Повесть случайного попутчика.
(книга "Фата-Моргана")
Ну что там может быть из вещей у откомандированного? Да, практически совсем ничего! Правда, если он едет к месту назначения на несколько дней или, пускай, всего на пару недель. Тем более если – исключительно по служебным делам и процедурным вопросам. Один чемодан с одеждой, формой и прочими необходимыми вещами интимного пользования, ну, может быть дипломат или портфель с командировочными и прочими документами, да походная авоська со съестными припасами на полтора суток, чтобы как раз хватило на дорогу из столицы Советского Заполярья в Северную столицу. Ну, это касаемо меня, грешного.
А вот если командированный уезжает где-то на полгода или больше, да ещё не просто по направлению южнее Мурманска, а в самую что ни на есть Африку. То есть значительно южнее! Да-да, кроме шуток. Оказывается, и из Мурманска есть дорога в жаркую Африку. Как там в детской песенке Красной шапочки поётся:
Если долго, долго, долго,
Если долго по дорожке,
Если долго по тропинке
Топать, ехать и бежать,
То, пожалуй, то, конечно,
То, наверно, верно, верно,
То, возможно, можно, можно,
Можно в Африку прийти.
То этому командировочному понадобится не один чемодан и одна авоська с провизией не сможет его спасти от голода и надвигающейся цинги. А если командировочный не один, а целых шесть? Вот то-то, и оно! Тут всё необычно и неповторимо. Единожды! И сегодняшнее январское утро как раз и располагало, как показали дальнейшие события, к далёкому африканскому путешествию. Правда не моему, а моих случайных соседей.
Проходя вдоль бесконечного ряда вагонов с заиндевевшими светлыми окнами, я не сдержался и ускорил шаг, завидев своё временное мобильное жилище. За многолетнюю жизнь в Заполярье конечно же привыкаешь к сильным и затяжным морозам, но всё равно, при виде плотно закрытых дверей тёплых вагонов, невольно ускоряешься в надежде добраться до своего, чтобы поскорее нырнуть в его тёплый уют.
Краткая проверка билета и сличение его с удостоверением личности офицера – это даже не бюрократическая формальность проводника вагона, а некий языческий ритуал перед отправлением поезда, сравнимый разве что с древнерусским ритуалом «присесть на дорожку». Когда перед дальней дорогой люди должны были присесть дома и таким образом обмануть нечистую силу, чтобы она отвлеклась и осталась на месте, и не увязалась бы за ними, чиня препятствия и неприятности в пути. Проводница, в высоких зимних сапогах пританцовывая на морозе то на одной ножке, то на другой, мельком взглянула на билет и почему-то пристально стала всматриваться в моё разрумянившееся от мороза лицо. Наверное, сейчас заставит показать зубы, как строевому коню? Но нет, всё обошлось. Видать, выражение моего лица в бледном свете уличных фонарей в точности соответствовало месту, указанному в билете купейного вагона. Негромко шмыгнув носиком, она лишь кратко бросила, возвращая мне документы:
- Проходите.
И я прошёл…
Как и ожидалось, заиндевевший тамбур по интерьеру и своему убранству был как всегда сумрачен и аскетичен, а его климат ничем не уступал холодильной камере среднестатистического морга: также промозгло, мрачно и безнадёжно. Зато за дверью в сам вагон длинный и узкий продольный коридор, покрытый слегка потёртой ковровой дорожкой встретил меня таким приятным теплом, что от удовольствия по спине побежали мурашки, а в носу тут же начало таять. Весёлая попсовая музыка, придавала всему происходящему лёгкий флирт несерьёзности и даже какой-то обыденности. Чемодан, сочно чмокая колёсиками по дорожке, периодически задирал её и мешал уверенно продвигаться к заветному купе, которое наконец-то встретило меня своей обнадёживающей пустотой и четырьмя матрасными скатками, которые либерийскими бегемотиками чинно дремали на одной из верхних полок. Распахнутые пасти поднятых к верху нижних полок, голодными гиппопотамами приглашали поделиться своим багажом.
