Оккупация Москвы наполеоновской армией и «великий пожар» в городе в сентябре 1812 года — хрестоматийно известные факты. А вот освобождение Первопрестольной от захватчиков, как ни странно, стало чуть ли не периферийным сюжетом мировой историографии, — хотя защитники московских святынь проявили колоссальный героизм, решительность и благородство. Особую роль в освобождении Москвы сыграл русский патриот, немецкий барон, генерал Фердинанд Винцингероде и находящийся под его началом особый (обсервационный) корпус, состоящий из лёгких кавалерийских отрядов. Как это происходило — разобрался историк из НИУ ВШЭ Алексей Белов.
«Нет, не пошла Москва моя к нему с повинной головою...»
Драматург Александр Шаховской, хорошо знавший генерала Фердинанда Фёдоровича Винцингероде (1770-1818), участника кампании 1805 года, Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов 1813–1815 годов, описывал его как человека с «рыцарским характером» и «наследственной запальчивостью», ненавидевшего Бонапарта и французов, «разоривших его родину и лишивших его самого родовых прав и достояния».
Винцингероде с 1797 года (с небольшими перерывами) состоял на службе в России, и его глубоко возмущали разрушения и осквернения русских святынь. Генерал всеми силами пытался препятствовать этому варварству, рисковал жизнью, не оставляя надежды спасти национальные сокровища.
9(21) октября* 1812 года, на второй месяц оккупации Москвы французами (она началась 2 (14) сентября), Винцингероде узнал от своей разведки или же от пленных, что Наполеон намерен взорвать Кремль. «Генерал получил несомненное известие, что оставленный в Кремле гарнизон тоже готовился очистить его и закладывал мины под его древние стены, чтобы оставить после себя самый разрушительный и кощунственный след», — вспоминал служивший под началом Винцингероде Александр Бенкендорф (будущий шеф жандармов и одновременно Главный начальник III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии).
Действительно, 8(20)** октября французский император отправил приказ маршалу Эдуару Мортье, назначенному генерал-губернатором Москвы во время её оккупации, — 11 октября «предать огню дворцы Кремля», разместить порох под всеми его башнями и провести минирование зданий в других частях города. Дождавшись, когда Москва и Кремль всполыхнут в нескольких местах, Мортье должен был направить основную часть своих войск к подмосковным Можайску и Верее. Самому ему поручалось после ухода войск взорвать Кремль и поджечь ряд особняков, в том числе, дом московского градоначальника Фёдора Ростопчина. По выполнении задачи он мог покинуть Москву.
Винцингероде, возмущенный варварскими планами врага, вечером 9 октября решил помешать их исполнению. Он собирался лично заявить начальнику неприятельского гарнизона, что «если хотя бы одна церковь взлетит на воздух, то все попавшие к нам в плен французы будут повешены».
Утром 10 октября, оставив авангард при Петровском путевом дворце на Тверском тракте, Винцингероде с небольшим сопровождением (в частности, своим адъютантом ротмистром Львом Нарышкиным) поехал внутрь территории города в направлении Кремля, приказав одному из своих заместителей Ивану Иловайскому 4-му ждать его до вечера.
К Тверской заставе Винцингероде подъехал с казачьим полком. Вперёд был послан сотник Ф.А.Попов — в качестве парламентера. Он должен был пригласить Мортье к переговорам.
«Уж постоим мы головою за родину свою!»
Винцингероде боялся опоздать со спасением московских святынь. Поэтому, не дожидаясь Попова и оставив полк на заставе, генерал двинулся дальше. С ним были лишь Нарышкин и ещё один казак, которому барон велел привязать к пике белый платок. Дело в том, что парламентеры не захватили с собой трубача — традиционного участника переговоров.
Винцингероде чрезвычайно рисковал. Он был родом из Гессена, который находился под контролем Франции — вошёл в состав созданного Наполеоном Вестфальского королевства. Служба барона в России считалась изменой королевству, а значит, в случае пленения ему грозил военный трибунал. Винцингероде, сознавая всю опасность своего положения, не раз — но безуспешно — предлагал Нарышкину оставить его.
Въехав в Москву, парламентеры почти беспрепятственно добрались до дома градоначальника на Тверской. Однако там их остановил пикет неприятеля. Вопреки законам войны, переговорщиков пленили и повезли в Кремль. Вскоре был обстрелян другой парламентер, сотник Попов.
В Кремле Винцингероде привели к Мортье. Между ними завязался «жаркий спор». В итоге, в нарушение правил войны, переговорщик был под стражей отправлен к Наполеону, что обещало последующий расстрел.
Несмотря на провал попытки переговоров, предпринятой Винцингероде, появление его и частей русской армии, находившихся под его началом и успевших обратить в бегство неприятельскую конницу на окраинах Москвы, испугало французов, пишет Алексей Белов. Не зная о небольшой численности его корпуса и «потерпев от него только что несколько поражений, они опасались столкновения со значительными силами русских и ускорили подготовку к оставлению Москвы, спешно уничтожая военное имущество (понтоны, зарядные и патронные ящики и т.п.)». Первые обозы потянулись из города в тот же день.
В шесть вечера Мортье с гарнизоном выступил из Москвы. А глубокой ночью неприятельский арьергард взорвал пороховые мины, исполняя приказ о разрушении зданий, включая Кремль.
Нетерпеливые «герои»
Наполеон поспешил с победными реляциями — и 11 октября возвестил миру, что Московского Кремля «больше не существует». Самонадеянный император даже не дождался подтверждения того, что его приказ исполнен. Видимо, он не сомневался в своих сапёрах и в их исполнительности. Но, как известно, многие «приговорённые» здания сохранились. Разрушения Кремля от взрывов «были значительны, но все же несопоставимы с планами и проведенной подготовкой», подчеркивает исследователь.
