Эти имена я увидела через год после освобождения от украинских боевиков высоты Саур Могила, когда приехала к остаткам мемориала, полностью разрушенного после боёв, вместе с друзьями – бойцами батальона «Восток», которые держали здесь оборону и вызывали огонь на себя. Погибшие наши герои были захоронены у подножия холма, на деревянных табличках были написаны имена добровольцев-ополченцев. Взгляд остановился на двух из них – Иво Стейскал и Войтех Глинка.
Я положила цветы, убрала траву и ветки, которые степной ветер принёс к их могилам, и долго стояла и думала о них – незнакомых, но великих, честных и отважных людях – добровольцах, по зову сердца пришедших защищать нас от нового украинского фашизма.
Как я узнала позднее, чех Иво Стейскал был родом из Брно, работал обычным учителем, не имел военной подготовки и поехал воевать на стороне ополченцев в Донбасс по велению сердца. Его сестра рассказывала, что он писал ей, как украинская армия превосходила ополчение в численности, как ВСУ били по мирным городам фосфорными снарядами, от которых все горело. Ему было всего сорок лет.
Войтех Глинка был шофёром. Иво и Войтех погибли 12 августа 2014 года. Они держали позиции до конца… Это было страшное время первых тяжёлых боёв ополчения против регулярной украинской армии и нацбатальонов. Наши герои погибали, но не сдавались. Иво и Войтех — были первыми из иностранных добровольцев, кто погиб за Донбасс и Россию.
Тогда я ещё не знала, что вскоре судьба сведёт меня с самыми лучшими из добровольцев – и российскими, и сербскими, и с испанцами, чехами, словаками, французом. И все годы, начиная с 2015-го, моя жизнь будет так или иначе связана с ними. С одними мимолётно — по журналистской или волонтёрской деятельности, связанной с помощью бойцам. А с другими добровольцами меня свяжут искренние дружеские отношения, которые пройдут закалку и горем, и радостью.
Особое место в моём сердце занимают словаки. Когда я встретилась с Марио, его рассказ просто потряс, хотя мне казалось, что мало чему удивлюсь, потому что ужасы и боль войны — это и мой личный опыт, как дончанки, не бежавшей с родной земли и принявшей осознанное решение остаться и делать всё, что в моих силах, чтобы приблизить НАШУ победу. Марио — суровый, смелый, добрый к своим и беспощадный к врагам человек, чьё доверие завоевать нелегко. Но я помню, как он читал письма маленьких дончан, которые я привозила на позиции его подразделению. У Марио большое сердце и бескомпромиссный характер. Он воевал с 2014-го года на самых тяжёлых участках фронта и в ЛНР, и в ДНР. Вот, как это было.
— Вспоминаю, как мы приехали к другу, ополченцу из бригады «Призрак». Мы тогда освобождали окрестности села Петровское от боевиков карательного батальона «Айдар» (запрещён в России как террористическая организация). Наш друг сам был из этих мест, скучал по своей семье. Когда наше подразделение зашло в пригород, он радостно пригласил: «Друзья, идёмте ко мне на кофе!». Мы приехали, а его жена зарезана и привязана к двери. Отступая, по наводке местных коллаборационистов украинские боевики расправились и с ней, и с другими родственниками ополченцев. Так я лично увидел изнанку украинского фашизма и его последствия. До того, как отправиться в Донбасс, в Интернете смотрел видео из Одессы, где нацисты сожгли людей живьём. Там была женщина, которую задушили, а потом сожгли в Доме профсоюзов, а украинский депутат Гончаренко снимал её тело на камеру и издевался — «какая жирная негритянка». Увидев это, я просто потерял покой.
Если бы я не приехал, то на душе было бы так тяжело, что не пожелаешь никому. Я считаю, что долг настоящего мужчины – это защита людей от зла и восстановление справедливости. Я не увидел здесь войну. Это геноцид русских. Я считаю, Украина поступила по отношению к вам бесчестно и несправедливо. Украинские вояки убивают мирных граждан, буквально истребляют. Первый боевой выход у меня был летом 2014-го года. Тогда «укропы» начали обстрел колонны автобусов, которые эвакуировали детей из Луганска. Очень большими буквами на автобусах было написано «Дети». Украинские вояки видели, кто там едет. Нам удалось отбить атаку, и дети благополучно поехали дальше. Мы организовывали прикрытие отхода колонн. Прикрывали одновременно от атаки украинских диверсантов и от обстрелов украинской армии. Украинские диверсанты при нападении использовали крупнокалиберные пулемёты и гранатомёты. Дети чудом не пострадали. Наша задача была спасти детей любой ценой, обеспечить им безопасность. Потом уже думал: вот какими подлецами надо быть, чтобы из засады напасть на автобусы? Ведь они же своими глазами видели, кто там сидит? У них что, собственных детей никогда не было?
