корпус, 28-й гвардейский, и он его пытается втиснуть в промежутки между двумя уже введёнными корпусами. Уже 19 июля 1943 года он вводит в бой гвардейскую стрелковую дивизию, она не преодолевает сопротивление противника, теряет 500 человек убитыми и ранеными, но это только, что называется, начало.
Но одновременно на немецкой стороне складывается ощущение, что они как-то не справляются. Макензен запрашивает поддержку Люфтваффе. Самолёты Люфтваффе начинают долбить переправу, по которой переправлялся танковый корпус Е. Г. Пушкина. В 1-й гвардейской армии В. И Кузнецова. В итоге намеченное на 20 июля 1943 года возобновление наступления не состоялось, то есть просто было отменено.
С Изюмского плацдарма советские войска пытаются прорываться, но из этого ничего не выходит. Для двух гвардейских стрелковых дивизий оборона противника оказывается абсолютно непреодолимой, танки выбиваются на минах и противотанковым огнём. Но тем не менее на утро 20 июля 1943 года потери 46-й немецкой пехотной дивизии, которая «запирала» плацдарм—2 135 человек. Не сказать, чтобы мало.
С советской стороны пытаются раскачать ситуацию вводом резервов, выйти во фланг оборонительным позициям противника, продвинуться вперёд, в 23-м советском танковом корпусе ещё остаётся 135 танков. Их пытаются поддержать авиацией, в бой бросаются 10-15 ИЛ-2, но когда введены немецкие резервы, та же дивизия СС «Викинг», и штурмовые орудия, за день 23-й советский танковый корпус теряет 71 танк. Из 21 английского тяжёлого танка «Черчилль2 за день сожжено 10, то есть, опять же, длинноствольными орудиями 88-мм.
Английские танки «Черчилль» пытаются дуэлировать с помощью бронебойных снарядов—результат никакой. Опять же, в отчёте полка прямая цитата: «Отсутствие в танках Mk.IV осколочно-фугасных снарядов не давало возможности вести достаточно эффективный огонь на уничтожение артиллерии противника». Пожалуй единственным утешением было то, что советские части за день «размотали» добровольческий батальон «Нарва», который был набран из эстонцев, это части дивизии СС «Викинг».
Ну и так плацдармы объединяют в более-менее единое целое, но возможности были исчерпаны. 23-й советский танковый корпус выводится из боя. По приказу Р. Я. Малиновского артиллерию из армии В. И. Кузнецова передают в армию В. И. Чуйкова. Теперь здесь уже пытаются что-то сделать только уже 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова.
Весьма интересный вопрос—кто и сколько настрелял снарядов? Надо сказать, что летом 1943 года ситуация была не такая, как под Ржевом. Уже имел место определённый паритет. Какова статистика?
За 17-21 июля 1943 года, то есть, собственно, за период активной фазы операции 40-й немецкий танковый корпус 1-й немецкой танковой армии настрелял 17 тысяч выстрелов калибром 150-мм, 400 выстрелов 210-мм и ещё 559 выстрелов 220-мм французских трофейных.
8-я гвардейская армия в ответ выпустила 10 тысяч 152-мм, 1-я гвардейская армия—8 600 152-мм. 203-мм мы не расходовали в этот период вообще.
То есть превосходство в тяжёлой артиллерии, да, есть, но расход всё же примерно паритетный, то есть 17 тысяч со стороны немцев против 19 тысяч с советской стороны. Не худшее соотношение. Под Ржевом было хуже. Те потери, которые несут немцы, они тоже из-за того, что по ним более активно работает артиллерия.
Но тут над Юго-Западным фронтом «сгущаются тучи», поскольку именно в полосе Юго-Западного фронта немцы решают использовать 2-й танковый корпус СС. Первоначально здесь в его составе дивизии СС «Рейх» и «Лейбштандарт». Этот корпус собирались передать 1-й немецкой танковой армии, использовать для тарана и сокрушения советского плацдарма.
Но в конце концов видя, что советское наступление постепенно затухает, то есть интенсивность атак явно снижается, в последний момент это всё отменяется и с 27 июля 1943 года «Лейбштандарт» уезжает в Италию. Причём в истории 40-го моторизованного полка 17-й немецкой танковой дивизии есть упоминание, что эсэсовцы в бой таки пошли, но так, что называется, слегонца, там одним батальоном что-то попытались сделать, но не особо успешно. Возможно это и какие-то байки.
Противник зафиксировал, что снижается активность. Причём с советской стороны всё это ощущалось. Журнал боевых действий Юго-Западного фронта: «Пленный солдат из 303-й пехотной дивизии»,—это как раз в полосе армии В. И. Чуйкова,—«на допросе показал, что с подходом новых частей ожидается переход немцев в наступление».
