Англия. 1825 год.
Линда отложила книгу.
Молодая женщина с усилием потерла виски, немного сморщив носик. Очень сильно болела голова, день был дождливый и пасмурный, а именно в такие дни у Линды всегда портилось настроение и ее одолевала мигрень.
Линде было двадцать три года и по меркам высшего лондонского общества она уже подходила к той самой границе возрасте, в каком девушка из юной прелестницы превращалась в старую деву. Это было странно – велика ли разница между восемнадцатью и двадцатью тремя годами? Но увы, негласные законы общества были очень жестоки.
Линда рано потеряла своих родителей – его было всего девять лет. Строгий, но справедливый отец девушки, граф Уэстхем, добрая и нежная мать, графиня Уэстхем, часто недопонимали друг друга, но всегда сходились в одном: дети были смыслом их жизни. Линда была старшей дочерью, после нее шел семилетий Джон, пятилетняя Милли и шестимесячная Синтия. Трагедия, произошедшая в жизни трех старших малышей, круто изменила их жизнь: в дождливый октябрьский карета, в которой находились родители Линды, а также, ее маленькая сестра Синтия, перевернулась с крутого склона. Кучер не справился с управлением на мокрой дороге, лошади оступились, и карету утянуло вниз. Все погибли.
На похоронах Линда не могла плакать, горе душило ее, в сердце была огромная зияющая пустота... но слез не было. Глаза были совершенно сухими и даже болели от тяжелого напряжения всех мускулов ее лица. Джеймса Уэстхема, Лилию Уэстхем и их дочь Синтию похоронили в закрытых гробах.
После смерти отца титул графа переходил к семилетнему Джону, однако тот был совсем мал, чтобы взять на себя заботу о большой семье, и дети переехали к вдовствующей графине Анне Уэстхем, матери их отца.
Нельзя сказать, что их жизни была трудной или тяжелой, графиня была обеспечена своим мужем, который отдельно упомянул ее в завещании и проживала в огромном поместье в Йоркшире, а также в теплое время года приезжала в свой лондонский дом. С ней дети не знали нужды.
Ее сын, Джеймс Уэстхем, составил разумное, но странное завещание, по которому его титул, родовое поместье Уэстхемов вместе с прилегающими землями, дом в Лондоне и наследство переходило его сыну, Джону, однако с некоторыми оговорками: Джон должен был в начале женится, при чем девушка должна была быть обязательно титулованной особой. Дочери Джеймса тоже были упомянуты в завещании, им полагалось достаточное приданое, чтобы найти им хорошую партию. Но этим приданым мог распоряжаться только Джон. Таким образом, сложилась непростая ситуация: Джон должен был вырасти, сам обзавестись женой и только потом выдать всех своих сестер замуж.
Граф Уэстхем собирался жить долго, как и полагается такому здоровому и сильному мужчине, и поэтому вовсе не позаботился о том, на какие же деньги смогут жить его дети до совершеннолетия Джона и его женитьбы, если с ним что-то произойдет. Именно поэтому капиталы его матери, графини Уэстхем, пригодились как нельзя кстати.
Говоря о характере вдовствующей графини следовало сказать, что он был непростым. Графиня редко смеялась, при этом постоянно раздавала всем саркастические замечания, однако никогда не была груба. Она была высокой, и очень стройной для своих шестидесяти лет женщиной, ее лицо было гладким, морщины лишь на шестом десятке тоненькой сеточкой появились возле ее губ и глаз. Линда немного боялась бабушку, но знала – она любит ее, любит их всех. И всегда, несмотря на кажущуюся отстраненность, присущую всем аристократическим особам, желает им только добра.
Джону был уже двадцать один год, ровно в восемнадцать лет он женился на дочери графа Шеттингела Луизе. Он не любил Луизу, своей женитьбой он выполнял долг перед сестрами и своим отцом, который так надеялся на него. Однако, несмотря на первоначальную стесненность отношений между супругами, постепенно лед растаял. В семье стали замечать, что молодой граф Уэстхем все больше и больше проводит времени с женой, а не в клубе, постоянно пребывает в чудесном настроении, а Луиза, в свою очередь, просто светится от счастья, особенно после того, как родила мужу сына - будущего графа Уэстхема.
Вдовствующая графиня Уэстхем называла молодую пару «чудаками», ибо в высшем свете не бывает счастливых браков... но, конечно же, радовалась произошедшей перемене в жизни ее внука.