Воевал в составе батальона «Призрак». Однажды встретился с командиром, Алексеем Мозговым. Он узнал, что нам нужно, потому что мы были в интернациональной бригаде, потом пришёл на учения. Всегда интересовался, какие у нас проблемы, самочувствие, моральное состояние. Это был человек на своём месте. Отличнейший командир, честный человек. Он знал, как вести себя с бойцами. Он был за Новороссию. В ЛНР я служил несколько месяцев, пока не получил тяжёлое ранение. Снайпер специально целился в бок, не прикрытый бронежилетом. Пуля из крупнокалиберной винтовки попала в желудок, задела печень, лёгкое, все ткани были разорваны, большая кровопотеря. Меня отвезли в больницу города Красный Луч, где прооперировали. До сих пор благодарен врачам. Обо мне очень хорошо заботились, лечили. Находясь там, узнал, что когда украинские боевики зашли в Красный Луч, то они расстреляли раненых в больнице. Это случилось за три месяца до того, как я там оказался. Врачи рассказывали, что каратели заходили прямо в палаты и стреляли в раненых. Заходили во все палаты с ополченцами. И всех убили. Я лежал в палате, где на стенах были пулевые отверстия.
Когда меня оперировали, начались обстрелы, снаряды рядом ложились. И нас, раненых, эвакуировали в Россию. Врачи из Красного Луча не хотели повторения трагедии с гибелью раненых, фронт проходил рядом, поэтому всех переправили на лечение в безопасное место.
— Тоскуешь по родине, ведь тебе закрыт путь домой?
— Чехия и Словакия — в Евросоюзе. Для наших руководителей мы, добровольцы в Донбассе, якобы террористы и враги государства. Но сами словаки так не считают. У простых людей взгляды вполне пророссийские. Однако власть приняла закон, по которому нам грозит тюрьма. Наша судьба определена. Нас никто не гнал, мы приехали свободно, мы так решили. Мы нормальные люди, будь мир, мы нигде не воевали, а работали бы. Я не Нострадамус, но как человек, интересующийся геополитикой и много читающий, скажу так: НАТО надо Россию втянуть в войну. Но Путину удалось нарушить эти планы. И тогда НАТО запустили план Б. Теперь, к нам, в Европу, поступает очень много беженцев, среди которых находятся террористы, и их действия будут активизированы Америкой в нужный момент. Я считаю, что американцам мир невыгоден. Доллар уже пустая бумага, не обеспеченная никакими золотыми запасами. Первая мировая, Вторая мировая войны — янки продавали оружие обеим сторонам. Чтобы выйти из экономической депрессии, американцам нужна новая война. Но проблема, что Третья мировая будет уже глобальным уничтожением всех людей и вообще жизни на земле. Поэтому США нуждаются в локальных конфликтах. Чем быстрее наступит победа России, тем будет лучше для всех.
Как и все иностранные добровольцы, Марио прошёл все круги бюрократического ада ДНР, пытаясь получить местный паспорт. И в конце концов получил его, благодаря командиру. Все эти долгие годы Марио продолжает защищать Донбасс, а с началом спецоперации побывал во всех самых опасных точках — адских штурмах на мариупольском направлении и возле Авдеевки. У Марио много ранений и контузий, как и наград — за отвагу и храбрость. Недавно он звонил мне, чтобы увидеться, но встреча сорвалась — слишком горячая сейчас обстановка на фронте, а Марио — не из тех, кто прячется от опасности.
