Первой удавшейся любовью я всегда считал одноклассницу Лизу. Мы закончили девятый класс и после выдачи аттестатов все вместе собрались в кафе. Нам не разрешили сдвинуть столы в ряд, поэтому ребята рассыпались по залу на «компашки» и принялись обсуждать прошлое, разбавляя беседу шутками в стиле: «поцелуй меня в зад». Скучные, отвратительные разговоры... не было в них ни чувств, ни серьёзных тем, поэтому я устроился в конце зала, около кухни. Там, откуда по кафе вперемешку с бодрящим запахом молотого перца разливался аромат жареной курятины.
— Послушай, Андрей, — меня тронули за плечо, — притворишься парнем Лизы? — Дана рассмеялась, тыкнув Лизу локтем в бок, когда я развернулся к ним. — За ней увязался мужик, на первом этаже, когда мы отстали от вас... Умора так умора! Гм, ну что?
— Не ребят, без меня... давайте как-то сами, — ответил я резко.
Относился я к Лизе холодно — не признавал чувств. Девочки отвернулись: Дана — с натянутой улыбкой и поднятыми плечами, Лиза — с понуренной головой. Она не общалась ни с кем, кроме Даны. И по правде — больше помалкивала и слушала, чем говорила. Из класса только Дана не верила сплетням девчонок. «Лизка носит платья до колен, с длинными рукавами, — шептались баламутки на задней парте, поглядывая на Лизу украдкой, — чтоб синяки прятать... я сама их видела... Да и папа у неё — не подарок... Постоянная ругань, посуда бьётся; м-да... тут и дураку понятно, в чём дело...»
К этому времени к Дане и Лизе, хромая на правую ногу, тащился громила. Когда он уселся к ним, завоняло кислым потом.
Так они не шутили? Я встал, потянулся к документам и подносу с едой, чтобы сбежать. Но что-то заставило развернуться и обратиться к Лизе с улыбкой:
— Любимка, поговорим?
Девочки сидели на одной стороне, а мужчина — напротив. Дана зажала руками рот и закрякала от хохота. Лиза прикусила губу, подняв брови. Мужчина посмотрел на меня как на соперника и улыбнулся из вежливости. В глазах пылали злоба и дикая жестокость. Так смотрит тот, кто пережил много ужасного. И теперь ничего не боится. То и дело подрагивали высохшие губы, словно под ними копошился рой обеспокоенных ос; хрустели, белели сжатые кулаки. «Он не в себе, — подсказывал внутренний голос, — он не в себе... Такой не побоится тюрьмы, прирежет разом, здесь, на месте, средь бела дня — таким нравится видеть кровь и страдания. Убирайся отсюда, Андрей, беги...»
«Заткнись» — подумал я, кое-как перелезая через Дану, и специально наступил ей на ногу. Если она не перестанет ржать, растрясая жирные щеки, мужик не клюнет, а я буду выглядеть как рождественская ёлка посреди Сахары. Усевшись между девочками, я сделал вид, что поцеловал Лизу в щёку, а на самом деле прошептал на ухо: «подыграй».
— Лиза — моя девушка (Лиза выдавила улыбку.), я — Андрей, приятно познакомиться.
— Чё, может ещё скажешь, что у вас ребёнок есть? — сказал он низким тоном, сжав кулаки и перестав ухмыляться.
Мужчина заметил, что я впился пальцами в кресло, и прошептал, нагрев воздух несвежим дыханием:
— Ну-ка, встали. Быстро провели домой. Если попросите о помощи, попытаетесь хотя бы намекнуть...
Под столом цокнул раскладной нож. Лезвие спустилось по правой штанине. Этого хватило, чтобы взять документы и всем троим направиться к друзьям. Лиза наврала о головной боли от шума и яркого света. Я нехотя добавил, что провожу её до дома. Дана села у окна, нервно расчёсывая запястье.
— Бойфренд, — объяснил кто-то. И, почти все, засмеялись искренне.
Когда мы вылетели из кафе, не оглядываясь, я все еще чувствовал запах кислого пота и звериный взгляд на спине. Безобразный образ прилип к сознанию, словно ракушка ко дну корабля. Он остался за столом, чтоб преследовать на расстоянии и не вызывать подозрения. А может, уже встал? — обернуться я не посмел. Лиза сутулилась и шагала скоро, отчего хвост волос болтался на затылке, будто липкая водоросль в толще воды. Когда мы дошли до служебной лестницы, я схватил Лизу за руку, — она напряглась, — и понёсся на первый этаж. Мы топали и дышали часто-часто, поэтому не слышали, бежал ли кто за нами.
Дорогу перелетели на красный, и всякий раз, когда ревели машины или скрипели тормоза, Лиза вздрагивала и таращилась. В пятне солнечного света она отдышалась, утирая пот с висков, а я осмотрелся, не найдя поблизости никого с грязными джинсами. Я бы вызвал полицию, но что они сделают? Приедут, увидят, что все живы-здоровы и... выпишут штраф за ложный вызов? От него несло алкоголем — вряд ли он узнает наши лица, что уж там говорить о «преследовании»... и я на сто процентов уверен, что мужик давным-давно направился домой.
