Это было, это есть и это будет, пока есть государства. А когда их не станет, а останется одно мировое правительство, то будет все равно, причем еще ого-го в каких масштабах! Эмигрировать-то будет некуда, разве что на Марс.
Мы, скажем честно, в данном факте не видим трагедии. Государство ОБЯЗАНО действовать в упреждение и лучшего способа профилактики, чем контроль коммуникаций, пока не было до сей поры.
"Пока", это потому, что теперь есть - не сказать, что лучше, скорее эффективней в части достижения показателей. Раньше человека можно было упечь за то, что хранил и распространял дома запрещенную литературу. И правильно, строго говоря. Хранить дома "крамолу" просто так, от нечего делать, дураков нет. Тут уже идейный уровень, проще говоря, формируется умысел на раскачивание устоев. Иначе зачем хранить? Зато теперь можно упечь за то, что читал. Или просто просматривал. Интернет помог. Не обязательно дома держать под половицей.
Ну, а с другой стороны... Как еще компенсировать угрозы в мире, где на бунт люди собираются через соцсети, где агентов вербуют в он-лайн играх, а по роликам разных клоунов потом устраивают реальные кровавые безобразия. Цена прогресса, короче. Теперь надо не только контент фильтровать, но и хорошо подумать, что искать в Яндексе. И что читать, если подсунули случайно.
Мы вот Вам рекомендуем читать исключительно на исторические темы от 200 лет назад и далее. Там все ответы уже есть, а вот разных измов не найти даже самому упертому эксперту. Собственно, текст ниже см. Спасибо Борису Николаевичу. Текст написан для канала и предлагается читателю в авторском варианте.
Вскрытие чужих писем и депеш при Екатерине
Б.Н.Григорьев
(по материалам одноимённой статьи А.Брикнера и «Дневника» А.В.Храповицкого)
I.
Русский историк А.Г.Брикнер (1834-1896), автор солидного труда о Екатерине II, в журнале «Русская старина», т. VII за 1873 г. сообщает интересные подробности о перлюстрации в России в 1788-1791 г.г. Обращает на себя внимание пристальный интерес императрицы к этому виду разведывательной деятельности, из которого она извлекала несомненную пользу и для себя, и для России. Это свидетельствует и о широте её взглядов и интересов, и о решимости использовать все имеющиеся в её распоряжении средства для достижения поставленных перед собой целей.
Александр Густавович свою статью строит на анализе «Дневника», принадлежащего д.т.с. и кабинет-секретарю Екатерины II А.В.Храповицкому (1749-1801), который, собственно, и докладывал императрице вскрытые чужие письма и депеши. В описываемое Храповицким время процесс вскрытия чужой корреспонденции называлось словом «перелюстрация», ныне известное как «перлюстрация», которая использовалось всеми странами, включая и Россию, для изучения истинных умонастроений и взглядов как собственных граждан, так и иностранцев.
Перлюстрированные письма Екатерине доставлялись тотчас по прибытии почты и до момента её отправления. Перлюстрация была важным занятием императрицы, и после прочтения Храповицким текста того или иного письма Екатерина в беседе с ним делала замечания. Особый интерес вызывали у неё письма иностранных дипломатов. Доклады по перлюстрированным письмам и депешам происходили по 4-5 раз в месяц.
Но Екатерина не только читала чужие письма, но и писала заграничным корреспондентам свои письма в расчёте на то, что они будут тоже перлюстрированы и прочитаны заинтересованным ведомством. Зачем она это делала? А для того, чтобы внушить другому государству нужные ей мысли. На нынешнем разведывательном языке это называется активным мероприятием. Высший класс! Приём, которым не без успеха пользуются разведслужбы до сих пор.
В качестве таких корреспондентов Екатерина использовала ганноверского врача Иоганна Георга Риттера фон Циммермана (1728-1795) и австрийского фельдмаршала, дипломата и историка принца Шарля-Жозефа де-Линя (1735-1814).
26 января 1791 г. Екатерина перед отправкой в Ганновер читала Александру Васильевичу своё письмо к Циммерману и говорила, что хотела в нём показать пруссакам, что Россия вопреки усилиям врагов побеждает и пруссаков нисколько не боится. Письмо в Ганновер должно было проследовать через Берлин, следовательно, Екатерина надеялась, что там письмо перехватят и обязательно перлюстрируют. 6 февраля в письме к Циммерману Екатерина желала показать Берлину, что туркам Пруссия уже не поможет. 6 июня в письме к тому же адресату императрица заложила мысль о том, что Россия испытывает к Англии искреннюю любовь.
В это время отношения с Пруссией и Англией были весьма напряжёнными, и в Петербурге не исключали вероятность войны с ними. Своими частными письмами к Циммерману Екатерина хотела повлиять на умонастроения умов и правительств в Пруссии и Англии, разъясняя принципы внешней политики России. Россия войны не желает, но в случае необходимости она может постоять за себя – таков лейтмотив этих писем.