Ещё одного словака-добровольца зовут Мартин. В прошлой мирной жизни у Мартина — высшее образование, полученное в европейском университете, престижная специальность, высокооплачиваемая работа. Когда Мартин увидел кадры сожжения неофашистами людей живьём в одесском Доме профсоюзов и узнал о гибели детей в Донбассе после обстрелов украинской артиллерии, он тоже не смог остаться равнодушным. «Я не хотел стоять в стороне, пока расстреливают и уничтожают беззащитных людей только за их убеждения. Для меня принцип справедливости важен и в жизни, и на войне», — считает Мартин. Узнав о бедственном положении людей Донбасса, Мартин начал помогать гуманитарной миссии. Но то, что он увидел лично во время освобождения Дебальцево, перевернуло все его представления о войне.
— Когда я увидел эту картину, моё сердце заледенело. Возле одного из домов в Дебальцево лежала совсем молодая женщина, застреленная в упор. Рядом с ней лежала маленькая трёхлетняя девочка, её дочка, тоже застреленная. Украинские каратели выстрелили каждой в грудь. Тонкие ручки ребёнка перед смертью царапали стылые комья земли, а серые глаза с упреком смотрели в небо. Я не забуду этого никогда. У меня нет ни уважения, ни жалости к противнику. Они монстры, в них не осталось ничего человеческого. Когда в Дебальцево зашло ополчение ДНР и ЛНР, украинцы стали уничтожать город тяжёлой и реактивной артиллерией. В городе были заминированы почти каждый дом, улица, комната, везде были растяжки, мины, постоянно стреляли снайперы из каждого дома, из каждого окна. Отступая, украинцы убивали мирных людей прямо в домах. Заходили и стреляли в упор — в грудь, в голову. На коже были характерные следы от пороховых ожогов. Всё это я видел лично. И видел, что оставалось от людей, которые прятались в подвалах, а солдаты ВСУ и нацистских батальонов бросали туда гранаты. Разве это война — так жестоко и бессмысленно убивать обычных жителей? Это уже не война, а военные преступления! Как можно прятаться за спинами безоружных граждан, кошмарить и расстреливать беззащитных? Все это невозможно ни понять, ни принять.
Среди украинских вояк много ярых фашистов. На всей их символике, на татуировках — у них свастики. Когда солдаты ВСУ попадают в плен, они рассказывают, что ничего не знают, они не виноваты. Каждый говорит, я — механик-водитель, никого не стрелял, я — медик. Но то, что творят украинцы в Донбассе с мирным населением — это классический террор, не имеющий ничего общего с человечностью и гуманностью. Помню случай, когда хорошие ребята ушли утром в разведку, а вечером одного из них привезли на машине мёртвого. Второго парня нацисты взяли в плен, его потом поменяли. Он вернулся без пальцев — их отрезали во время пыток. Об этом нигде не напишут. Я не люблю вспоминать о пережитом. Что рассказывать, как у меня убили товарища, чьё тело невозможно было из-под огня вытащить? Или как погиб человек, который меня русскому учил? И что я чувствовал при этом?
Западные СМИ молчат, ООН молчит. Это просто какой-то заговор лжи и молчания. У меня всегда были прорусские взгляды. Потому что Россия не склонилась под натиском фальшивых западных ценностей. Россия — страна сильных людей, с великой историей и победами. В Словакии с уважением и симпатией относятся к России, потому что мы близки и по духу, и по характеру, и по крови. В годы войны словацкие партизаны сражались рядом с советскими бойцами против гитлеровской оккупации. И я считал, что надо отдать долг чести русским, которые попали в беду и стоят против украинского нацизма.
Я не люблю, когда нас называют героями. Я считаю, что вот спасатели МЧС — герои, донецкие шахтёры — герои, они спускаются под обстрелами в забой добыть уголь. Ребята-гуманитарщики, которые под обстрелами возят помощь, они тоже герои. Их всех надо награждать. Поймите, в армии форма — это символ покорности, символ защиты граждан. Не обязательно всем людям в форме быть героями, иногда достаточно просто честно выполнять свою задачу.
Мартину тоже закрыт путь домой, теперь его дом — в Донецке, где он создал семью. Пройдя через горнило войны и испытания, любовь и новую жизнь нашли и другие добровольцы — сербы Горан и Боян, испанец Дани. Но об этом — в следующей части. Продолжение следует…
Марина Харькова, собственный корреспондент «Родины на Неве» в Донецке
