ИВАН СМОЛЕНЦЕВ
(Смоленцев Иван Иванович (1 сентября 1935 г., д. Бор Сернурского района Марийской АО – 11 февраля 1993 г., с. Косолапово Мари-Турекского района Марий Эл). Кандидат технических наук. Автор 4 поэтических сборников.
ГРУДЬ ХОЛОДИТ КОЛЬЦОМ КОЛЬЧУГИ
Публикация: «Литера» № 2, 2023 (г. Йошкар-Ола). Литературно-художественный журнал Республики Марий Эл (Главный редактор Сергей Африканович Щеглов)
Седая Русь
О Русь, земля твоих полей
Испещрена в боях, как латы:
У стен твоих монастырей
В ночи стоят чужие рати.
Уж брошен клич! За честь твою
Встав насмерть, в пламени заката,
Редея, рубится в бою
С врагом дружина Коловрата.
Уже вознёс возмездья меч.
Сказал свой сказ Вороний Камень,
Уж за Днепром, дымя кострами,
Стоит ночным дозором Сечь.
Седая Русь, твоя ль вина,
Вина ль печальной молодухи,
Что лишь рождался сын – война
Была уж тут, как повитуха?
Душа не радостью полна.
Печаль да грусть – судьбы обнова.
На час – победный хмель вина,
Навек – слезы вселенской вдовам.
О Русь, чертой твоих границ
В веках прошли и быль, и небыль.
Как отзвук битв минувших, в небе –
Ночные всполохи зарниц.
Память
Немая древность, старина,
Как тайна за семью замками.
Но вдруг взойдёт меж туч луна,
Как стяг над спящими полками...
И затрубят, как та труба,
Ветра, и небо мрак уронит.
Рванётся ночь: горят хлеба!
И захрапят, встревожась, кони.
Метнётся женщина, дитя
Заплачет в утлой колыбели…
И дрогнут глуби бытия:
Идёт ли град, летят ли стрелы?
...Забывчив ум, доверчив мир,
Но день и ночь недремна память:
Ей болью снится вражий пир
И пепел книг в сгоревшем храме.
...Свои пути у старины.
У нас свои ветра и вьюги.
Но память вновь, тревожа сны,
Грудь холодит кольцом кольчуги.
* * *
Что молчишь, молодушка,
Аль беда?
Что грустишь, лебёдушка
Лебеда?
То не ветры спорили –
Кто сильней?
Много крови пролили
Средь полей.
Стали зори алые
Вызревать.
Стали дети малые
Подрастать.
Вновь взглянула молодо –
Вдруг тепло?
Только сердце холодом
Обожгло
Что смогли, то вынесли...
Отцвели.
Сыновья, что выросли,
В бой ушли.
Гнулся клён, как веточка,
Как лоза.
Две печальных весточки –
В них слеза.
Плакала погодушка:
Ох, беда.
Плакала лебёдушка
Лебеда.
Смерть скифа
Кони шли иноходью, смутясь,
Пыль с копыт, не пыля опадала:
Умер вождь.
Кровь из раны лилась,
Битва в нем ещё бурей блуждала.
Не гремели ни меч и ни щит.
Лишь сердца бились часто и глухо:
Был не скиф нынче в битве убит,
А творец их победного духа.
На заре, под вечерней звездой,
Первой свет в травы бросившей синий,
Холм простой, от печали немой,
Тело дерзкого воина принял.
Холм в степи...
Только ветер с травой
Да звезда в небе – память о рати.
Холм печали и славы былой –
Сказ о взлёте златом и закате.
Карпуня
Лапти с белыми онучами
Да рубашка – бель берёз.
В теле силушку могучую
По земле Карпуня нёс.
Был Карпуня с детства пахарем,
Мирным жителем земли.
И работал – люди ахали.
Так бы трое не смогли.
В мире с добрыми соседями
Хлебороб Карпуня жил.
В грозный час на битву с бедами
Вместе с ними выходил.
И врагам в боях окольные
Были коротки пути:
Три Георгия в престольные
Нёс Карпуня на груди.
...Много лет с жарой, с морозами
Прожила родная ширь.
На пригорке, под берёзами,
Спит Карпуня-богатырь.