Отправленное де-Линю в декабре 1791 г. письмо имело целью подвигнуть Пруссию и Австрию на более решительные действия против революционной Франции. Екатерина рассчитывала, что её письмо будет вскрыто и в Берлине и в Вене и будет прочитано императору Иосифу II. «Тут довольно круто писано о худых успехах прусской и австрийской армий», - комментирует текст письма Храповицкий.
Однажды Екатерина с определенной долей самодовольства сказала Храповицкому, что благодаря своей переписке с Вольтером ей удалось добиться отрешения от должности главы дипломатического ведомства Франции Этьена-Франсуа де Шуазеля (1719-1785).
Брикнер, со своей стороны, сильно сомневается в эффективности упомянутых частных писем Екатерины (ведь не такие простаки сидели в Берлине и Лондоне), однако никаких доказательств на этот счёт, естественно, не приводит. Он пишет, что прусское правительство, предполагая возможность перлюстрации своих писем к посланнику в Петербурге, тоже пользовалось описанным выше приёмом, надеясь, что заложенные в депешах мысли дойдут до Екатерины или её помощников. Так прусский министр иностранных дел Эвальд Фридрих фон Херцберг (Герцберг) (1725-1795) в депеше своему посланнику в Петербурге писал, что Пруссия и Россия – естественные союзники, а между тем было хорошо известно об антироссийских его настроениях. Берлин, таким образом, явно рассчитывал на перлюстрацию депеши и доведение её содержания до Екатерины.
Историк считает, что эффект от перлюстрации депеш иностранных дипломатов был куда сильнее, нежели от частных писем императрицы. Так Храповицкий пишет, что надежды Густава III на помощь Англии и Пруссии в войне с Россией были напрасными: из перлюстрированного письма из Берлина русское правительство поняло, что Пруссия в этой войне будет сохранять нейтралитет, что в некоторой степени успокоило Петербург.
Перлюстрация писем французского посланника в России Луи Филиппа де Сегюра (1784-1789) позволяла Екатерине следить за ходом мирных переговоров с турками, проходивших под эгидой Версаля. Знакомство с австрийскими депешами обеспечивало Петербург интересной информацией о планах Вены обеспечить венгров в рамках империи некоторыми привилегиями. Перехват писем де-Линя, демонстрировавшего свою приязнь к России, обнаружил, что принц в письмах к графу Сегюру и к его австрийскому коллеге Людвигу фон Кобенцелю (1753-1809), по словам Храповицкого, «высказывал злобу к нам».
Екатерина была сильно раздражена, прочитав перлюстрированное письмо Версаля к Сегюру, в котором говорилось, что Франция намерена оказать Швеции помощь в войне с Россией и потребовать, что бы Россия вернула Польше земли, полученные ею при первом разделе Речи Посполитой в 1772 г. При отдаче письма обратно Храповицкому императрица написала: «Никогда ещё не попадались депеши, кои более доказывают злостное расположение Франции против России…Непримиримый враг России!» В своих мемуарах Сегюр пишет, что он при прочтении депеши сильно перепугался, что её содержание станет известным Екатерине, и рассказал об этом Кобенцелю. Тот посоветовал ничего императрице не говорить. Впоследствии Сегюр полагал, что содержание указанной депеши дошло до сведения Екатерины через Кобенцеля.
Храповицкий в своих «Записках» 1 марта 1789 г. пишет, что императрица как-то отметила в текстах писем австрийцев и пруссаков преобладание шифрованных разделов, что, по её предположениям, свидетельствовало о возникших в Вене и Берлине подозрениях. Храповицкий как опытный эксперт в шифровальном деле «успокоил» государыню, пообещав проанализировать тексты официальных австрийских и прусских нот и попытаться с их помощью узнать ключи от шифров. «И правда», - согласилась Екатерина.
Война со Швецией скоро приняла благоприятный для России оборот. В Финляндии обозначилась группа деятелей, выступивших за отделение Финляндии от Швеции и присоединение к России (т.н. конфедерация Аньялы). С конфедерацией начались секретные переговоры, о которых вице-канцлер Остерман проболтался датскому посланнику Сен-Сафорену, а тот, естественно, не замедлил сообщить об этом в Копенгаген открытым текстом. Письмо Сен-Сафорена было перехвачено и перлюстрировано, и ярости Екатерины не было предела. Она предложила сделать датчанину выговор за то, что тот не зашифровал своё послание. Конечно, в Берлине письмо Сен-Сафорена было вскрыто, а Екатерина меньше всего хотела, чтобы о её секретах узнали пруссаки.
Информацию о подготовке Густавом III войны против России и о многом другом Екатерина черпала из писем датского посланника в Стокгольме к Сен-Сафорену. (Тогда во всех дипломатических службах широко практиковалась переписка между миссиями и посольствами). Сведения, добытые «чёрным кабинетом» Екатерины, иногда поступали к ней ранее, чем из других источников. Так, например, о взятии Хотина она узнала 28 сентября, в то время как реляция графа Румянцева-Задунайского об этом поступила к ней лишь 7 октября 1788 г. Из писем одного испанца Екатерина черпала информацию о деталях военных действий русской армии; из писем прусского короля она узнала о завершении Австрией военных действий против Турции; из писем Сегюра – о внутреннем положении Франции, из писем Сен-Сафорена – о неудачах финских конфедератов и т.п.
