В последние дни отпуска мы с Регинкой решили прокатиться по маленьким российским городкам. Но застряли в первом же придорожном кафе. Правда, это того стоило.
* * *
Регинка за рулём уже лет двадцать. Первая тачка досталась от мужа-бандита. Он в 90-е сгинул. Подался в бега от своих же братков. Да, видно, так забегался, что совсем пропал. Сестра его всё суетилась, наследство хотела с Регинкой разделить. Инициировала его розыск, в суд потащилась, чтоб признать его погибшим. Даже каких-то свидетелей-маргиналов нашла. Признали. Только зря старалась. Хрен да уши она получила, а не наследство. Регинка жена законная, да тем более наследник первой линии есть – сын Никитка. Им всё и досталось.
С тех пор Регинка не одну машину сменила, опыт накопила колоссальный, с ней не страшно отправляться в любое путешествие.
Вот мы и подались втроём, взяли ещё девочку из соседнего отдела, отпуска совпали, грех было не воспользоваться.
Нас манила Волга. К нашему стыду, дожив до прекрасного возраста, никто из нас там не был. Целью своего туристического нашествия мы определили тихие волжские городки.
Стартовали рано утром, часов в пять, чтобы к вечеру добраться до одного уютненького отеля на трассе, его Регинка облюбовала ещё неделю назад, когда с Танькой обсуждали маршрут нашего будущего путешествия. Они обе водилы, им виднее. Я не лезла, я пассажир по жизни.
День требовал своего завершение, солнце клонилось к горизонту, а запланированного для отдыха отеля не было видно.
Регинга начала уставать и, как следствие, дёргаться и ругаться:
- Да где этот проклятый отель! Не приснился же он нам? Он как раз должен быть где-то на этом километре. Ничего не понимаю.
Таньку тоже охватил мандраж. Навигатор показывает, что вот он здесь этот отель. А его на самом деле нет. Она попыталась подбодрить подругу:
- Не переживай, найдём сейчас. Может, с навигатором что?
Вдруг Танька вскрикнула, указывая на какую-то потёртую вывеску:
- Вон, смотрите, на указателе написано «Кафе «Встреча».
- Так «кафе», а не «гостиница», - выпалила Регинка.
- Всё равно мы не знаем, где искать ночлег, а тут хоть спросим у местных, - рассудила Танька.
Мы въехали на стоянку перед кафе уже в сумерки. Никого, кроме нас, здесь не было. Над входом горела вывеска «РАНДЕВУ».
- О! Опять обман: на указателе «Встреча», а здесь «Рандеву», - заметила я.
- Деревня! – утёрла мне нос Танька. – «Рандеву» по-французски «встреча».
Мы вошли в помещение кафе. Зал был пуст, за стойкой на высоком барном стуле расположилась молоденькая официантка. Как мы потом узнали, она была хозяйкой этого загадочного заведения. Она не сразу обратила на нас внимание.
«Так-то вы дорожите своими клиентами!» - только подумала я, как девушка вскинула на нас свои небесно-голубые глазки.
- Доброй ночи! – приветливо произнесла она. – Выбирайте понравившийся вам столик. Присаживайтесь!
Регинка подошла к стойке и задала волнующий всех нас вопрос:
- Девушка, простите, пожалуйста! Дело в том, что мы, кажется, немного заблудились. Здесь где-то поблизости должен быть отель и гостевой дом, нам переночевать надо.
- Вы ошибаетесь, здесь рядом нет отеля или гостевого дома, здесь только мы! – твёрдо и бодро ответила официантка.
- А у вас можно переночевать? – спросила Регинка, уставшая от дороги за целый день.
- Конечно, на втором этаже у нас есть комнаты для отдыха, но только через час, в полночь, боюсь, вы не заснёте, - загадочно сообщила официантка.
- Почему? – в один голос спросили мы с Танькой.
- В наше кафе народ собирается только к двенадцати часам ночи. Я думала, что вы просто пораньше приехали, чтобы нужный столик занять, - пояснила официантка и положила на стол ключи с брелоком, на котором можно было разглядеть номер комнаты – тринадцать.
Регинка всей пятернёй заграбастала ключ с брелоком и, глядя в глаза хозяйке заведения, произнесла:
- Я не суеверна!
Эту фразу она, как мне показалась, сказала больше для себя, нежели для кого-то другого.
Мы поднялись на второй этаж, предварительно забронировав себе столик у окна.
В комнате под номером тринадцать было три кровати. Мы валились с ног от усталости и рухнули каждая на свою.
Из всей нашей компании я проснулась первая. Меня разбудила громкая речь. Я слышала преимущественно мужские голоса, перебиваемые женским смехом.