Чтит народ того, кто именем
Славен в битве и труде,
И играют дети «в Минина»
На Карпунином бугре.
Валентина
Осыпается лист на рябине.
Луч заката упал на жнивьё.
Расскажи нам своё, Валентина,
Заплутавшее в думах житьё.
Помяни – женихам не в обиду, –
Как со свадеб от тихих невест
Уходили Петры и Демиды
По просёлкам, пылившим окрест.
Не таи злую долюшку-долю,
Что полынью в душе проросла:
Не она ли с тобой через поле
С бороною да с плугом прошла?
И беда не беда, если рядом –
Как заслон от беды – мужики.
Только выбито полюшко градом.
Тех, что нет уж, корить не с руки...
Попылай, покрасуйся, рябина,
И твоя догорает краса.
Посиди, помолчи, Валентина.
...Холодна по зазимью роса.
Женщина и поле
Женщина, поле и колос.
Помнятся давние дни.
Слышится ласковый голос:
– Дочка, присядь, отдохни.
Убрана первая постать.
Руки в истоме горят.
Словно живые, колосья
С пожнивом рядом стоят.
Давнее страдное лето,
Звонкая, светлая тишь.
Разве душой своей это,
Радость познав, проглядишь?
Было с поры той немало
В жизни утрат и потерь.
Всё, что война наломала,
В сердце поди-ка измерь.
В час, когда беды и боли
Свет заступали уже,
Было для женщины поле
Дюжей опорой в душе.
По родной сторонушке
Приотстала пыль дорожная.
Сухо веточки трещат.
Прячет белка осторожная
От моих шагов бельчат.
По родной иду сторонушке,
Слышу сосен старых скрип.
Мне навстречу несмышлёнышем
Выбегает белый гриб.
В теневой чащобе ельника
На земле – куриный пух:
Знать, разбойница у мельника
До сих пор крадёт рябух.
Здесь когда-то были саженцы,
Им теперь – по двадцать лет.
Может, это только кажется.
Что о детстве грусти нет.
Что-то в воздухе от осени.
Ухожу – зовут пути.
Гребешком колючим сосенка
Причесала: – Приходи!
Первые борозды
В ту пору мне минуло десять.
Ещё грохотали бои –
Когда захотелось мне взвесить,
Испробовать силы свои.
И помнится мне, как впервые
Я шёл, налегая на плуг.
Пусть борозды были кривыми,
Пусть не было твёрдости рук.
Пусть всё получалось неловко,
Но с гордостью, весел и бос,
Под вечер частицу сноровки
Я с поля, счастливый, унёс.
Стихи Руставели в 42-м
Усевшись в кружок вечерами
В избушке, где выстужен дух
Промёрзшими круто углами,
Читали мы Пушкина вслух.
За окнами вьюги гудели
И таяло пламя свечи,
Поэму Шота Руставели
Мы снова читали в ночи.
И лихо и голод средь сказок
Снося, мы за прозу брались.
Нам нравились Мамин и Вазов,
Некнижною знавшие жизнь.
Прошло это время, метели,
Как прежде, метут под окном...
Напомнят стихи Руставели
О давнем, о 42-м.
Праздник 46-го
Широкий стол, как карта мира,
И красный лист календаря.
И речь вождя в волнах эфира.
И неуёмное «ура!».
А ты за стол с бедою-ношей
Садись и сердцу повели –
Бесстрастным быть,
и шесть картошин
На пять доль равных подели.
Потом, смутясь, из доли пятой
Добавь по дольке к четырём.
И свято лги, когда ребята
Живым теплом заполнят дом.
...У войн свои к прозренью вехи.
Глубинней праздника печаль.
Метели дат – как взрывов эхо.
И календарь судьбы – февраль.
* * *
Поле это – повесть о войне.
Поле, не укрытое накатом.
Зеленя, горевшие в огне,
Тоже умирали, как солдаты.
Яблони не к сроку зацвели,
Вскинувшись к забытому порогу.
С песнями военными вдали –
В памяти усталая дорога.
Звёзды осыпаются на гать,
Блекнут, догорая под ногами.
Думами своими и стихами
Мне ему и в малом
Не солгать.
Поветрие
Ещё в стране не осушили
Всех слез сирот и матерей.
