В Музее истории города Владикавказ проходит первая персональная выставка Алены Дарчиевой – художницы, доцента кафедры изобразительных искусств Северо-Осетинского государственного университета им. Хетагурова. О любви к пленэру и горам, стоимости искусства, романтизме профессии художника и кандидатской диссертации на тему необходимости занятий творчеством с детьми Дарчиева рассказала в интервью корреспонденту Sputnik Анне Кабисовой.
В Музее истории города Владикавказ проходит первая персональная выставка Алены Дарчиевой – художницы, доцента кафедры изобразительных искусств Северо-Осетинского государственного университета им. Хетагурова. О любви к пленэру и горам, стоимости искусства, романтизме профессии художника и кандидатской диссертации на тему необходимости занятий творчеством с детьми Дарчиева рассказала в интервью корреспонденту Sputnik Анне Кабисовой.
– Алена Тимофеевна, вы только что вернулись с гор. Это была творческая поездка?
– Мы ездили в Тиб на три дня, но это была не творческая поездка. А так я рисую во всех поездках – делаю зарисовки, пишу портреты, собираю букеты из полевых цветов для будущих натюрмортов – без этого не могу. Работы, которые представлены на выставке, собраны с разных пленэров в горах Северного Кавказа и не только – Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Абхазии, Крыма.
– По выставке видно, что вы очень любите работать на пленэре.
– Пленэр – это сообщество художников, которые любят работать на природе. Работа в мастерской и работа с натуры – кардинально разные вещи. Когда ты работаешь в мастерской и пишешь картину, то для этого требуется много сеансов. Сначала ты продумываешь тему, потом композицию, технику, выбираешь материал. Решаешь очень много разных задач, которые растягиваются во времени. Ты можешь быстро написать картину, а можешь долго над ней работать: что-то не понравилось, исправляешь, или переписываешь заново. И в мастерской надо стараться работать каждый день, чтобы не выходить из нужного состояния, а если случится перерыв, то может и не получится войти вновь в то состояние, и тогда приходится начинать все заново.
Когда же ты работаешь на пленэре, то все задачи, которые ставишь перед собой в мастерской долго и обстоятельно, тут необходимо решать сиюминутно: в течение полутора-двух часов ты должен написать работу от начала и до конца, потому что на природе все скоротечно – меняются погода, тени, свет. Пленэр – это сиюминутное впечатление.
На пленэры съезжаются художники из разных мест, с другим менталитетом, культурой и даже взглядами на политическую ситуацию, но нас соединяет любовь к природе. Искусство нас всех объединяет.
– На выставке представлены работы с пейзажами из разных регионов. Можно ли сказать, что к пейзажам, которые написаны дома – у вас другое отношение, или вам ближе философия "весь мир – мой храм"?
– Конечно, я думаю, что наши горы краше всех, потому что я патриот Осетии (улыбается – ред.), но на самом деле, конечно, горы везде очень красивые, просто другие. В Карачаево-Черкесии пейзажи просто феерические. Когда мы работаем в горах, то видим, что пейзажи в разных регионах Северного Кавказа примерно похожи, только башни разнятся и менталитет.
В Крыму горы другие, у нас они более суровые, скалистые, а там более ровные, есть много плато. Очень интересно было в Бахчисарае – это восточный старинный город, там своя культура даже в том, что они сидят на низких стульчиках. Очень интересно считывать культуру в разных местах – подлавливать схожие моменты или видеть отличия, во всех традициях улавливается логика, идущая из древности. Мне интересно все это изучать.
– А когда вы пишите пейзаж, то стараетесь подчеркнуть национальные особенности? К примеру, обыватель может отличить Крым от Осетии, не читая этикетку?
– Крым от Осетии сможет, а вот Карачаево-Черкесию от Осетии вряд ли. Силуэты гор очень похожи. Но я иду на пленэр как художник и не задумываюсь над тем, чтобы подчеркнуть осетинский или кабардинский мотивы. Вот вчера мы вышли из Тиба на прогулку собирать горные травы и по дороге я думала, что вот где-то здесь недалеко уже граница с Грузией – а как это понять, если не будет опознавательных знаков? Настолько ландшафты схожи.
Прогуливаясь, мы дошли до очень красивого старинного села с башнями и церковью. Я поначалу не узнала его, так как до этого мы подъезжали к нему с другой стороны, а тут вышли с тыла.
– Лисри?
– Да, у меня прям сердце заколотилось, дыхание перекрыло, ведь Дарчиевы - выходцы из этого села. Там даже есть дом Дарчиевых, и фамилия собирается башни восстанавливать.
– Вернемся к выставке. Это ведь ваша первая персональная выставка, которую вы планировали сделать еще в прошлом году в свой юбилей?