Что интересно, Макензен специально спросил разрешение, чтобы в приказе объявить войскам, что идёт подмога, что «русских они сейчас порвут». Приказ идёт, его объявляют в ротах и батареях, но первый же захваченный немецкий пленный сразу же сдаёт командованию Юго-Западного фронта, что скоро будет ужас.
Одновременно советская радиоразведка тоже не сидит сложа руки и видит перемещение штаба корпуса СС из Томаровки в Харьков. Мы думаем, что в этот момент Р. Я. Малиновский понимал, что может случиться страшное и, конечно, советские войска начинают переходить к жёсткой обороне.
Действительно, операция советских войск сворачивается, переходят к обороне и последнее, что здесь можно написать про Изюм-Барвенковскую операцию—это попытки 3-й гвардейской армии Д. Д. Лелюшенко нанести вспомогательный удар. Это вспомогательное Лисичанско-Артёмовское направление. Опять же, все топонимы из телевизора.
Ещё в мае 1943 года был захвачен небольшой Привольнянский плацдарм в Лисичанской излучине, но использовать его было бесполезно, он был маленький, там сидел один полк. План предполагал с двух сторон, ударами двух стрелковых корпусов, эту излучину окружить, всех там уничтожить и идти на Артёмовск.
Однако на вспомогательный удар осталось мало боеприпасов и артиллерии, а противник был достаточно сильным. То есть там сидел 30-й немецкий армейский корпус, хорошо пополненный, там была достаточно свежая 38-я немецкая пехотная дивизия, которая приехала на советско-германский фронт весной 1943 года, также 62-я немецкая пехотная дивизия, и самое главное—батальон штурмовых орудий, 30 самоходок. Одним словом, как мы сейчас понимаем, перспективы довольно туманные.
Наступает утро 17 июля 1943 года. На соседних участках рвутся вперёд войска В. И. Кузнецова и В. И. Чуйкова. Практически синхронно с ними по времени пытаются форсировать реку войска двух стрелковых корпусов армии Д. Д. Лелюшенко, но без особых успехов.
Причём единственный, кто добился успеха—это тот, кто начал форсировать ночью. Эта дивизия участвовала в операции по захвату этого плацдарма в Лисичанской излучине, она знала, что ночью это производится легче. Поэтому они ночью форсируют и это происходит у деревни под названием Белогоровка. С другой стороны наступление идёт в районе Белая Гора, Ташковка.
Однако из-за того, что на стороне противника штурмовые орудия Stug.III, немцы сразу же начинают контратаковать и пытаются скинуть советские войска с плацдармов. Причём как раз в районе Белой Горы и Ташковки обычную 279-ю советскую стрелковую дивизию вытесняют с захваченных плацдармов. Там проблема была ещё в том, что вместо форсирования реки на широком фронте, 6 километров, реально переправлялись где успешно и где получилось, на участке 1,6 километров. Соответственно, этот узенький участок 1,6 километров со всех сторон закидывают снарядами.
Ситуация развивается так, что идёт немецкий армейский резерв—пехотный полк и подразделение длинноствольных орудий 88-мм. Они на полдороге разворачиваются и уезжают отражать удар В. И. Чуйкова, то есть считают ситуацию стабильной. Что происходит с танками?
Здесь пытаются ввести танки вброд. Поскольку захваченный плацдарм маленький, брод простреливается огнём, несмотря на потери оборудуют брод. Выезжает первый Т-34, вжик и съезжает обратно. Танкисты сидят и ведут огонь по башню. Ещё один раз, вжик, и снова съезжают обратно.
В итоге, как деликатно написано в отчёте, «привело к застреванию и затоплению четырёх Т-34». Причём, как утверждается, там кто-то из начальников упорствовал—давайте, не получается с одним, давайте ещё один танк. В конце концов один танк Т-34 выезжает с брода, высовывает башню, сразу получает снаряд и съезжает назад, загородив брод.
Танки перекинуть не удаётся. Развития наступления не получается. Вот единственный «выхлоп» из этого «деяния» в Лисичанской излучине—это то, что сковали целый батальон штурмовых орудий.
В итоге один корпус вообще отводят с правого берега и в район Белогоровки ведутся оборонительные бои. Операция реально свёрнута. Во что это обошлось советскому Юго-Западному фронту?
Советскому Юго-Западному фронту это обошлось в 13 916 человек убитыми, 2 518 ранеными, а всего 64 390 человек. Опять же, это фронтовые данные, а в справочнике Кривошеева существенно меньше. Тем не менее мы будем озвучивать то, что есть—как это распределяется по советским армиям?
Советская 1-я гвардейская армия потеряла 18 943, 8-я гвардейская армия В. И. Чуйкова, поскольку она воевала дольше, теряет 26 тысяч, и 3-я гвардейская армия—9 600.
