Итак… Мне за сорок. По образованию лингвист, работаю в научной сфере. Я детдомовец, поэтому после школы мне удалось поступить по квоте в местный университет на сельскохозяйственный факультет. Учеба закончилась ровно через год из-за нелюбви к выбранной дисциплине. Собственно, мне трудно представить, что большинство людей способно в восемнадцатилетнем возрасте точно определить свои профессиональные и жизненные целеустремления. Я читал биографии людей наподобие Илона Маска, который начал программировать уже с пеленок, но у меня подобные опусы вызывали скорее недоверие.
Большинство людей, как и я, впрочем – стадо животных, следующих за трендами. В университет поступаем не из-за тяги к знаниям, а просто потому что все так делают. Ну, и в армию-то тоже никому особенно не хочется. Есть более везучие особи, которые целенаправленно поступают в перспективные ВУЗы на перспективные специальности по совету родителей, но это опять же вопрос везения, связей и денег. Я в детстве любил смотреть «Умников и умниц» и мне, честно говоря, было трудно представить себе, что в этой передаче могли бы массово участвовать, скажем, дети отбывающих наказание или страдающих алкоголизмом людей.
Страна активно готовилась ко второй чеченской кампании и всех неприкаянных и праздношатающихся массово свозили в призывные пункты. Я решил не пытать судьбу и уехал в другой конец страны подальше от военкомата работать разнорабочим в порту. Пара лет тяжелого физического труда - и видение будущего начало принимать более четкие формы. Высшее образование было единственной дверью вверх по социальной лестнице.
Итак, я поступил на лингвиста. Почему? Потому что в местном университете преподавали лингвистику и потому что на целевом факультете были бюджетные места. Лингвистика… Очень интересная специальность. Лингвистика – это наука о структуре языка, но, как правило, подавляющее большинство лингвистов с трудом владеет своим родным языком, не говоря об иностранных. Отец современной лингвистики Ноам Хомски говорит только на английском и понимает пару фраз на иврите, тем не менее, это не помешало ему разработать мощную теорию грамматики языков, которой активно пользуются миллионы людей, работающих в сфере языкознания.
И вот эта особенность лингвистики была моим шансом шагнуть на следующую ступень. Если вуз выпускает сотни однотипных специалистов с базовым набором знаний в соответствии с требованиями Минобразования, то лучшим способом выделиться из толпы было бы выучить парочку иностранных языков. Учебу в университете пропускать не хотелось, поэтому пришлось бросить работу в порту и устроиться в школу ночным сторожем. 4000 рублей в месяц. Каждый день овсянка и макароны. Но, с другой стороны, масса свободного времени, которое я использовал для выполнения домашних заданий и изучения дополнительных специальностей. В довеску к преподаваемому в университете английскому я решил учить французский. Почему? Потому что это официальный язык дипломатии, второй язык в ООН и, в конце концов, язык экономически развитых стран.
Взяв в руки самоучитель по французскому, я впервые в жизни задался вопросом: собственно, есть ли у меня способности к языкам? Откуда у меня уверенность в том, что чтение книги и выполнение всех упражнений не будет пустой тратой времени? Работу сторожем с нищенской зарплатой можно было бы поменять на должность мерчендайзера в соседнем торговом центре или на место складского рабочего на пивном заводе, но в этом случае у меня бы не было времени на самообразование. В общем, я сделал шаг в сторону неизвестности.
Работа день через три. Переписывание лекций. Домашнее задание. Курсовые. Самоучитель по французскому. Через два года я достиг того уровня, который позволял читать небольшие газетные статьи и писать незамысловатые сочинения. Большой проблемой была разговорная речь и слух, поэтому пришлось записываться на языковые курсы и сидеть на овсяной каше с утра до ночи. Через год я прошел экзамен на уровне В2, который позволяет поступать в зарубежные вузы.
Вопрос о способности к языкам остался открытым. Почему я выучил французский? Из-за упорства или из-за генетических способностей? Или вместе из-за тех и других? Мои размышления были прерваны вызовом к декану. «У тебя есть DELF B2? Вот и прекрасно. У нас подписано соглашение с университетом Бреста об обмене студентами. Поедешь на три месяца».
Я в компании нескольких провинциальных мажоров отправился в Бретань. Стипендия 500 евро в месяц, конец овсяной каше. Брест – провинциальный город средней паршивости, в котором, кроме порта, нет никаких развлечений. Мои напарники плюнули на учебу с первого дня и укатили в Париж. А я исправно ходил на лекции, после обеда в лабораторию, куда я напросился в качестве ассистента на добровольной основе. Контакт с преподавателями был налажен.
Возвращение в родное провинциальное захолустье. Разговорный французский позволил устроиться в отдел по международному сотрудничеству в родном вузе. Еще два года. Дипломная. Выпуск. Мне тридцать. Военкомат вручает мне военный билет с пометкой «рядовой запаса». Я еду в Ренн по магистерской стипендиальной программе. 750 евро в месяц, пара лет лекций, экзаменов и стажировок. Мне предлагают пройти конкурс на получение государственного контракта для написания диссертации. Конкурс успешно пройден. Четыре года, 1600 евро в месяц после уплаты налогов. Диссертация защищена. Я еду в Шанхай, это мой первый постдок.
1000 евро в месяц. Для Китая и даже для Шанхая вполне приемлемая зарплата. Однако это мой потолок. Карьерный рост возможен, но он потребует огромных усилий. Претендент на должность доцента должен обладать запасом в несколько десятков публикаций в достойных журналах и опытом работы в нескольких странах. Начался период тяжелых раздумий. Несмотря на годы усилий и ученую степень, я оказался на том уровне, на который попал бы и без французского с овсяной кашей. Более того, несмотря на довольно глубокие знания в лингвистике, я не любил эту профессию.
Перспектива быть вечным постдоком и заниматься нелюбимым делом меня не радовала, и я довольно часто начал впадать в депрессию. Чтобы привести мозг в порядок, я начал заниматься спортом. Первый день. Бег. 100 метров. Я мёртв. Я никогда в жизни не бегал, обходил турники стороной. Я был любимой целью шпаны. Однако стометровка дала свои плоды: депрессии как не бывало. Мозг начал работать и анализировать действительность.
Фильм «Прикосновение греха», эпизод с заводским рабочим, выбрасывающимся из окна из-за безысходности. Я могу пробежать 1 километр. Я читаю критическую статью о фильме. Три километра. Сценарий был основан на реальных событиях, происходивших на фабриках «Фоксконна», известных своими нечеловеческими условиями труда. Пять километров, свинцовые бедра, но я, кажется, могу пробежать еще парочку. Терри Гоу заявляет о сокращении штата «Фоксконна» и о создании полностью автоматизированного предприятия.
Я остановился. У меня afterburn. Вот он, тренд. И видение будущего...