Я растолкала подруг:
- Вставайте, кажется, начинается веселуха!
Мы спустились вниз. Юная хозяйка заведения не обманула: все столы были заняты, кроме одного, нашего, на котором красовалась табличка «Стол заказан».
Войдя в зал, мы сразу же привлекли к себе внимание завсегдатаев. На нас смотрели во все глаза, даже не пытаясь ради приличия скрыть интерес.
Я обратила внимание, что и официанток прибавилось: три по залу с подносами крутились и три стояли за стойкой.
Вдруг хозяйка заведения взяла на себя роль ведущей:
- Дорогие гости нашего кафе, мы начинаем очередное голосование и подсчёт голосов! На кону два лота: 1980-е и 1990-е годы! В какое десятилетие мы будем перемещаться сегодня?
После её слов две девушки в белых передничках с огромными карманами вышли в зал. В руках у них были таблички с цифрами.
До нашего столика им идти дальше всего, поэтому у нас было время сообразить, как и что тут происходит.
Мы видели, как посетители суют в передники деньги. Наверное, какой год наберёт больше денег, тот и победит. А перемещаться, вероятно, мы будем, слушая песни того времени. А как ещё?
Мы, не сговариваясь, проголосовали рублём за 90-е.
И этот лот победил. Мы вместе с другими посетителями ликовали! Ведь для нас троих – это юношеские годы, молодость!
Тут же на всё кафе зазвучал Серёжа Чумаков со своей «Гадюкой», и уже своим голосом запела Овсиенко «Ой, Морозов, ты слышишь, Морозов». Антураж 90-х был воссоздан.
Но танцевать никто не выходил, словно ждали чего-то.
Официантки подходили то к одному столику, то к другому. Но раскрыв меню, гости не выбирали какое-то конкретное из предложенных блюд, а сами что-то вписывали в меню. Мы не соображали, почему так, и самая смелая из нас, Регинка, подошла к хозяйке с вопросом:
- Простите, а что все записывают в меню?
Та удивлённо посмотрела на Регинку:
- А, вы же в первый раз! Имя и фамилию они вписывают того человека, которого хотят видеть. Из 90-х.
- А если он умер? – решила рискнуть Регинка.
- Так тут практически все так и «заказывают» тех, кто умер. Зачем они живые-то нужны. С ними и так можно повидаться. А когда он умер? В 90-е?
- Не знаю. Может, и не умер. Он уехал летом 1995 и с тех пор ни слуху ни духу.
- Так давай его в 1994 год вызовем. Там-то он точно живой был?
- Точно!
- Ну, вот и не кипешуй! Когда меню тебе подадут, впиши туда его имя, фамилию и год 1994. И всё! – хозяйка сказала это так просто, как само собой разумеющееся, что Регинка подумала, что она в дурке попала на день открытых дверей.
Вернувшись за столик, подруга передала нам разговор с хозяйкой. Не успели мы отойти от шока, как одна из официанток уже стояла возле нашего столика. Она протянула папку с меню Регинке. Та раскрыла папку и на пустом листе написала: Роман Фролов, 1994 год.
Я написала свою первую любовь – Костика Трунова. Я испугалась вписывать в меню имена любимых мной, но умерших людей. Танька даже с первой любовью встречаться побоялась и написала имя школьной подруги, которая сразу после института уехала куда-то в другой город.
Мне показалось тогда, что никто из нас до конца не верил в то, что происходило в зале. Да, звучала музыка 90-х. Ну, и что? Никто не верил, кроме Регинки. Я обратила внимание, что она волнуется и прихорашивается, как перед первым свиданием.
Дальше всё стало происходить как-то просто и обыденно. В кафе заходили люди, разные и по возрасту, и по статусу. Единственно, что удивляло, все были одеты несовременно. Оно и понятно – 90-е!
Я пыталась понять, кто из них жив, а кого уже нет на этом свете. Но это определить было невозможно.
Пока моя первая любовь задерживалась, я набралась храбрости и подсела к хозяйке заведения.
- И что это все покойники? – спросила я, кивком головы указывая на вновь прибывших.
- Ну, почему все? Не все! – спокойно ответила мне девушка, привычным движением машинально протирая стойку. – Вон в углу в спортивном костюме Петька Хавторин. Тот покойник. Он в 90-е водителем у директора завода был. Его вместе с хозяином на одном из перекрёстков расстреляли.
- А с кем это он сидит? Кто его вызвал? – я не могла скрыть любопытства.
- Светка Хавторина, его сестра младшая? – ответила хозяйка.