Люблю первым заходить в пустое купе. И сейчас это было хорошей приметой. Я это понял сразу же после того, когда спрятал чемодан под свою нижнюю полку, туда же впихнул и немного пузатый, чёрного пластика дипломат, а под стол примостил стратегические продуктовые запасы, которыми в дополнение к моим скромным запасам, купленных накануне в душистой кулинарии, семья Макса снабдила домашними пирожками и прочими яствами с богатого ужина, накануне посвящённого моему отъезду к новому месту службы. В той походно-продуктовой сумке ещё покоились две баклажки с ароматным «Кольским» пивом, с неповторимым и особенным вкусом и аварийный набор «ностальджи» - несколько «лопат» вяленого ерша, тщательно упакованных в полиэтилен – настоящий деликатес мурманского холостяка. Другой аварийный набор «партизанского подрывника» в виде гранаты с армянским коньяком и настоящим лимоном мирно дремал в дипломате с документами и ожидал своего часа решительного наступления. Ведь поезд «Мурманск-Питер» хотя и считается скорым, но всё равно почти полторы тысячи километров ему предстояло преодолеть всего за каких-то 29 часов…
Только я разместился и даже успел взять с верхней полки матрасную скатку и расстелить её на своей полке, как в коридоре что-то громко зашумело, затопало, заговорило. С каждым шагом голоса и шуршание чего-то тяжелого и объемного всё приближались. К моему купе приближалась пока невидимая, но очень слышимая делегация весельчаков. Они никого не стесняясь и ни капли не стушёвываясь, отпускали беззлобные шуточки и ехидно ёрничали над собой и своим багажом. Остальные пассажиры и провожающие, недовольно кряхтели и сочувственно сокрушались «ну как с такими баулами можно ехать?».
- Легко! – летел в ответ задорный голос.
- О! А мы тут будем не одни! – от мимолётных размышлений меня отвлёк всё тот же голос неунывающего оптимиста, - Здрасте вам, кстати!
В купе заглянуло весёлое лицо молодого парня в нелепой вязанной шапочке с огромным помпоном на макушке, отчего тот был похож на этакого зайчишку-хулигана, от которого совсем недавно едва живой ушла лиса.
Позади него негромко шуршало баулами, пыхтело, напирало и едва слышно чертыхалось. Новый незнакомец резко обернул голову в продольник и прошипел:
- Ну не напирай – не в театральном же буфете, право дело!
И обернувшись ко мне радостно подмигнул:
- Постояльцев принимаете?
- Принимаем! Как же без вас? – я с радостью принял тон разговора моего будущего соседа: дорога обещается быть нескучной, а посему, короткой.
- Тогда будем соседями, - он бухнул свою толстую спортивную сумку в пасть левой нижней полки, быстро опустил её и, снова подмигнув едва улыбнувшись, протянул мне руку для приветственного рукопожатия.
- Согласен! – с готовностью ответил я и пожал «краба».
- Но я не один. Со мной ещё мальчик, - наконец он полностью проник в купе, поспешно скинул пуховик, и швырнул его на нижнюю полку. В это время за его спиной в продольнике опять прошелестело несколько тяжёлых и объемных теней, которые неприлично громко засуетились в соседнем купе, застучали какими-то предметами по простенку и залязгали опускаемыми нижними полками. Бесцеремонно развернувшись, попутчик высунул голову в продольник:
- Лёлик! Ну где ты там? - так и не дождавшись ответа, он снова повернулся ко мне, снял с головы серую шапку крупной вязки и с огромным пушистым помпоном, придававшем ему откровенно несерьёзный вид. Швырнув её туда же где лежали его сумка и распластанный пуховик, он снова протянул мне руку:
- Извиняй, друг, мы не познакомились! Толян!
