Найти тему
KAMOZKA

В режиме ожидания (мистическая история, основанная на реальных событиях)

Мы все сидели за столом. Вдруг знахарка посмотрела на тётю Зину, которая сидела строго напротив неё, и сказала: «С этого дня жить тебе осталось ровно пять лет».

* * *

Лёшка рос болезненным ребёнком, хилым, тщедушным. Как говорится: «Еле-еле душа в теле». А вот к 8 годам приключилась с ним беда – волосы стали выпадать: ни ресниц, ни бровей, голова с проплешинами. Родители его по всем врачам, по всем столичным клиникам таскали. Толку не было. Здоров, говорят, и всё! Пейте витамины. Банок, склянок понавыписывали тьму тьмущую.

Только Лёшке в школу надо ходить, а над ним там смеются, дразнят «плешивым». Постригла его сестра под машинку, стали «лысым» звать. Парик даже заказали где-то, и всё равно житья нет от острословов школьных – Кобзоном стали называть, недолго, правда. Перевели его на домашнее обучение, учителя сами к ним домой ходили. Оно ещё и лучше.

Только лечить-то малого надо, а как лечить, если все врачи руками разводят.

И вот кто-то сестре подсказал, к бабке, мол, его надо отвести. В одной деревне в районе есть, говорят, знахарка хорошая. Многим помогла, говорят.

Вот и поехал Толик, отец Лёшки, к знахарке этой. Та посмотрела на фотографию мальчика и говорит:

- Сглаз на вашем пареньке. Завидуют люди вашей любви, вот и сглазили пацанёнка. Надо всю квартиру чистить. Надо мне самой к вам ехать.

Договорились на четверг следующей недели. Нина Петровна, так звали ведунью, сказа ему, что для её визита приготовить надо заранее.

-2

Толик приехал за знахаркой, как договаривались.

В городе их уже ждали. Сестра Татьяна, жена Толика, приготовила всё, что велела знахарка: новое полотенце, новые носочки для Лёшки и серебряную ложку. Остальную атрибутику знахарка привезла с собой. Толик краем глаза увидел её пожитки, когда зашёл за ней в дом: свечи церковные трёх цветов, кора какая-то, вроде на берёзовую похожа, и обмылки что ли.

Ведунья выгнала из квартиры всех любопытных, остался только Лёшка, и Татьяне она тоже разрешила остаться. Нас: меня, Наташку, старшую дочь Татьяны и Толика, и тётю Зину, мать Толика – выгнала во двор. Мы покорно ушли, сидели во дворе на лавке, ждали, чем дело кончится.

Минут через сорок, смотрим, выходит Толик с узелком знахарки и её саму под локоток до машины ведёт. Сели и поехали.

А мы втроём чуть ли не вприпрыжку в подъезд заскочили.

И прямиком к Таньке, что, мол, и как?

Она говорит, что знахарка запретила кому бы то ни было рассказывать о том, что и как она в квартире делала. Говорит, ещё два дня надо чистить квартиру, слишком «грязно» здесь. Приедет, мол, ещё во вторник и четверг. В среду и пятницу нельзя, а в воскресенье и подавно.

Единственно, что все мы заметили, так это те самые новые носочки на ногах у Лёшки, но сказать ничего не сказали.

Мы стали ждать следующего визита ведуньи.

Татьяна всё это время читала по утрам молитвы, которые велела знахарка, окропляла Лёшку святой водой и давала пить какую-то наговорённую водичку.

Бедный Лёшка, измученный своей немощью, делал всё, что велела знахарка, послушно выполнял все её указания.

-3

Во вторник Толик снова привёз Нину Петровну. Нас снова выгнали во двор.

Наташка, ей тогда лет двенадцать было, решила посмотреть в окно, благо первый этаж. Уцепившись руками за подоконник, она встала на ребро стены и внимательно наблюдала за происходящим. Увидеть в маленькую щёлочку она могла немногое, так как шторы были достаточно плотно занавешены.

Когда «чистка» квартиры подошла к концу, Наташка вернулась ко мне. Из её рассказа невозможно было узнать подробности. Она запомнила только то, что знахарка делала какие-то пассы руками над Лёшкиной головой и потом зачем-то с приличной силой лупила его веником по спине.

После отъезда ведуньи мы с Наташкой было намылились расспросить Татьяну о подробностях, но по её строгому лицу, поняли, что ловить нам здесь нечего. Она даже свекрови не сказала ничего, когда та вернулась с дачи.

Третий «сеанс» чудодейственной магии состоялся в четверг, как и было оговорено.

Нам троим недолго пришлось ждать, минут двадцать, не больше, пока Татьяна сама вышла за нами во двор и не позвала к столу. Сказала, что так, мол, надо, знахарку угостить на дорожку.

Мы разместились все за кухонным столом, не было только Лёшки и Толика. Лёшка вроде как почувствовал себя плохо, прилёг, и Толик остался рядом с ним.