- Как младшая? Ей сорок пять на вид? – усомнилась я в правдивости ответа своей собеседницы.
- Ну да, конечно! Ей сорок пять! А ему теперь всегда будет двадцать! – пояснила девушка.
- А вон там возле лестницы две женщины сидят, уж больно друг на друга похожи! Мать и дочь? – меня всё больше и больше затягивал этот вечер встреч.
- Не, это Олька Афанасьева, - я получила довольно лаконичный ответ.
- А вторая? – резонно спросила я. – Вторая девушка кто?
- Говорю же тебе, это Олька Афанасьева. И вторая она же, только 1991 года разлива! - пошутила хозяйка. – Это она себе встречу с молодостью устроила.
- А что так можно было? – мой вопрос был риторическим, и я огорчилась своей несообразительности.
Уж лучше бы на себя молодую посмотреть, полюбоваться. Я, говорят, симпатичная была. Я и сейчас ещё ничего! Правда, в молодости я этого не понимала. Да и были люди, которые уверенно внушали мне комплекс неполноценности. Одного из них я зачем-то вызвала из 90-х.
Как только я подумала об этом, на пороге заведения показался Костик, молодой, высокий, красивый. «Не, ну тут без вариантов – в такого красавца нельзя было не влюбиться! Как я тебя понимаю!» – мысленно сказала я сегодняшняя себе образца 90-х.
- А можно я к нему не буду подходить? – робко спросила я хозяйку.
- Нет, нельзя! – строго и твёрдо, как отрезала, ответила она. – Это тебе не шуточки! Человека из прошлого дёрнула, а теперь в кусты? Тем более, он тебя узнал, гляди-ка, стоит, улыбается.
Костик, действительно, растянул в улыбке рот и показал свои белоснежные ровные зубы. Улыбка у него всегда была красивая. И руки! Длинные музыкальные пальцы!...Стоп! О чём это я?! Это всё в прошлом!
- Привет! – как-то непринуждённо спокойно сказал он, и мы пошли к нашему столику.
Там уже сидели Танька с подругой и Регинка со своим сгинувшим в небытие мужем. Я его никогда не видела живым, только на фото. А он тоже ничего! Хотя в молодости, наверное, все красавцы!
Народ в кафе постоянно прибывал, и вскоре все столики были заняты посетителями и гостями посетителей.
Я обратила внимание на то, что всех посетителей было видно, но не слышно, словно мы были отгорожены друг от друга какой-то невидимой стеклянной ширмой.
Случайно бросив взгляд на Регинкинова мужа, я увидела, как он целуем её руку, крепко сжимая своими большими, сильными ладонями её маленькую, нежную ладошку, и что-то говорит. По смыканию губ можно было разобрать всего два слова: «Прости! Прости!»
Про себя и Таньку мне рассказать нечего. Грустно всё. В нашем случае прошлое лучше было бы не трогать.
А вот то, что рассказала нам Регинка, достойно внимания. Правда, рассказала не сразу, спустя почти полгода.
А в тот день никто из нас ни о чём друг друга не спрашивал. Никто не помнил, как эти «рандеву» закончились и как мы оказались в своих спальнях на втором этаже. Проснувшись утром, мы быстро собрали вещи и поспешили вниз.
Зал кафе был пуст: ни официанток, ни самой девушки-хозяйки не было. Мы прошли через зал, окинув его прощальным взглядом. Каждый из нас понимал, что то, что с нами произошло нельзя объяснить и нельзя будет повторить при всём желании.
Мы побросали в машину пожитки, уселись на свои места. Регинка, ничего не объясняя, развернула машину по направлению к дому. Никто из нас не возразил ей. Мы понимали, что те переживания и ощущения, которые мы получили этой ночью, не перебьёт ни один маленький российский городок со всеми его достопримечательностями.
* * *
Ромка, действительно, ради этой встречи «восстал из мёртвых», как говорится. Когда в 1995 году уезжал, думал, ненадолго, а получилось, навсегда. Первое время мотался по Уралу и Сибири. В конце концов обосновался в Иркутске. Женился даже. Умудрился как-то при живой жене. Ещё одного сына родил. А потом, в 1998 в Байкале утонул. Такая вот судьба.
Он Регинке и дату смерти сказал, и адрес той женщины, своей второй жены. Регинка списалась с ней, потом созвонилась. Она даже ездила на его могилу с Никиткой.
Стоят они у его могилы, две жены, два сына, а он на них смотрит с фото на памятнике молодой, красивый, вихрастый.
А над кладбищем, словно глухой колокольный звон разливается: «Прости! Прости!»