- Алексей, - я снова пожал краба. Рукопожатие было горячим и вполне откровенным. В ту же самую минуту я почему-то подумал про «мальчика», невольно вспомнив известного персонажа из «Двенадцати стульев», перевёл взгляд с собеседника на шапку с огромным помпоном и невольно усмехнулся.
Толян перехватил мой взгляд, затем наклонился к шапке и бережно положил её на столик. Разгладил и ласково потрепал помпончик, словно котёнка. Сел со мной рядом и тут же выпалил:
- Это подарок! Жена и Катька мне связали как раз перед отъездом. Успели. Ленка вязала, а Катька, ну это старшая моя дочка, помпон мастерила.
Я же в ответ молча сидел и смущённо улыбался неожиданным откровениям моего нового знакомого. С чего бы это? В чём была такая нужда чистосердечно признаваться первому встречному? Это только потом мне стало ясно, что Толян был вот таким – открытым и весёлым. Просто счастливым человеком. Вот и всё. Он был если и не моим ровесником, то не на много старше – на вид ему было лет тридцать или около того. Светловолосый, круглолицый и с вечно улыбающимися глазами. Именно про таких говорят – душа компании - действительно никогда неунывающий оптимист. Про этот поздний комплимент от меня он позднее саркастически в ответ заметит:
- Ну я вообще-то, не жизнерадостный кретин, а всего лишь плохо информированный пессимист.
И закончит эту тираду гомерическим смехом. Но это будет потом – поздним вечером. А сейчас…
А сейчас - раннее утро и мы едва знакомы. Толян снова высунул голову в продольник и прокричал:
- Колямба! Ну где ты застрял?
- Да иду я! Чего орать-то? – из глубины коридора раздался негромкий недовольный голос, и вскоре в проёме нашего купе появился мой второй сосед, кстати, полная противоположность Толяну.
Высокий и худой. Его слегка-бледное лицо контрастировало с темными, почти черными волосами. Но внимание на себя обращали невероятно грустные по-собачьи карие глаза. Движения его были не сколько угловаты, скорее – отточены под максимально рациональное использование и экономию времени. Как это ни странно не звучит. Он двигался будто опасаясь тратить время на не ненужные эволюции – с максимальной эффективностью. Хотя порой его ужимки и выдавали сильную энергетику, этакую залихватость рубахи-парня, почему-то к настоящему времени если и не утраченную, то почему-то угнетённую какими-то тяжелыми раздумьями. Черты его лица и лёгкий налёт постоянной задумчивости позволили мне сделать неосторожное предположение, что он может привлекать к себе внимание женщин. Он тоже был нашего возраста, и во взгляде его угадывалась какая-то рассеянная озабоченность и даже непонятная досада и сожаление, вызванная то ли внезапно обрушившимся горем, то ли предчувствием надвигающегося и неминуемого чего-то нехорошего.
- Может, кто-то из его родных или близких умер или погиб, неизлечимо болен или сильно пострадал? – в моей голове одни предположения сменяли другие, вызывая в душе неприятный озноб.
- Категорически всех приветствую, - с натянутой улыбкой негромко проговорил вошедший в купе Лёлик-Колямба и приветливо протянул мне свою большую лапу с невероятно длинными и тонкими пальцами, как у пианиста, - Николай, будем знакомы.
- Алексей, - представился я, пожимая его руку и одновременно немного приподнимаясь с места, обозначая протокольное вставание по канонам приличия мимолётного политеса.
- Алексей, ты бы не смог потесниться? – спросил учтиво Николай, тут же перейдя безо всяких обиняков на «ты», - залезть с ногами к себе на полку. Мы с Толькой сейчас будем тут икру метать. Для этого и выкупили себе ещё одну полку.
- Нет проблем, - сказал я и, сняв зимние полусапоги, ленивым удавом вытянулся во всю длину своей полки. Закинул за голову одну руку, согнутую в локте и принялся следить за икрометанием своих новых попутчиков.