Вся семья продолжала жить в Йоркшире, с бабушкой, а поместье Уэстхемов продолжало пустовать. За годы, пролетевшие после смерти графа, оно нуждалось в ремонте и обновлении. Но семья все время откладывала этот процесс. Находились разные причины: то выбор невесты и женитьба Джона, то выход в свет Линды и выход в свет Милли, потом рождение маленького Чарли… За всеми этими заботами семья не хотела признаваться ни окружающим, ни друг другу, что они не хотят бередить воспоминания своего детства. Не хотят видеть когда-то уютную и светлую розовую гостиную, не хотят зайти в свои просторные детские комнаты на третьем этаже особняка, не хотят вдыхать ароматы фруктового сада, видеть с балконов дома озеро и ближние холмы… Все это слишком напоминало им о матери, отце и сестренке.
Они не хотели их забывать. В сердце каждого из них, в том числе и в сердце вдовствующей графини, хранились особые воспоминания о Джеймсе и Лилии. Эти воспоминания были настолько личными, что члены семьи не делились ими даже друг с другом. Тему случившейся трагедии вообще всегда обходили стороной.
Линда вздохнула… Она не любила дождь: темные мрачные тучи, серая природа, горизонт покрывается призрачной дымкой сырого и холодного тумана. Мама и папа погибли в дождь.
Грустный ход ее мыслей нарушил вскрик вбежавшей в комнату Милли:
- Линда, он прислал, он прислал письмо! – ликующе кричала девушка. Она прыгала от радости, как неразумный ребенок, которого вот-вот следовало приструнить.
- Тише, Милли, у меня очень болит голова… - ответила Линда.
Но Милли не успокаивалась:
- Линда, Линда, лорд Эдингтон прислал мне письмо! Он спрашивает меня, согласна ли я выйти за него замуж! Предварительно, конечно, он еще должен поговорить с Джоном, но со своим отцом он уже поговорил и тот дал согласие! Боже, Линда, как я счастлива! Мой милый Эдингтон, мой Самуэль, мы будем вместе, Линда!
Линда вновь тяжело вздохнула – голова обещала вот-вот лопнуть от очередного приступа накатившей боли.
Милли, которую два года назад вывели в свет, наконец-то нашла себе достойного жениха. Линда была счастлива за сестру, найти будущего мужа ей было не так уж и просто – никто не выдерживал темперамента Милли. Все в семье удивлялись, в кого же она уродилась такой, графиня Уэстхем саркастически замечала, что Милли «будто вертлявый юный хорек, никогда не знающий покоя». Сама графиня была очень спокойной и статной, Джеймс, ее сын, ничем не отличался от своей матери и отца, а Лилия, его жена, была доброй и тихой. Бабушка с дедушкой по стороне матери жили в Австрии, переехав туда после свалившегося на семью горя – это была их единственная дочь. Лилия была дочерью герцога Севилла - древний и знатный род, уважаемый на не только в Англии, но и во всей Европе, берущий свое начала со временем Вильгельма Завоевателя. Бог не дал им больше детей, поэтому герцог и герцогиня вложили всю любовь в воспитание Лилии. После трагической смерти Джеймса, Лилии и Синтии Уэстхемов, графиня Уэстхем быстро забрала к себе Линду, Милли и Джона, мотивируя поступок тем, что это ее ветвь семьи. Однако графиня не препятствовала второй стороне общению с внуками, герцог и герцогиня Севиллы часто приезжали в Лондон, а дети несколько раз путешествовали в Вену, где их безудержно баловали бабушка и дедушка.
Став старше, Линда подозревала, что графиня Уэстхем боялась остаться со своим горем одна: умерший муж, потом сын, невестка и их младший ребенок… Правда, это был не единственны сын графини, был еще и младший Уэстхем, который вопреки воле родителей стал священником, да еще и в простом приходе.
Линда всего лишь несколько раз видела дядю: на похоронах своих родителей и когда однажды бабушка тяжело заболела. Он приехал, прожил в поместье всего пять дней, и когда на шестой день бабушке стало явно лучше, тут же уехал, наскоро со всеми попрощавшись.
Его не слишком жаловали в доме, его считали если не позором семьи, то человеком, предавшим идеалы высшего света, разменявшим свою жизнь на простую деревню и ее жителей, которых он теперь наставлял на путь истинный. Даже слуги относились к нему с какой-то холодностью. Грег Уэстхем, иначе отец Грег, в двадцать лет отказался от свой части отцовского наследства, взял небольшой чемодан личных вещей, лошадь и уехал из дома.
Линда смутно подозревала, что присутствовала какая-то история, произошедшая между бабушкой и дядей, но бабушка отрицала это, когда Линда спросила ее, слуги молчали тоже молчали, а сам дядя и вовсе больше не приезжал, поэтому спросить было больше не у кого.
Милли, стройная, с каштановыми волосами и светлой кожей, была настоящей красавицей. Это признавали все: родственники, друзья семьи и вообще все в Лондоне и за его пределами. Казалось бы, это обещало ей огромнейший успех на рынке богатых аристократичных невест, но характер Милли… Ее бесконечный оптимизм, веселье... Она была всегда и везде, много спрашивала, много рассказывала сама, постоянно выдумывала всякие шутихи, подговаривая на свои авантюры всех, кто попадал в поле ее зрения и сама вступала в них теряя голову.
Женихи, которые в первый сезон встали кругом возле Милли на балу у Аустергов и не давали ей прроходу, постепенно начинали исчезать: Норман Флетс больше не написал и не приехал после катания с Милли на коляске в парке, где она не умолкала ни на минуту, постоянно останавливала коляску, требовала к себе внимания, капризничала и только и делала, что шутила над бедным Норманом, Эрвин Кроули выдержал чуть дольше – он смог не только прокатиться с Милли, но еще и сводил ее в оперу, где она уговорила его проникнуть за кулисы, чтобы посмотреть, как они устроены, и смеясь влетела с разбегу в мужскую гримерную, где полуобнаженные артисты переодевались после спектакля. Однако Милли ничуть этого не испугалась и она как завороженная стояла и смотрела на прекрасных мужчин, вместо того, чтобы покраснев, сбежать куда подальше. Эрвин был в ужасе.
С другими женихами истории повторялась примерно в том или ином виде, и Милли, разумеется, вовсе не хотела доставлять им неприятности. Она просто была такой какой была. И искренне удивлялась, когда молодые люди начинали от нее шарахаться, как от разгоревшегося факела. Графиня Уэстхем однажды обмолвилась за ужином, что в обществе появилось прозвание «сумасшедшая Милли» и многозначительно посмотрела на внучку, на что Милли ничуть не расстроилась, а Джон, очень рассердившись, сказал, что тому, от кого он это услышит, он отрежет язык.
И вот, Милли стоит перед ней, Линдой, крича от счастья, что лорд Эдингтон прислал ей письмо.
Лорд Эдингтон был добропорядочным тридцатилетним мужчиной, весьма симпатичным и приветливым на первый взгляд. Джон удивлялся, как и бабушка Анна Уэстхем, зачем лорду Эдингтону нужны были такие ухаживания. Линда случайно слышала, как Джон разговаривал с бабушкой и сказал, что спрашивал о Эдингтоне в клубах и наводил справки в других местах, и что за Эдингтоном не было замечено никаких странностей. Да, он сменил несколько любовниц за 10 лет, но это нормально для мужчины его возраста. У него не было огромных долгов, никто не слышал о его возможных жутких болезнях… Бабушка предположила, что может быть он просто сумасшедший или влюбился в Милли, что по бабушкиному понимаю было одно и то же. Джон задумчиво вздохнул и сказал, что им следует узнать его получше. И что потом он не хотел бы получить Милли назад от мужа, который был бы ею крайне утомлен.
- Линда, прекрати стоять с таким видом! – потребовала Милли, топнув ножкой в голубой туфельке.
- Милли, прими мои поздравления, - ответила Линда, - но почему он спрашивает тебя? Мне казалось, что он мог поговорить сразу с Джоном.
- Он говорит, что уважает мои чувства, Линда! И что если я буду против, то он, конечно же, не заговорит с Джоном о браке.
- Это делает ему честь, Милли! Надеюсь, что ты будешь с ним счастлива.
- Конечно же буду, Линда! – ответила Милли и закружила какой-то затейливый танец по комнате, - я пойду и сейчас же расскажу все бабушке!
Линда в ответ только покачала головой, представляя, что скажет бабушка Анна на это.
Продолжение следует...