Ещё не убранными были
Просторы раненых полей.
Ещё, кто жил, был бит и ломан
Засильем горя и беды.
В бескормье падал скот и в доме
Хлеба пеклись из лебеды.
Зачем и кто – в бесстыдстве глума
Иль по холопскому уму –
Поветрье новое придумал,
Писать посланья Самому?
И лгать, что быт достатком прочен,
Что чаша счастия полна,
Что, не познав разрухи ночи,
Живёт родная сторона.
Что от того, что старый конюх
Был дня осеннего мрачней,
Когда письмо держал в ладонях,
Скрипя резиной костылей?
И то не в счёт, что суть вопроса
Ты постигал уже потом –
Тогда и ты – по-детски косо
Поставил подпись под листом...
Зачем и кто?
Но нет ответа.
Что было – кануло в миру.
Но было: взрослые и дети
Играли в странную игру.
Следы войны
Война с войной в судьбе скрестились,
Сгубив и дедов, и отцов.
Нас было много по России,
Неоперившихся птенцов.
Нас было много, кто ни править,
Ни ставить жизненных ветрил
Не мог – ушли к посмертной славе
Все те, кто этому учил.
Сердца в броню вковало время,
Забыв, что им ещё расти,
Что жизнь несёт в себе не кремень –
Росток, которому цвести.
В те годы в жизнь сквозь страх глядели,
Сквозь правду, вжатую в кулак:
Наколки синь на тощем теле
Была, как мнимой власти знак.
Был высверк бляхи криком моды,
День – гномом от утрат и нужд.
Боль той поры и через годы
Живёт средь нас изломом душ.
Горсть зерна
Стоял он, всклоченный, во ржи,
А рожь – сама себе не рада –
Клонилась к зелени межи,
Исполосованная градом.
Как плетью, град косил хлеба.
Колосья бились о запястья.
И болью стыли на губах.
Глухие, горькие проклятья.
...Теперь не то!
Но в звоне чаш
Вглядись – рука судьбы жестока:
Там, горсть зерна храня от рока,
Стоит средь поля предок наш.
Шли кони
Да вот, он – хоть слева, хоть справа
Взгляни – тот тесовый навес,
Где всюду высокие травы
И тут же ленок-долгунец,
Где я на затёсах сарая –
Поверх хомутов и вожжей, –
Как длинную повесть, читаю
Знакомые клички коней:
Вот Верный в соседстве с Задором,
Ударник, Планета, Волна...
Кто знал, что совсем уже скоро
По миру ударит война?
В строй – Верный,
Планета – в обозы,
Двужильный Ударник – в хомут...
Сквозь голод, сквозь смерть и морозы
Не все эти кони пройдут.
Не все...
Но сквозь вьюги, сквозь беды,
Изведав труды и бои,
Шли кони, в сказанье Победы
Вписавшие клички свои.
Сходня
Круто встал колос, в мороке льда
Круто сжал полдень холода дышло.
Круто упав с небосвода, звезда
Никуда уже больше не вышла.
Круто шёл, крупно падая, дождь.
Круто день в небе солнышко поднял.
Что найдёшь – то с собою возьмёшь,
Что оставишь – боль выплачет сходня.
За собою не зная вины,
Уходили, теряли: качалась
Над тропой жизни пика войны,
И судьба о неё разбивалась.
* * *
Велика Земля-планета.
Мохнонога птица сыч.
Деревень таких, как эта, –
Кто сочтёт их – сотни тыщ.
Льда кресала, стужи кремни,
По прогалам – редкий дом.
Ты на чём стоишь, деревня,
Мир твой держится на чём?
Сыч в окошке...
Боль планеты,
Боль живая, боль – не роль –
Потерять деревню эту,
А не эту – тоже боль!
* * *
Затихает пурга усталая,
Замедляет в сугробах бег.
В чистом поле избушка малая
Как пичуга упала в снег.
Поломало её, помыкало
Стужей-зноем, войной-бедой.
Пыль дорог от обувки лыковой
Во дворе проросла травой.
Ей взгрустнуть бы, да нет товарища.
И слезы, чтоб заплакать, нет.
Две тропинки: одна – на кладбище,
А другая – на белый свет.
