- Васька, подерина лешая! Почто мышь опять на лавку положил,душа полосатая?! Бабка увидит, её ж кондратий хватит! Я-то ж понимаю, угостить хочешь, а вот бабка - нет. Ладно, не журися, дай, молочка налью. Животное, а ту да же, своё понятие имеет.
Бабка, бабка.. Где ж тая бабка? Это к соседке, Антуфьевне, за солью упилила. Два часа назад. За солью. Да за это время полЗатресья можно посолить!От бабьё, языками зацепятся, не расцепить!
Придёт, самовар поставим да чаю с колобушками выпьем. Хороши у неё колобушки да шаньги с гороховой кашей. Под чаёк с багульником - пир духа.
Хорошо, а всё ж не то. Электрический самовар - он электрический и есть. Вот у бабушки моей, Аграфены Николаевны не самовар был - целый генерал! Ведро вмещал. На большую семью. Говаривали, соберутся все семейники наши, осьмнадцать душ за столом! Тут, понятное дело, одним чаем не обходилось, тут и” беленькая” по стопочкам лилась, под закуску да задушевный разговор.
Большая семья была. Ныне токма один я остался да брательник двоюродный, Александр, в Сибири.Кого война прибрала, кого время не пощадило.
Да уж. А метёт за окном, метёт. Ни зги не видать. Хороший хозяин в такую погоду собаку не выкинет, а бабки всё нету. Хоть и на соседней улице Антуфьевна живёт, а боязно. Сарая в собственном дворе не разглядишь, так метелица лютует.
Жалко, в окошко на дорогу смотреть люблю.Кажный день разная, хучь и всю жизню в Затресье прожил. Енто вам не телевизер, прости господи. “Санта-Барбара” и “дирол с ксилитом”. Тьфу, пакость! А ещё новости - хреновости. Особливо про войну в Чечне.
Батьки воевали, чтоб мы горя не знали.За мир да за правду. А в этой войне правды нету, боль да смерть одни.
Осподи, кого там нелёгкая несёт?Анютка, почтарка. Не девка, снеговик! Одни глаза видны. Ох, служба у ней - не позавидуешь! Тягай эту сумку и в снег, и в дождь, меси грязь да сугробы. А что делать? Мамка больная, двое братиков. А батька - батька на этой чеченской войне.
Ты проходи, проходи, хорошавочка! к печке, к печке становись. Хорошо разгорелась, на берёзовых на дровах-то. Сейчас самовар поставлю, чайку попьёшь:
-Дедушка Захар, да мне ещё полдеревни обойти надо!
Обойдешь, непременно обойдёшь! Давай чумадан свой сюда, на лавку. Тяжёлый, зараза! Попробуй потаскай цельный день.
-Да я привычная.
- Знамо дело, уж второй год работаешь. Что там моя старуха навыписывала? “Сельскую жизню”? Дык какая это жисть, курям на смех! Колхозы на корню зарубили, енто не жисть, енто анекдот. Только плакать от такого анекдота хочется!
-Ёк макарёк, это что такое, Нютка? почто ревёшь? Али чем обидел , старый пень?! Ну-ну, ты мне тут паводок в январе не устраивай. Сейчас чай пить будем.
- Не могу, не хочу, не я!
- Девонька, да что стряслось- то?
Вот!
Птичкой метнулась к лавке. Разом выхватила конверт. А там..Бедная Матрёна Иванова. Сидит себе, небось, в избе, стряпает. И не знает, что вдова..
Ох, не думали батьки, что на внуков похоронки приходить будут. Не думали. Ядовитой гадюкой тот конверт на пол упал.Наклонилась, подняла. А слёзы бежали по детским ещё щекам. А глаза… Спаси Господи видеть на девичьем лице глаза старухи!
Ну, ну, Нюточка, ну-ну, деточка.Худенькие плечики под связаной мамкой кофтой. По ним ли груз?
- Господь не даёт того, что не по силам. хорошавочка, не даёт.
И встало перед глазами лицо Люси, преждней нашей почтарки.В войну почту разносила, в Отечественную. Вот так же сидели за самоваром, так же разговор вели. Уж немолодая баба к тому времени была, а взгляд девчонки, в душе которой еле поместилась эта беда. А рассказ её как сейчас помню.
Почтаркой в войну была. Девчонка совсем. В деревне бедоноской прозвали. "Иду, - говорит, - меня, как чумную сторонятся, глаза отводят. Взгляд на кого подниму - бледнеют. Сумка эта почтарская камнем на шее книзу тянула: в беду, такую чёрную, что не избыть. Проклинала её, да словами, девочке- подростку никак не вместными крыла. А потом словно пелена с глаз спала. Мне тяжко, а им как? Жёнам, матерям да невестам, что никогда не увидят своих больше? Не обнимут да не прикоснуться? Их ноша потяжелее моей. И решила для себя, что выдержу, вывезу, сдюжу. Изо всех сил."
Хлопнула дверь. Бабка вернулась. Глянула на Рыдающую Анютку, глянула на похоронку. Осподи, не видеть бы больше таких глаз у женщин. Никогда не видеть!