Соответственно, потери бронетехники составляют 459 танков и САУ, из них 279 безвозвратно, 158 пришлось на 23-й советский танковый корпус и 146 на 1-й гвардейский механизированный корпус. То есть на самом деле 23-й советский танковый корпус потерял чуть больше, но и он фактически раньше вступил в бой, пусть и на часы, но раньше.
Какие потери по немцам?
Есть потери по 40-му немецкому танковому корпусу—всего 13 700, 4 283 человека безвозвратных, 2 111 убитых, 2 172 пропавшими без вести. То есть на самом деле много пропавшими без вести. Видимо это опорные пункты на берегу реки, которые благополучно «сгрызли» наступающие советские войска. Если брать немецкие «десятидневки», которые подавались в медицинское управление «наверх», там примерно такие же цифры, где-то 14 тысяч человек, что явное фуфло, несмотря на ту лёгкость, с которой отбился 30-й немецкий армейский корпус, он явно потерял больше. Поэтому скорее всего можно оценить общие немецкие потери может быть не более 20 тысяч человек, соответственно 5 500 безвозвратны. Мы не можем не сказать, что соотношение потерь всё же гораздо лучше, чем где-нибудь под Ржевом, где было во много раз хуже.
Ну и если подводить итоги, то, конечно, советские части могли выступить лучше. И на самом деле можно было добиться лучшего, если ставить себе реальные цели, когда не за один день до Славянска и Барвенково, а ставить реальную цель—Каменка, деревня в основании Изюмского выступа, которая была опорным пунктом. Вот если её окружить и уничтожить, то можно дальше спокойно переправлять хоть два корпуса на Изюмский плацдарм и оттуда действительно рваться к Славянску и Барвенково, если уж так хочется. Это действительно реалистичный план.
Причём, что характерно, у немецкого командования были идеи отойти и наносить контрудар эсэсовцами. На это, естественно Венк, тогда он был начальником штаба 1-й немецкой танковой армии, он позвонил, как говорится, в группу армий «Юг» и сказал—вот эти ваши фантазии о том, чтобы отойти, а потом могучим ударом—это извините, какой-то бред, у нас тут плацдарм, который мы крепко держим, если мы его «сольём», будет только хуже. В итоге эти бредовые замыслы отойти, а потом ударить—это всё благополучно похоронили. И на самом деле мы себе живо представляем, как В. И. Чуйкову доносят, что немцы отходят, понятно, что потом бы приехали эсэсовцы, но тогда бы «посыпался» немецкий Миус-фронт.
Но в целом, конечно, реалистичная постановка задач и вот это вот давай, давай, давай, можно было придержать советские танковые соединения на период «прогрызания» немецкой обороны, уничтожения опорного пункта Каменка, дальше на оперативный простор, на оперативном просторе 23-й советский танковый корпус Е. Г. Пушкина и 1-й гвардейский механизированный корпус И. Н. Руссиянова явно навоевали бы гораздо больше. То есть вот эта «проба пера» со стороны В. И. Чуйкова и Р. Я. Малиновского, прямо скажем, не очень удачная, поэтому об этом всём предпочитали молчать.
Но на наш взгляд эта операция, по соотношению сил и возможностей, не была изначально провальной. Она потерпела неудачу именно в ввиду спешки, постановки не вполне реальных задач и отсутствия понимания того, что немецкая оборона держится на таких опорных пункта. Вот если «обваливать» эти опорные пункты, то можно воевать. Ну и, опять же, абсолютно напрасными были вот эти сковывающие удары. Проще было вот эти танки задействовать для сокрушения остававшихся опорных пунктов.
Армии Д. Д. Лелюшенко было выделено целых 44 «тридцатьчетвёрки». Эти 44 «тридцатьчетвёрки» могли благополучно расчищать путь мехкорпусам вперёд. То есть не были использованы, понесены достаточно серьёзные потери, пусть и не в разгромном соотношении.
Это такая операция «в тени» Курской битвы и успех Юго-Западного и Южного фронтов придёт уже в августе 1943 года. Но если хотя бы Юго-Западный фронт принял бы на себя эсэсовцев, это была бы большая помощь, может быть Таганрог бы раньше освободили.
Ну это уже, как говорится, гипотетически. Фактом остаётся то, что всё закончилось образованием плацдармов, пусть достаточно перспективных, использованных, но мягко говоря, ограниченный результат, при больших затратах сил, как артиллерийских, так и танковых.
Вот такая, к сожалению, грустная история, ну другой истории у нас пока нет.
P. S. Команда канала World War History будет благодарна за любую оказанную материальную помощь, пожертвовать на развитие канала можно на кошелёк Ю-Мани,(бывший Яндекс Деньги) 410018599238708 или по ссылку внизу.
