Помню случай из юности. Был у меня друг, и я не знал, что он верующий. В те годы не принято было об этом говорить.
Как-то друг печальным был, молчаливым, думал о чем-то. Мимо церкви проходили, попросил меня во дворе подождать, а сам туда.
Стоял я минут пять, любопытство появилось, поднялся по ступенькам, открыл тяжелую дверь, вошел.
В храме полумрак, никого нет, ни души. Смотрю, друг мой на коленях стоит перед иконой Богородицы. Мне неловко сделалось, даже подумал, что как старенькая бабушка, и было за него немного стыдно: как так? Молодой парень, на улице двадцатый век, люди в Космос летают, наука развивается, а он на коленях.
Тихонечко вышел, стоял под тополем.
Друг появился, никакого смущения, предупредил мой вопрос, просто сказал: «У меня мама сильно заболела, вот – просил за нее».
На другой день встретились, спросил его про здоровье мамы. Снова просто ответил: «Все хорошо, я же просил».
Было, о чем подумать. Мы все об этом думаем, тайно или явно, но все. Или почти все.
Внизу две истории, на эту же тему.
В поезде женщина ехала, в назначенный час повязала голову платком, поставила перед собой святые иконы, молиться начала. Шепчет, но разобрать можно, что просит простить грехи, уберечь от болезней, отвести в сторону лихого человека.
В купе пассажиры-соседи оживленно разговаривали, но, увидев иконы, замолчали – неловко стало.
Мужчина вышел в коридор, молодой парень залез на вторую полку.
Девушка с чаем в купе вернулась, увидела, что женщина молится, замерла, войти не решилась, стояла в коридоре, не понимая, что же делать.
А верующая все крестилась и крестилась, остановилась, когда поезд на станцию прибыл.
И снова загудели пассажиры, девушка принесла другой чай, мужчина достал еду, парень вниз спустился.
Запахло огурцами и вареным яйцом, копченой колбасой и рыбными консервами.
Пассажирка убрала иконы, в коридор вышла, не было у нее желания слушать легкомысленные разговоры.
Поезд дальше поехал, оставил небольшой городок, где на тихой улице в стареньком домике другая женщина молилась.
Свечи перед иконами, вся семья кто где – разошлись по делам. А она молилась и молилась, неслышно шевеля губами.
Просила за сына, который в далеком чужом краю, и у него над головой смерть летает.
Просила уберечь – сына дорогого – для матери. Просила утешения и защиты, милосердия просила.
Летело время, но мать не замечала, и вся душа ее была – в слове.
Встала, наконец, стояла, вглядывалась в Святой Лик.
Пройдет недельки две, вдруг откроется дверь, появится высокий парень с рюкзаком на спине, разведет руки в сторону и скажет: «Мама, я вернулся».