Ночь то мраком дохнёт, то холодом.
Над веретьями звёзд лучи.
И огни снегового города –
Будто волчьи глаза в ночи.
* * *
Неуютные, скучные долы.
Чахлый ряд задремавшей лозы.
Серый тополь, продрогший и голый –
Белый голубь на фоне грозы.
День убог и до зябкости жалок,
Как в ночи придорожный туман.
На пространстве, стеснённом и вялом,
Одинокий заброшенный стан.
Быть дождю или снегу – не лету,
Не грозе над юдолью немой.
Даже тучи от зябкости этой
Прочь куда-то летят стороной.
Но, увы, тополя не летают.
И ничто тут отлёта не ждёт:
Эти долы доподлинно знают –
Человек их когда-то найдёт.
Смута
Уже палач приписан к плахе.
Уже кровавый начат пир.
Уж в градах Русь – единым махом
Сселяли с тронов и квартир.
Уж счёт открыт для новой спеси.
Уже к другим приписан трон.
А Русь глубинная по весям
Все сеет-жнёт да стелет лён.
Всё недосуг: не завариха
В умах страшит – пустой сусек,
Хоть всяк уж знает: будет лихо –
Бич смуты гнёт, ломая, всех.
* * *
Двое вас всего – ты и Русь.
Но и это уже немало.
Потому среди дел не трусь,
Если сердце к трудам позвало.
Возрождать время дом и сад,
И село поднимать средь пашен.
В поднебесии пусть парят
Купола храмов, прежних краше.
В чём забота Руси, спроси
У своей же души прилюдно...
Снова матерью быть Руси,
Быть сестрою – в работе трудной
Алексей Смоленцев: «два слова о подборке Ивана Смоленцева в журнале «Литера» № 2 2023 год (из письма главному редактору журнала С.А. Щеглову):
О подборке…
Прочел все внимательно… для меня публикация – сам факт – чудо… но вроде, уместно все… предыдущая подборка – «из неопубликованного»… здесь – «военная» тематика… то есть нет ощущения повтора, монотонности, избыточного присутствия автора… подборки – самостоятельны, самодостаточны – как грани драгоценного камня… новая грань – новая игра света… это еще и говорит о творческих возможностях Смоленцева – то есть не раскрыт он во всей полноте и особенностях поэтического дара… И, получается, - выдерживает проверку: каждого выхода к читателю – всегда интересен… Здесь – Ваша заслуга, Сергей Африканович. Подборка, Вами составленная, да – «военной» темы, но не замыкается на ней и это дает простор явления поэту и простор восприятия читателю… очень удачно и на месте – вроде и не военные - «По родной иду сторонушке…», «Велика земля-планета…» (очень удивительное, кстати, и глубокое, таинственное, даже, стихотворение)… но все это выходит в завершение подборки «Двое вас всего…» - то есть, вроде и не война… но «забота Руси»… и война то… войны Руси – они, ведь, и есть «заботы»… да-да – это тот самый Блоковский мотив (отец, кстати, Блока очень любил… Есенина ценил высоко, выше Блока ставил, но любил – Блока; Есенина никогда не читал вслух, а Блока – читал, восхищался): «Ну что ж одной заботой более / Одной слезой река полней…», (Блок, «Россия»)… У Смоленцева – «забота» Руси, крестьянская забота, забота Поля – это развитие Блоковского смысла «заботы»… не знаю уж сознательно или интуитивно он работал… Но получилось и Вы сознательно или интуитивно, но в составлении подборки учли «войну» как одну из забот Руси…
Далее название подборки… во-первых профессионально точно, во вторых, даже и по-редакторски талантливо, ухвачена самая суть, существо подборки… когда, ведь, «двое вас ты и Русь», то грудь то холодит, не может не холодить кольчугой именно… тут же вспоминаю и Ваше заглавие к Журавлиной дали – великолепно же было подмечено: «Этот путь бесконечный и древний»… вот два удивительно точных заглавия позволяют мне говорить не только о профессионализме редактора, но и о – таланте…
Замечательно смотрятся именно в ряду подборки «Сходня» (вообще удивительнейшее стихотворение) и «Поветрие»… (А. Смоленцев – С.А. Щеглову, июль 2023, с. Косолапово)