– Да, это моя первая персональная выставка. А так в основном я участвовала в групповых выставках от Творческого союза художников в Москве, Краснодаре, Ставрополе, Пятигорске.
Собираясь сделать выставку еще в прошлом году, я думала о том, какая она будет: ретроспективная или только пленэрная, состоящая из графики или портретов? Все думала, взвешивала "за" и "против". Творческие люди непостоянные (улыбается – ред.). Но в итоге я очень довольна тем, что остановилась на идее сделать такую камерную выставку, на которой представлены в основном работы с пленэра, но есть и отдельная стена с графикой.
В музее города Владикавказ работают чудесные люди, например, директор Елена Руслановна Габоева – прекрасный человек, я отношусь к ней с большим теплом. Я очень люблю этот зал, здесь очень хорошая аура, и я не пожалела, что сделала музейную развеску – картины не в один ряд, а в несколько. Не скажу, чтобы работы активно продавались, но и то, что есть – неплохо. Мне было важно освободить свою мастерскую от работ, когда их много, то энергия застаивается, а нужно, чтобы был обмен – работы продаются, ты пишешь новые, такой вот круговорот картин.
– Не жалко бывает расставаться с работами?
– Да, у меня есть особенно любимые работы, с которыми я не расстаюсь. И на выставке есть несколько работ, которые не продаю.
– Интересно, какие?
– Например, в серии графики работа "Сухостой", из живописи маленькая работа "Свет в окне" – букетик цветов с лампой, "Отражение" – такая темная работа с домиком, который спрятался за деревьями. Еще "Дорога к дому", "Ветер".
– А работа "Пионы" продается?
– Да, она стоит тридцать пять тысяч рублей. Ее я тоже люблю – она год висела у меня в спальне. Я полюбовалась, пусть и другие полюбуются (улыбается – ред.). Эта картина очень подошла к экспозиции.
Некоторые люди спрашивают, почему картины стоят так дорого, но на самом деле это совсем не дорого. На выставке есть работы, которые стоят и десять, и двенадцать, и двадцать тысяч рублей. Одна девушка, например, купила картину в рассрочку – она не может сразу отдать всю сумму, и мы договорились, что она будет платить по частям в течение нескольких месяцев. Мне приятно, что даже несмотря на то, что у девушки нет возможности приобрести картину сразу, она так ее хочет, что готова в чем-то себя ограничить, но приобрести искусство. А кому-то – дорого…
– Наверное, у нас в республике еще не привыкли покупать искусство.
– Почему же, у нас есть художники, у которых картины легко продаются и за семьдесят пять тысяч рублей. Сейчас, конечно, тяжелые времена, покупательская способность упала. И если выбирать, что покупать – картину или хлеб насущный, то выбирают хлеб. С другой стороны, девушка, которая приобрела у меня картину в несколько этапов, не ставила перед собой такой выбор – она говорила: почему мы покупаем в кредит стиральную машину, а то, что нас питает духовно, будет радовать изо дня в день, не покупаем?
Еще была интересная история с тем, как у меня купили работы из серии графики. Одна знакомая девушка пришла на выставку и увидела работу "Старый мост" – это пейзаж из Приэльбрусья. Она узнала этот пейзаж, так как буквально недавно была там и переходила через этот мостик. Графику я не продаю, но для нее сделала исключение, так как хорошо эту девушку знаю, и мне приятно осознавать, что моя работа украсит ее дом.
– А как художник выбирает, какой пейзаж он хочет запечатлеть в графике, а какой – живописными средствами?
– Много графических работ я делаю, когда еду на пленэр со студентами, так как работать маслом не бывает времени. Написать этюд или сделать зарисовку занимает примерно одно и то же время, но масло – материал основательный в плане подготовки. Нужно разложить этюдник, расставить краски, достать холст, то есть проделать много подготовительных моментов. А когда работаешь в графике, то все, что тебе нужно – это достать планшет и карандаши (тушь с пером или гелевые ручки, пастель).
Графика позволяет быстро работать – зачастую количество работ у студентов переходит в качество. К тому же, мы пробуем разные материалы – карандаш, тушь или мелки – одну постановку (например, один букет) можно так по-разному изобразить. Но, в целом, мне нравится и графика, и живопись. И на пленэре (когда бываю без студентов), то чаще пишу маслом – буйство всего, что окружает на природе, не всегда возможно передать языком графики, хочется работать в цвете.
– Раз мы заговорили о студентах, то интересно спросить: мне всегда казалось, что у преподавателей не остается время на собственное творчество. В чем ваш секрет?
