Этот беспощадный вывод сделал близкий друг А.С. Пушкина князь П. А. Вяземский, участник Бородинской битвы, награждённый орденом св. Владимира за спасение в этом бою раненого генерала Бахметева, хорошо знавший Л.Н. Толстого и оставивший о романе совершенно разносные заметки «Воспоминание о 12 годе», причём выступает князь не столько как читатель и частное лицо, но как председатель Российского исторического общества, возмущённый самой сутью романа и философией Толстого, высказанной в этом романе.
Есть только одно место в «Войне и мире», которое вызвало одобрение князя – это вступление в Москву армии французов: «Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, то навсегда уничтожалось войско и образовывались не жители и не солдаты, а что-то среднее, называемое мародерами». «Очень хорошо», – пишет Вяземский на полях романа – это понятно, это обличительно и патриотично, всё остальное плохо. Почему?
«Безбожие опустошает небо и будущую жизнь. Историческое вольнодумство и неверие опустошают землю и жизнь настоящего отрицанием событий», – утверждает князь. А роман – это «школа отрицания и унижения истории под видом новой оценки ее, разуверения в народных верованиях». Нет светлых героев, нет блестящих рыцарей, есть простоватые Тушин и Тимохин, которые и слов-то красивых не знают. Это неправильно!
Само построение романа отвергается Вяземским, потому что Толстой переплетает исторические личности и вымышленных героев – «в упомянутой книге трудно решить и даже догадываться, где кончается история и где начинается роман, и обратно». Почему действуют Александр, Наполеон, Кутузов, причём не в ореоле славы и свершений, а как обычные, весьма иногда несимпатичные личности: у Наполеона «жирные ляжки», Кутузов откровенно дремлет во время военного совета и даже (!) в ходе битвы, где решалась судьба Москвы, а Александр откровенно ничего не понимает в Аустерлицком сражении, поэтому выговор автору: «Чем выше талант, тем более должен он быть осмотрителен». Очевидно, у князя в подтексте мысль: какой-нибудь купец прочитает про полководца и государя такое?!
Тем более «события же и лица исторические, нам современные или почти современные, требуют в воссоздании своем гораздо больше осмотрительности и точнейшего соблюдения сходства» – князя откровенно раздражает самая настоящая дискредитация государственных деятелей, вершащих судьбы России и Европы, потому что у Толстого эти деятели выглядят «стариками подслеповатыми, беззубыми, плешивыми, оплывшими желтым жиром или сморщенными, худыми», а ведь это, гремит Вяземский, ветераны боевых действий, «сподвижники Екатерины»! Да как он смел, мальчишка! Или он гораздо хуже?
Князь указывает: «Воля ваша, нельзя описывать исторические дни Москвы, как Грибоедов описывал в комедии своей ее ежедневную жизнь. А в книге «Война и мир» все это собрание состоит из лиц подобного калибра». Ну, обидно же, нет героев – примеров для подражания!
Министр просвещения (как всё-таки повторяются события!) А.С. Норов, вторя Вяземскому, прямо называл, в чём ложь Толстого: «Мы все, от Кутузова до последнего подпоручика артиллерии, каким был я, горели одним высоким и священным огнем любви к Отечеству...» Огнём горели, а у писателя офицеры выпивают, идут солдаты по жаре, едят, потом лезут в пруд, и князь Андрей смотрит на воду, людей в ней и вдруг говорит: «На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Мясо, тело, chair à canon!» – пушечное мясо!
И это говорит князь-патриот? Поэтому министр заканчивает свои заметки: «Я не мог без оскорблённого патриотического чувства дочитать этот роман, имеющий претензию быть историческим».
И этим образованным, эрудированным представителям высшего общества было непонятно, что рождается совершенно новый роман, где патриотизм не декламируется, не произносятся красивые трескучие фразы, где любовь к своей стране никак не связана с любовью к официальным лозунгам – Л.Н. Толстой создаёт новый русский роман о новых русских людях.