Я так отчётливо помню это застолье, как будто оно было вчера, хоть лет с той поры прошло немало. Уже и тёти Зины нет в живых, и Толика.

Но сильнее всего врезались мне в память слова знахарки, обращённые тогда к тёте Зине, о том, что жить ей осталось всего пять лет.

Никто из нас в тот момент не проронил ни слова, но как только знахарка уехала, все сразу стали утешать тётю Зину. Говорили, что ведуньи тоже люди и тоже могут ошибаться. Стали приводить какие-то примеры, случаи из жизни. Верещать, что ей всего-то шестьдесят, что она ещё молодая, поживёт ещё.

Тётя Зина делала вид, что слушает всех и даже верит тому, что мы говорим, но по её отрешённому взгляду было понятно, что мыслями она уже не здесь. Она уже устремилась на пять лет вперёд, она уже себя похоронила.

* * *

Не могу сказать, что все эти пять лет мы постоянно вспоминали этот случай. Но, встречая тётю Зину на общих семейных торжествах, я нет-нет да и ловила себя на мысли о том, что часики-то её, оговоренные ведуньей, тикают. Вот уже два года прошло, а вот уже и три.

Вот однажды на одном таком семейном мероприятии мы оказались за столом рядом. Сидели, пили, ели, произносили здравицы за юбиляра.

И вдруг она напомнила мне про тот случай, и я поняла, что мы-то послушали тогда знахарку да и забыли, а она нет. Каждое ведьмино слово было увесистей пудовой гири для бедной женщины.

- Помнишь, как она мне тогда сказала? – и тётя Зина слово в слово повторила пророчество ведуньи, произнесённое четыре года назад.

- Помню! – сказала я и тут же добавила. – Хватит Вам об этом думать, тёть Зин! Сколько лет прошло! Вон живы и здоровы!

- Жива и здорова, да! Только срок-то ещё не вышел! – парировала она. – Ровно через год время подходит, ровно через год пять лет будет.

И тут я вспомнила, что третий раз приезжала знахарка именно под Толиков день рождения, который мы сегодня сидим и празднуем.

Мне стало жутковато. Но каково же этой несчастной женщине в течение всех этих лет каждый год думать о предстоящей смерти?! Вот кому действительно должно быть жутко!

- Я бы и не поверила её словам, дочка, - обратилась она ко мне по-матерински, - но сама видишь, Лёшка, слава Богу, на поправку пошёл, в весе стал прибавлять, а то всё дистрофиком ходил. Да и волосики расти стали ровненько, без проплешин. Тьфу, тьфу, тьфу, как бы не сглазить. Я за внучка-то очень рада. Спасибо ей, этой Нине Петровне. А про себя нет-нет да и подумаю: не шарлатанка, значит, она. Если мальчика нашего вылечила, значит и мне правду сказала.

Я не знала, чем ей возразить, потому что, положа руку на сердце, я рассуждала точно так же.

- А Вы не хотите к какой-нибудь гадалке сходить? Или к знахарке к какой-нибудь другой? А может быть, даже к ней, к Нине Петровне этой, - начала я перебирать варианты.

- Нет, не пойду никуда! Ты знаешь, я ведь неверующая! – разоткровенничалась она со мной. – Только если через год жива буду, в церковь обязательно пойду, свечку ему поставлю.

Произнося последние слова, она поняла глаза к небу, хотя и без этого я поняла, о ком она говорит.

Долго я не видела после этого юбилея тётю Зину. Около года. Слышала только от сестры Татьяны, что всё вроде у неё нормально. Живёт потихоньку, помаленьку. На дачу ходит, сажает там что-то. С внуками Татьяне помогает. Всё чин по чину.

Как-то раз еду на работу на четвёртом троллейбусе, повернул он как раз к их остановке и на светофоре остановился. Смотрю, бежит наша тётя Зина за «четвёркой», хотя, чтобы до дачи добраться, ей «пятёрка» нужна. Успела, в переднюю дверь вошла. А я на задней площадке стою и за ней наблюдаю.

Она увидела меня, кивнула головой. Кричать друг другу неудобно, народу битком. Да мне и выходить скоро.

Стою и думаю, куда это она едет? А потом поняла – в церковь она едет. Сегодня ровно пять лет с того самого дня, как гадалка обрекла её на душевные муки. Едет, как обещала, чтобы свечку «ему» поставить.

Целых пять лет мучился, человек, смерти ждал. Жил в режиме ожидания. Программа, которую знахарка в неё заложила и которую она сама пять лет культивировала, дала сбой. Сегодня всё прояснилось. Она может спокойно жить дальше.

* * *

Тётю Зину отпевали дома, в церковь не носили. Стоя возле гроба вместе со всеми родственниками, я держала в руках свечу и думала: « А ведь знахарка ошиблась ровно на год!»

С того самого момента, как она предрекла Толиковой матери кончину, прошло не пять, а шесть лет. У Толика день рождения завтра. И встречать свой сорок второй день рождения он будет без неё, без женщины, подарившей ему жизнь.