– Я преподаю уже много лет, а еще много лет писала диссертацию. А писать диссертацию творческому человеку очень сложно: такой человек, как правило, не умеет работать с компьютером, с документами и так далее, и мне нужно было войти в это состояние, оторваться от творчества и переключиться на научную работу, которая в итоге заняла у меня семь лет. И потом мне было трудно возвращаться к творчеству. Я отвыкла работать, утратила навыки, первое время мне казалось, что я потеряла дыхание творчества, оно казалось мне неживым – такова была цена моей диссертации. Но постепенно я вернулась к работе, меня приютила чета Кодоевых – я работаю в их прекрасной мастерской, так как своей у меня нет.
А что касается работы со студентами, то они такие замечательные, я не могу сказать, что трачу свою энергию, работая преподавателем. Наоборот, я многое беру от них, у нас происходит взаимообмен.
Когда ты увлечен работой, то в тебе столько энергии, что не хватает времени в сутках. Энергия идет туда, куда устремлено наше внимание.
– Ваша диссертация называется "Формирование художественных интересов подростков в процессе изобразительной деятельности". Какие вы сделали выводы и насколько важно вовлекать в искусство всех детей, а не только тех, кто учится на художников?
– Изначально диссертация называлась "Искусство как метод воспитания подрастающего поколения", и первые полтора года я работала, ориентируясь на эту тему. А потом мой научный руководитель Борис Александрович Тахохов сказал, что тема звучит слишком абстрактно. Я очень расстроилась, вышла, выбросила все бумаги, на которых были наработки за полтора года, и мне стало так легко. Для меня и так работа над диссертацией стоила невероятных усилий, я забросила творчество. "Все мои ровесники пишут картины, участвуют в выставках, а я какой-то ерундой занимаюсь" – это были мысли тогдашней Алены. И так я думала, пока на меня не "наехали" мой декан, коллеги, друзья и родственники, сказав, что коней на переправе не меняют, что надо сделать последний выдох и перелистнуть эту страницу. Этот "последний выдох" я делала еще следующие пять лет (улыбается – ред.).
Постепенно я вернулась в работу, углубилась в нее, мне стало интересно, потому что проводила эксперименты в школе. Выяснилось, что уроки рисования и лепки позитивно влияют на работу мозга, так как нервные окончания на кончиках пальцев напрямую связаны с импульсами головного мозга. Когда человек рисует и еще думает над тем, что рисует, например, продумывает композицию, даже если это детская зарисовка, то это стимулирует умственную деятельность. У детей младших классов, которые рисовали и лепили, стали улучшаться оценки по литературе и русскому языку. В средних классах полностью выровнялась успеваемость по всем предметам… И когда я, наконец, защитила диссертацию, то поняла, что время не было потрачено впустую, что моя работа оказалась важной и нужной.
– Вы стали преподавать, еще будучи совсем юной – только закончив факультет искусств. Как поменялась молодежь с того времени? Сложно ли оторвать студентов от телефонов, как у них в целом поменялся взгляд на искусство? Повлияло ли на них клиповое мышление?
– Не такая уж юная я была. Перед поступлением в университет я уже закончила художественное училище. Мне было 23 года. Действительно, студенты меняются каждые 5-7 лет. Сейчас они кардинально другие, если сравнивать с теми первыми. Не скажу, что хуже или лучше, просто другие. Вы правильно заметили про клиповое мышление. Но проблема не столько в телефонах, сколько в целом в Интернете. Конечно, он и помогает нам: мы можем "ходить" по мировым музеям, изучать работы, которые представлены в прекрасном качестве, – можно их приблизить, изучить мазок и так далее. Но, к сожалению, так же, как и помогает, Интернет мешает. Например, когда я даю задание подумать над некой композицией, то студентам легче посмотреть в Интернете, как это решили другие художники. И создают в итоге подражания и повторы. Но так поступают не все – у кого-то получается создать свое авторское произведение.
Нынешним студентам, с одной стороны, легче, а с другой – гораздо сложнее. В целом, интерес к искусству немножко притупляется, время меняется и диктует свои права…
– А сохранился вообще еще романтизм профессии художника?
– Все зависит от человека. Например, в этом году у нас был замечательный выпуск, в котором были две девочки, поступившие на факультет вообще без подготовки (без художественной школы и училища), и все четыре года так усердно учились, такой показали рост, что получили на защите дипломов пятерки с похвалой. Вот они по-настоящему влюбились в профессию, старались учиться, добились больших результатов и будут настоящими художницами.
А часто бывает так, что приходят способные ребята, у которых за плечами училище, они видят, что сильнее остальных и им не надо особо стараться. Такие ребята относятся к своему таланту, данному им от Бога, как к данности, и таким отношением просто его растрачивают. Другие догоняют их и перегоняют. Поэтому да – у кого-то этот романтизм профессии есть, а у кого-то – нет. Талант – это дар от Бога, это искра, из которой, если будешь стараться, пламя разгорится. Или потухнет…