II.
А.Г.Брикнер ограничился выбором из «Дневника» нескольких наиболее характерных эпизодов с перлюстрацией корреспонденции. Мы предприняли свой анализ труда Храповицкого и несколько дополнили картину.
В феврале-апреле 1787 г. Екатерина несколько раз читала корреспонденцию великих князей и княжон, включая письма цесаревича Павла к графу Чернышову. 16 марта из перехваченного письма посланника Фиц-Герберта в Лондон императрица узнала, что Потёмкин из новокупленных в Польше земель планирует создать территорию, независимую ни от Польши, ни от России.
23 января 1788 г. из перлюстрированной почты стало известно, что турки не удовлетворены устным заверением английского посла о поддержке в войне против России и требуют сделать это в письменном виде. Официальный Лондон, по словам Храповицкого, прикрывался незнанием.
14 апреля «за секрет» прочитано письмо Потёмкина, в котором он считает опасным допускать короля Польши Станислава Понятовского к командованию русскими воинскими частями. 7 июня Храповицкий доложил Екатерине содержание депеши из Берлина о том, что Пруссия вместе с княжествами Германского союза считает себя довольно сильной по отношению к Священной римской империи – главное, чтоб настроить против России Англию.
Использование канала перлюстрации продолжалось и после начала военных действий между Швецией и Россией. Главным источником при этом была корреспонденция датского посланника Сен-Сафорена. В Петербурге внимательно следили за тем, как Дания нерешительно вступала в войну со Швецией, начав малозначительные диверсии со стороны Норвегии. Положение осложнялось английскими и прусскими интригами против Дании и России. 27 октября из перлюстрации депеши МИД Дании Сен-Сафорену стало известно, что союзник Дании и России принц Гессенский втихомолку заключил перемирие со шведами. Берлин в это неспокойное для России время (две войны) постоянно «мутил воду» в Польше и угрожал ввести туда свои войска.
Тема перлюстрации, вероятно, настолько стала привычной для Храповицкого, что в конце своего дневника (он закончен в 1793 г.) он об этом упоминает лишь вскользь либо вообще не упоминает, хотя известно, что конвейер поступающих из «чёрного кабинета» писем, не прекращался до самой смерти Екатерины.
III.
В связи с затронутой здесь темой приведём некоторую любопытную информацию, в первую очередь об авторе дневника.
Род дворян Храповицких ведёт своё начало от польского шляхтича, прибывшего в Россию при царе Фёдоре Алексеевиче (1661-1682). Отец А.В.Храповицкого, Василий Иванович, проходивший службу в армии, к 1777 г. стал полным генералом. Он был женат на Елене Михайловне Сердюковой, дочери известного строителя Вышневолоцских шлюзов и любимца Петра I Михаила Ивановича Сердюкова, татарина по происхождению (умер в 1748 г.), которого, кажется, привёз с Урала и представил Петру I купец Демидов. Есть версия о том, что Е.М.Сердюкова была внебрачной дочерью царя.
Александр Васильевич Храповицкий (1749-1801) начал службу в Семёновском полку, был знаком с М.В.Ломоносовым и проявил недюжинные способности литератора и поэта, которые высоко ценили Сумароков, Державин и Дмитриев. Секретарём Екатерины II стал 1 января 1782 г. и проработал в этом качестве более 11 лет. Императрица, узнав о существовании «Дневника», в котором Храповицкий волей-неволей отражал черты её характера и личности, вероятно, встревожилась и вскоре стала к нему охладевать. В 1793 г. Александра Васильевича увольняют из кабинет-секретарей, и он уходит «на пенсию».
Он не был женат, но с замужней женщиной П.И.Гурьевой прижил шестерых детей, которые уже после его смерти были признаны законными и получили его фамилию.
Он был крестником Петра III.
Если перлюстрация корреспонденции до царствования Екатерины II было делом более-менее спонтанным и непостоянным, то при ней этот вид разведывательной деятельности приобрёл постоянный характер. Формально т.н. чёрный кабинет (название взято у французов) был учреждён ею 18 апреля 1794 г., но фактически он начал функционировать с конца 1760-х годов. Возглавил эту работу переехавший в Россию немец Франц Ульрих Теодор Эпинус (1724-1802), известный физик, математик и астроном.
Сама техника вскрытия писем была проста – это делалось (и до сих пор делается) с помощью пара. Для этого, естественно, квалифицированных знаний Эпинуса не требовалось. Его заслуга состояла в том, что он стал мастером по дешифрованию, за что и был удостоен звания действительного тайного советника.
О масштабах перлюстрации свидетельствует хотя бы тот факт, что в одном лишь 1771 г. Екатерине представили 150 прусских вскрытых депеш. А вообще она приказала перлюстрировать всю зарубежную корреспонденцию. Начиная с 1779 г. он повелела секретно и постоянно доставлять ей из петербургского почтамта вскрытую корреспонденцию. Её интересовали не только письма иностранных деятелей, но и корреспонденция внутрироссийская, например, принадлежавшая сыну Павлу и внукам.