Арсенал, здание Сената, Звонница, пристройки к колокольне Ивана Великого и некоторые башни получили серьёзные повреждения (полностью взрыв уничтожил лишь Водовзводную). Кремлёвские стены были пробиты в пяти местах. И, тем не менее, Кремль и собор Василия Блаженного уцелели, выстояли. Варварские планы Наполеона не воплотились. Но почему?
Во французской (а нередко и в отечественной) историографии бытовало и бытует мнение, что уничтожение Кремля сорвалось из-за ливня, погасившего фитили. Но фитили можно было зажечь снова. Да и минированием занимались военные инженеры и сапёры, специально оставленные Наполеоном в городе, — мастера своего дела.
По мнению Алексея Белова, вероятнее другая версия. Успешные наступательные действия подразделений Винцингероде и невозможность долго сдерживать атаки русских заставляли французский гарнизон спешить и игнорировать приказы, отмечает историк. Показателен случай с Почтамтом (на углу Мясницкой и Чистопрудного бульвара). Команда, присланная для его уничтожения, не стала поджигать здание и лишь заставила спрятавшихся здесь людей собрать перед Почтамтом «большой костёр дров и зажечь». Дым должен был убедить находившихся в Кремле высших офицеров, что их распоряжение исполнено.
К слову, Мортье, невзирая на предписание Бонапарта, ретировался из Москвы вместе с основной частью своих войск, не проконтролировав исполнение приказа о подрывах. Довершить же взрывы было некому. Неприятель спешно оставлял Москву, стремясь уйти под прикрытие основных сил, идущих через Малоярославец на богатую Калугу.
Но если бы солдаты Мортье не спешили, едва выдерживая напор атак Винцингероде и подчинявшихся ему Иловайского и Бенкендорфа, то не осталось бы ни собора Василия Блаженного, ни Кремля с его храмами, да и вообще никаких крупных каменных зданий.
Однако, к сожалению, осквернению московские святыни подверглись. Бенкендорф вспоминал: «Вместе с одним офицером я вступил в собор, который видел только во время коронации Императора блистающим роскошью <...>. Я был охвачен ужасом, найдя теперь этот почитаемый храм, который пощадило даже пламя, перевернутым вверх дном безбожием разнузданной солдатни<...>».
Освобождение спасителя
Иловайский ждал возвращения своего командира до вечера. Но ночью прогремели взрывы — стало очевидно, что переговоры не удались. А потом выяснилось, что Винцингероде в плену.
Александр Бенкендорф писал о тех событиях: «Тотчас же я выслал трубача с письмом, чтобы предупредить, что французские генералы, находившиеся в нашей власти, отвечают своей жизнью за малейшую неприятность, которая может случиться с генералом Винцингероде».
В ночь на 11 октября Иловайский — теперь «старший по корпусу» — вывел свои войска к Москве. Утром русские вступили в город. По словам Иловайского, неприятель «не успел ещё весь вытить», бросил весь военный госпиталь и множество снарядов. Перестрелки ещё продолжались, и немало французов были взяты в плен. Но к вечеру положение в Первопрестольной стабилизировалось. 16 октября полномочия армейской комендатуры перешли к обер-полицмейстеру Петру Ивашкину.
Судьба же Винцингероде складывалась, как в авантюрном романе. Иловайский утверждал, что барон попал в плен по неосторожности, не имея знака парламентера. Однако, возможно, Мортье просто не мог отпустить генерала, который видел положение дел в Кремле и мог определить численность его гарнизона, полагает Алексей Белов. Не исключено также, что маршалу хотелось показать рвение и отвлечь внимание Наполеона от деталей оставления Москвы.
Так или иначе, 15 октября около Вереи Винцингероде был представлен Бонапарту, который пригрозил пленному расстрелом как изменнику. Главнокомандующий Михаил Кутузов по повелению царя активно требовал у французов выдачи Винцингероде и Нарышкина — как захваченных вопреки правилам войны. Но французы отправили генерала в Вестфалию, где должен был состояться суд. Однако 28 октября у местечка Радошковичи Минской губернии русские отряды отбили Винцингероде у неприятеля. Под Витебском был освобожден Нарышкин.
В ноябре 1812 года Винцингероде был пожалован орден Святого Александра Невского — одна из высших наград Российской империи. Его карьера успешно продолжалась, последовали новые регалии. Во второй половине 1810-х барон по праву мог почивать на лаврах, занимая почётный пост командующего Отдельным Литовским корпусом. Но его долгая напряженная борьба с Наполеоном сказалась на здоровье. Фердинанд Винцингероде умер в 1818 году.
«Не будь на то господня воля, не отдали б Москвы!»
В сознании современников и потомков освобождение древней столицы 11 октября 1812 года осталось в тени её сентябрьского пожара и сражения под Малоярославцем 12 октября, во многом определившего исход войны, отмечает исследователь. Не случайно Кутузов сообщил царю о возвращении города очень лаконично: «11-го сего месяца генерал-майор Иловайский с отрядом вступил и занял Москву». На тот момент это событие не имело стратегического значения. К тому же вытеснение французов из города легкими подвижными отрядами носило характер партизанских действий, а следовательно, не считалось полномасштабной битвой.
Увековечиванию памяти об изгнании врага не способствовало и то, что Первопрестольную освободили немцы — реакционный романтик Винцингероде и Бенкендорф, прославившийся впоследствии как шеф жандармов. Однако это не уменьшает ни проявленного ими героизма, ни их роли в спасении московских святынь от гибели. Оба они — национальные герои и истинные патриоты России, заключает Алексей Белов.