Коля быстро скинул с себя тяжелую кожаную куртку, отороченную изнутри непонятной шерстью, похожую на каракуль, скинул кожаную шапку с козырьком такого же фасона и тут же принялся бегать по продольнику, подтаскивая сумки с баулами к нашему купе, под дружное сопение и недовольное шипение остальных пассажиров и провожающих. Толян же в это время, который был пониже ростом, прыгая с полки на полку с удивительной пронырливостью рассовывал все вещи на верхнее багажное отделение и по свободному пространству нижних полок, и даже под моей. А потом стал укладывать остальные сумки и баулы на свободную верхнюю полку да с такой легкостью, будто бы они были набиты невесомым пенопластом. После такого икрометания Толян и Колян наконец-то успокоились и сели напротив меня на нижнюю полку. Я молча смотрел на них и потягивал театральную паузу.
- Ты не думай, Лёха, - Толян был чересчур фамильярным, хотя это никак и не портило настроение, а наоборот – становилось забавным. Лишённый всяких комплексов и предрассудков, связанных с учтивостью и приличием, Толька легко заводил разговор и знакомство и, вероятнее всего точно также и прекращал их, что позволяло ему с лёгкостью и непринуждённостью чувствовать себя в любом обществе… - ты не думай, это мы не себе столько вещей набрали. Понимаешь?
- Нет, – мне было не столько не понятно, сколько, откровенно говоря, всё равно: почему и зачем они набрали с собой столько вещей. Я деланно зевнул: «Чёрт, сейчас бы поспать – и в самом деле утро-то раннее».
- Мы же тоже флотские, правда рыбаки, - Толян захотел рассказать всё и сразу, но начал издалека, - но ловим рыбку не на Северах, а наоборот – в Южной Атлантике. Сейчас вербанулись на одно рыболовецкое судно, которое стоит в Камеруне, порт Дуала. Слыхал небось.
- Не-а, - по утрам я часто бываю не только честен, но иногда и раздражённым, - про Дуалу не слышал, а про Камерун – да. Там, кажется, местную сборную по футболу тренировал наш советский тренер, когда в 1990-м они на чемпионате мира нахлобучили Аргентину и крупно проиграли СССР.
- Точно! – искренне вскинул брови Толян, - тем приятнее теперь будет к ним ехать. Короче, нас тут собрался почти целый экипаж. Все – мурманчане. Правда некоторые подъедались на вольных хлебах на Балтике и сейчас ждут нас завтра в Питере. Вот мы и побегали по их семьям – собрали кой-какие вещички и везём. А завтра всей командой – в Пулково и – «фьюииить» – прямо в Африку на год, а то и дольше. На путину. Так что не обессудь, что наше купе станет на время багажным отделением.
- Да нет проблем.
- Мы все баулы и баклажки закрепим по-штормовому, чтобы в дороге кого-нибудь не накрыло ненароком чьим-нибудь скарбом. Так что всё будет пучком и торчком.
Всё это время Николай молча сидел рядом с балагуром Толиком, лениво осматривался по сторонам, следил за проходившими за окном и в продольнике вагона, то и дело нетерпеливо поглядывая на часы. Когда я снова обратил внимание на его часы, Толян возобновил монолог:
- Ты не думай, Колямба тоже компанейский и весёлый, Правда – пожиже меня будет, но тоже такой непоседливый и даже скажу больше – он креативный и неунывающий оптимист. Просто у него сейчас непростой период – межбрачный: из одного брака не вышел, а в другой так и не вошёл...
- Да ладно тебе заниматься словесным стриптизом, - буркнул Коля и с осуждением посмотрел на своего друга. Потом мельком взглянув на меня изобразил на лице что-то вроде смущения, - готов всему свету по секрету растрепать что не твоё.