Выдохнув, я понял, что держал Лизу за руку. За руку?! Ветер заиграл с кронами деревьев, и на лицах прохожих забегали полоски золотого света. Наморщив нос, я фыркнул и стряхнул потную ладонь Лизы. Что сказать... она задрожала и нелепо всхлипнула. Затеребила пальцы и откинула голову, сдерживая слёзы.
Не глядя друг на друга, мы затрусили к её дому — ближе идти.
Родные хрущёвки встретили нас радушно и спокойно. Будто старики они прощали детям игры до поздноты, задорный смех и беготню по дворам; невольно видели семейные ссоры, смерть и первые шаги, радость, победу и вдохновение, — на всё взирали с молчанием, лишь изредка шипели током в проводах.
Шагая, Лиза прижимала к груди красно-блёклый аттестат. В карих глазах, плавая, дрожали цветистые клумбы, а после — девичьи туфли. Какой же я... придурок и трус. Чувствовал себя голым и беззащитным. Каждый мог остановиться и тыкнуть пальцем в ничтожество, залившись хохотом. Я отвратителен, ужасен... Когда взгляд замирал на идеальном профиле девушки, на языке вертелось: «прости», но губы склеивались, а мозг не признавал ошибку и всячески отрицал стыд.
Стоп. Что это? Слышатся неуклюжие, быстрые шаги — звяканье и лязг в кармане. В воздухе повисает кислый смрад...
Мы переглядываемся. Я срываюсь с места, впиваясь рукой в аттестат, а другой хватаю Лизу сильно, машинально, и она вскрикивает. Под ногами не чувствую земли. Пересыхает рот и крутит живот. Несвежее дыхание обволакивает затылок липким облаком, и я понимаю: он в шаге.
Замах — блеск лезвия — свист — удар.
Мимо.
Я успеваю отпрыгнуть к лестнице — Лиза открывает дверь подъезда и влетает внутрь. Почтовые ящики встречают нас, виляя газетными языками. Из металлических пастей воняет писчей бумагой. На ступеньках полоска уличного света сужается в нитку — он придержал дверь... Страх обмораживает и лицо, и руки, и ноги — ты кричишь, но вместо вопля вырывается сиплый, сдавленный хрип. Я догоняю Лизу на пролёте второго этажа, хватаясь за перила, которые начинают дребезжать и лязгать. Взвизгивая, она отпирает квартиру и влетает в коридор, в котором пахнет вишнёвыми духами и жареным мясом. Мужчина замахивается, рявкает, и, промахиваясь, пронзает дверь.
Лёгкие отказываются работать, словно дом состоит из песка, и любое неаккуратное движение кончится тем, что нас засыплет. В кухне я задвигаю щеколду двери, пока Лиза сжимается в комочек у батареи. Губы содрогаются на вытянутом, бледном лице, когда изо рта вылетают вдохи и выдохи. Медная ручка двигается и лязгает. Лиза начинает плакать, когда в дверь прилетает удар. Кулаки прижаты к груди, на виске пульсирует вена.
После второго удара из петли выходит ржавый шуруп.
«Действуй, не стой, действуй... давай же, давай, придумай...»
Я не признаю волнения, залезаю на подоконник, осматривая торчащие углы кондиционеров и балконов. Спустимся по ним.
Дверь вздрагивает, выгибается, трескается.
— Что д-делать? — шепчет Лиза.
— Подвинем холодильник...
— Зачем?
— Двигай, твою ж мать!
Извинюсь позже.
Налегая, я двигаю холодильник к двери. Натыкаюсь на угол стола. Лиза хватается за щеколду — и кричит. Вонючая пятерня сжимает её запястье, оставляя красные следы. Ну всё, достал! От злости на беспомощность в рот набегает слюна. В крепкие узлы сжимаются кулаки у пояса, оставляя отметины ногтей на ладонях. Скрипят зубы. По телу разносится тёплая энергия.
Срываясь с места, я ору и выношу холодильник прямо в коридор. Громада натыкается на порог и, теряя равновесие, выдирает из розетки вилку. Провод прочерчивает в воздухе дугу и ушибает лодыжку.
Мгновение спустя холодильник падает в коридор. И обрывает крик.
Лиза дрожит, причёска растрепалась. Она нащупывает стул за спиной, но не сходит с места, уставившись в коридор. Комочки мозгов чавкают и, словно в вальсе, плавно спускаются по стенам на пол, к толстому пальцу, который забавно трясётся и выглядывает из-под массивной дверцы, испещрённой магнитиками. «Привет, привет, Друзья! Смотрите, я здесь!» — приговаривает палец, хихикая.
Я хватаю её ледяную руку, чувствуя, как замедляется пульс. И мы обнимаемся. Долго, приятно обнимаемся и плачем. И я открываю рот, готовый просить прощения, признать, что я — эгоист и трус. Но Лиза улыбается, обнимает сильнее, и запах жареного мяса, взрыв боли в лодыжке — пропадают. Ничего не имеет значения, только мой маленький, тихий, незаметный мышонок.
Автор: Александр Чумичёв
Источник: https://litclubbs.ru/articles/48098-myshonok.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: