18+
Когда доктор Павловский очнулся, то обнаружил, что туго стянут ремнями. Ему было тяжело дышать, спина плотно прилегала к спинке деревянного стула с подлокотниками, а голова болела. Объекты вокруг медленно обретали очертания, а вместе с ними возникало осознание того, что положение доктора претерпело критические метаморфозы.
Игорь едва стоял, держась за живот. Чувствовал он себя неважно, его мутило.
– Ты бы сел, – подошёл Агасфер, – я сам им займусь.
Киллер придвинул табурет и присел напротив Павловского. Антон с Юрой помогли Игорю расположиться поодаль.
Пугающий красный свет комнаты сменился на привычный люминесцентный, обнажив операционный хаос: хирургический «арсенал» валялся повсюду, столы для медицинских инструментов были перевёрнуты, кресло-каталка, накренившись, скользило колесом по воздуху.
Несмотря на, казалось бы, благополучный исход, присутствующих одолевала тревога.
– Значит так, – начал Агасфер, – я хочу знать всё. Про это место, про Шишкаревича… И чем ты, черт побери, здесь занимаешься!
Павловский, казалось, утратил рассудок. Он всё больше стал походить скорее на пациента своей больницы, чем на врачевателя сумасшедших умов. Последние события явили всем его истинную натуру, сорвав маску и белый халат. Сверля безумным взглядом Агасфера, он рассмеялся ему в лицо, словно Джокер: горловой смех сменился безудержным адским хохотом. Удар! – Агасфер привёл его в чувства и вернул к реальности. Павловский посмотрел на него и снова расплылся в ужасной улыбке, демонстрируя свои багровые от крови зубы.
– Хочешь знать? – начал он. – Я здесь творю. Я – новое слово в медицине. Я способен раскрыть нереализованный потенциал живого существа. Сделать человека лучше! Я могу открыть человеку глаза, ключ – в его психике! Стоит сломать барьер, направить человека в нужное направление, и человек станет несокрушим! Природа нас жестоко обманула: дала многое, но не научила пользоваться. А я делаю первые неумелые шаги на пути обучения.
Он замолчал. Тонкая струйка крови стекала по его губе.
– Что ты несёшь? – не сдержался Игорь. – Ты больной ублюдок… То, что происходит с Шишкаревичем – твоих рук дело?
– Шишкаревич был ошибкой, случайной погрешностью! – Павловский повысил голос. – Направлять людей с тяжёлыми психическими заболеваниями гораздо сложнее, они всегда сбиваются с пути, всегда! Я поздно диагностировал расщепление личности, мои методы в отношении его изначально были неверны. Посмотрите, с каким материалом мне приходится работать!
К допросу присоединился Юра:
– Доктор, что ты хочешь сказать? Какими методами ты пользовался? На чём основывалась твоя терапия?
– Согласно моей теории, – на секунду Павловский снова показался нормальным человеком, – главным препятствием на пути развития человеческого сознания и раскрытия потенциала его тела является страх. Человек, преодолевший страх, прежде всего страх боли и смерти, способен стать сверхчеловеком. Разумеется, при помощи определённой хирургической коррекции и шоковой терапии. Но страх – это первый рубеж. У меня были пациенты, которые смогли преодолеть его, но ни один не перенёс операцию. Мой путь тернист и долог, методом проб и ошибок рано или поздно я найду верную формулу.
Агасфер наклонился ближе, схватив доктора за воротник:
– Что ты сделал с Шишкаревичем, чёрт возьми?
– Что я сделал? Я всего лишь избавил его от страхов! Пытался избавить! Он ещё сырой… незавершённый… ошибка…
Агасфер выпрямился и перевёл взгляд на Юру. Потом сжал губы и правым хуком в очередной раз доказал серьёзность своих намерений в отношении доктора.
– Зачем нужна красная комната? Что всё это значит? – спросил он угрожающе.
– Мои исследования показали, – продолжал Павловский, сплёвывая кровь, – что красный цвет ассоциируется с агрессией и смертью. Абсолютный конец. Под красным фонарём гораздо проще сломать человека. Сломать, чтобы возродить его после. Не представляете, какую боль получали люди под этими красными лампами! Вы даже не догадываетесь, насколько высоким может быть болевой порог, и насколько безгранично человеческое терпение! Слышали про собаку Павлова? Стоит включить красный свет, как люди подсознательно начинают чувствовать эту боль в ожидании мучительного часа. Рефлексы… память… тёмный мир… Впереди ещё много работы.
– Хорошо, доктор Франкенштейн, если всё это правда, то что теперь нужно Шишкаревичу? – спросил Кувалдин.
– Сначала я пытался влиять на его агрессию, воздействуя на синапсы, – продолжал доктор свой рассказ, – потом, обнаружив его вторую личность, приступил к экспериментальной страхо-терапии. Пока настоящая личность спала, я работал с альтер-эго. Он называл себя Тайгер Уотсон… Я понимал, что Шишкаревич не какой-нибудь бродяга. Он человек влиятельный и богатый. Поэтому на операционное вмешательство я не решился, остановившись на экспериментах с сознанием. Работу пришлось завершить, так как постоянно поступали звонки от его партнёра – Сергея. В итоге я заблокировал Уотсона вместе с его воспоминаниями о красной комнате и выпустил Шишкаревича из больницы. Видимо, автокатастрофа высвободила и альтернативное сознание, и утраченную память…
– Ты понимаешь, что сейчас признался в преступлении? – спросил Игорь.
– А кто об этом узнает? Ведь вы скоро умрёте, – Павловский скверно улыбнулся.
Юра отвёл Агасфера в сторону. Уже вчетвером, вместе с Игорем и Антоном, они принялись держать совет в противоположном конце операционной.
– Что вы об этом думаете? – спросил Юра.
– Излагает убедительно, похоже на правду, а я в этом разбираюсь, – сделал вывод Агасфер. – Но от этого парня несёт безумием.
– Игорь, держись, – ДимПёс поддерживал Сурнина. – Ребят, ему срочно нужна помощь.
– Ерунда… Ножевое в полость тела, органы не задеты. Кровотечение остановили, так что до свадьбы заживёт, – Игорь тяжело дышал.
– В общем, если, как вы говорите, Шишкаревичу нужен человек, связанный с красной комнатой, везите доктора к нему, – подытожил Юра. – Я, конечно, не специалист, но, когда служил в спецназе, у нас был общий курс психологии. Мне кажется, Уотсон хочет мести. Он этого урода одновременно и боится, и ненавидит. Помните, доктор говорил про собаку Павлова? Что если, воспоминания об этом месте причиняют Шишкаревичу настолько сильную боль, что он даже имя этого подонка вслух сказать не может?
– Ты служил в спецназе? – спросил Агасфер.
– Дела минувшие, – отмахнулся Кувалдин.
– Теория, конечно, интересная, – вступил Игорь, – да только всё это вилами на воде…
– У тебя есть другие гипотезы? – возразил Юра.
– Я, пожалуй, с Юрой соглашусь, – поддержал Кувалдина Агасфер.
– Я тоже, – сказал ДимПёс.
– Кто ещё имеет ключи от этой комнаты? – Агасфер повернулся к Павловскому с серьёзным видом.
Ещё секунда – и привязанная к стулу рука Павловского оторвала поручень на глазах присутствующих. Другая – он сорвал путы с груди, освободил спину. Агасфер с Юрой ринулись вперёд, но доктор, встав во весь свой громадный рост, нанёс мощный удар привязанным к его руке стулом, от чего тот разлетелся на куски, а Агасфер завалился назад, толкнув Антона и уронив Игоря. Кувалдин сгруппировался, отделавшись ушибами, но на ногах устоял. Павловский выскочил наружу, пользуясь общим замешательством – зверь вырвался из клетки. Спотыкаясь, Юра рванул в сторону двери, а затем перешёл на бег.
Оказавшись в коридоре, он бежал, потому что должен – уверенный в собственных силах и своей цели. Последний кадр этой неукротимой фантасмагории: закрывающаяся дверь на магнитном замке. Ещё один рывок – и Юра на свободе, вне этого жуткого коридора, подальше от красной комнаты, в погоне за безумным доктором. Распахнутая настежь дверь осталась позади.
***
Агасфер встал на ноги. За эти выходные на его долю выпало много испытаний даже по меркам киллера. Антон помог подняться Игорю – рана открылась.
– Надо за ним, – хрипел Игорь.
– Да куда ты! Отвоевался… – предостерегал от глупостей ДимПёс.
Пока Антон перевязывал рану Игоря, Агасфер вышел за дверь. Оказавшись в белом коридоре, он наткнулся на пугающее препятствие: дверь крайней палаты медленно отворилась с противным скрипом средневековой темницы, и неуклюжей походкой из камеры вышел монстр – Роман Вагон. Груди его подрагивали в такт огромным щекам, бившим по плечам, передвижение было неспешное, а шаги – тяжёлые. Кафель под ним противно трещал. Когда каннибал увидел киллера, его глаза налились яростью вепря, а мерзкое искажённое лицо разверзлось страшной пастью. Агасфер прибег к скорейшему отступлению.
Закрыв за собой дверь, он упёрся в неё спиной и с озадаченным видом произнёс:
– Парни, у нас большие проблемы. Именно в такие моменты я жалею, что у меня нет пушки.
– Что там ещё? – Игорь, пошатываясь, встал на ноги.
– Лучше нам вооружиться, такого дерьма я ещё не видел.
Отряд осторожно двинулся на разведку. Игорь вооружился топориком и операционной пилой, ДимПёс – двумя острыми скальпелями, а Агасфер – элегантными ножами для разделки трупа, похожими на клинки ассасина.
Неуклюжий монстр их поджидал. Он неспешно слонялся по коридору и по-звериному шумно втягивал ноздрями воздух, сопровождая дыхание негромким утробным рычанием. Его грузное тело потрясывало салом, как желейной массой. Огромные мешковатые штаны напоминали балахон. Каннибал стоял в проходе, раздувая объёмные щёки, как шары, медленно шевелил заслюнявленными губами, по которым еле заметно скользил противным розовым языком.
Герои опешили при виде столь отвратительной опасности, но страшный рёв животного привёл их в чувство. Коридор был узким: одновременная атака была сложна и неуместна.
– Предлагаю спугнуть его, выгнать из коридора, – начал Игорь. – Отбивать атаку в операционной, в тупике, не лучшая мысль.
Он вышел вперёд.
– Умри, шакал! – Сурнин издал боевой клич и бросил хирургический «томагавк» в тушу каннибала.
Лезвие топорика мягко вошло в левую грудь чудовища, но Роман Вагон оставил без внимания столь ничтожный порез. Вытащив окровавленное оружие из своей плоти, он бросил его на пол и медленно двинулся на парней, искривляя рот в голодном оскале – Роман Вагон жаждал плоти. Алая кровь вперемешку с густым жиром мерзко сочилась через рану. Не дожидаясь приближающегося хищника, Игорь отчаянно бросился в бой, безжалостно обрушив удары пилы на людоеда. Неуклюжие движения Вагона становились всё яростнее, животное злилось, а схватка делалась всё опаснее.
– Игорь! – кричал ДимПёс. – Отступай!
Возраст и рана на животе давали о себе знать – Игорь уставал. Ему было больно. Он утратил бдительность, реакция подвела его, когда окровавленный великан ударил Сурнина по лицу. Как безжизненное тело, поддавшись неукротимой силе, Игорь врезался в кирпичную стену коридора, разбив голову в кровь, и упал на кафельный пол, лишённый чувств.
– Игорь! – сердце Антона забилось: страх, месть, злость перемешались в необузданной буре эмоций.
Происходящее было сумбурным и скомканным. Антон действовал инстинктивно, Агасфер – в силу профессиональной обязанности, а Роман Вагон – по зову природы. Когда киллер с рвением японского самурая орудовал ножами, Антон отважно спасал Игоря, оттаскивая его с поля боя в безопасное место. Измотанный грек, забрызганный липким салом, из последних сил наносил удары и уворачивался от гигантских кулаков, но монстр не унимался, ежесекундно угрожая критическим ударом с последующим пожиранием заживо. Пробиться через его жировой панцирь было почти невозможно. Должно быть, именно так и выглядит война.
Никто не успел понять, в какой момент на другом конце коридора через дверь, которая так и не захлопнулась, вошёл человек. Он был одет в белый медицинский халат, рыжая щетина покрывала его подбородок, а усталые глаза были полны решимости. Этим человеком был Немец.
– Антон! – крикнул он. – В укрытие!
ДимПёс в этом подкреплении увидел надежду – не слабую, а настоящую, сулящую победу. Он вывел Агасфера из боя и уволок за угол, подальше от жуткой бойни.
Немец разбежался и с криком упал на гладкий кафель ногами вперёд, в нужный момент выпустив ядовитые пары и по инерции проскользив между ног Романа Вагона. Когда он достиг противоположной стены, монстр уже был окутан пеленой едкого дыма, который отравлял его организм.
– Дай огня! – крикнул Немец в сторону уцелевших.
Агасфер впопыхах нащупал зажигалку в кармане брюк и бросил Немцу.
Каннибал был взбешён. Он готовился к рывку, желая разорвать жертву, но Немец чиркнул зажигалкой, кремень выбил спасительную искру, и благородный огонь вспыхнул жёлтым пламенем.
– Асталависта, ублюдок, – позёрски изрёк Немец и бросил зажигалку в облако ядовитого газа.
Фриц прыгнул за угол. Взрыв. Вспышка. Последние минуты перед абсолютной тишиной.