- О! – Толик с усмешкой поднял указательный палец к верху, - я же говорю. По жизни он не такой! А сейчас просто у него критические дни. Тут такая история с ним приключилась и продолжается по сей день, что мы всей командой все дружно офигеваем…
- Толька! Блин! – вспылил Николай, - вот уж воистину, язык без костей. Кончай, а?
- Всё-всё-всё! Молчу-молчу! – Толян дружески похлопал Колю по плечу, шутливо слегка его приобнял и, слегка подавшись ко мне вперед, заговорщицким тоном нарочито громко прошептал, - вот когда тронемся, когда отметим наше знакомство и когда напоим его, вот тогда у нас появится шанс узнать во всех подробностях его душещипательную мелодраму. Санта-Барбара отдыхает!..
- Толька! – Николай вспыхнул лицом, хоть прикуривай, и оттолкнул товарища, - ну что ты за балбес говорливый, блин. Толямба, полная фекалий!
- А что тут такого? – деланно удивился Толямба, - чего тушеваться-то? Тут все свои! Алёха ведь тоже наш, флотский!
- О как! – мы одновременно с Николаем крякнули от удивления, - откуда ты это узнал? Почему?
- Да повсему, - Толик сощурив глаза, словно жмурящийся на солнышке кот промурлыкал, - вид у тебя совсем не отпускной, а гражданку носить по-нормальному не умеешь. Наше скромное пожелание ты выполнил чётко, как по команде. И всё время сосредоточенно следил за нашими эволюциями. Готов был помочь, но не получив разрешения, так и остался на своём заведовании лежать на полке. Не суетился и не лез с лишними расспросами. По возрасту ты наш ровесник, значит где-то в районе кап-лея твои погоны…
- Точно! – сегодняшнее утро не переставало одаривать меня приятными неожиданностями.
- Судя по времени года, ты не отпускник, а скорее всего по переводу на другой флот намылился…
- И тут ты попал в точку…
- Провожающие, пожалуйста покидаем вагон! До отправления осталось пять минут! – громкий голос проводницы, проходящей по продольнику из одного конца вагона в другой заставил нас прервать диалог.
Николай и Анатолий вдруг поднялись с места как по команде, разложили свои вещи, раскатали матрацы по своим полкам. Толику была определена верхняя полка, как «самому младшему и маленькому по размерам». Николай облюбовал себе нижнюю – напротив меня.
- Значит, до Питера будем соображать на троих? – спросил я утвердительным тоном.
- Точно! Флотские – всегда флотские, - резюмировал Толян с верхней полки.
Где-то вдалеке гулко и плотно хлопнула дверь. Шаги стихли, и под тихий смущённый скрип картинка за окном вдруг стала постепенно оживать.
Поезд тронулся совсем незаметно, осторожно и поэтому – неожиданно. За тёмными заиндевевшими окнами медленно проплыли бледные круги уличных фонарей, прошли мимо толстые бесформенные тени оставшихся на перроне провожающих. Не прекращающийся скрип рессор вагона словно подгонял состав, заставляя поезд набирать скорость всё больше и больше. Вскоре почувствовалась лёгкая дрожь всего вагона. Огоньки фонарей всё с увеличивающейся скоростью испуганными светлячками то и дело проносились от одного края окна к другому. И затем всё пропало и потемнело за окном. Поезд оставил позади растрёпанный вокзал и всё с увеличивающейся скоростью потянулся огромной извивающейся змеёй на юг вдоль побережья парящего на морозе Кольского залива.
Вот и всё! Прощай, мой город дорогой! Тебя не скоро я увижу. Я уезжаю с необъяснимою тоской…
Подумалось мне незаконченным поэтическим экспромтом.
© Алексей Сафронкин 2023
Спасибо за внимание! Если Вам понравилась история, то ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями. Чтобы не пропустить новые публикации на канале, то не стесняйтесь и подписывайтесь.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.