- Егорыч, я в больницу, плохо мне, - крикнул Борис, сел на мопед и умчался.
Пантелей Егорович выглянул из своего деревянного домика, какие бывают обычно у пчеловодов для выезда на поля, пожал плечами и вернулся к себе.
- Не понял ничего. В какую больницу, если дело к вечеру, врачи уже не принимают.
Борис был педагогом по профессии и по призванию. Но было у него и хобби, которое даже немного пополняло тощий учительский кошелек. У Бориса была небольшая пасека. Он начинал ее когда-то с одного улья, подаренного ему дальним родственником. Постепенно, шаг за шагом, Борис расширял свое пчелиное хозяйство, причем своими собственными силами, ничего не покупая.
Каждое лето Борис объединялся с другими пчеловодами, имеющими небольшие пасеки, и все вместе они вывозили пчел куда-нибудь, где пчелам можно было собрать достаточно меда. Проще говоря, где были поля подсолнечника.
В тот год Борис вывез пчел вдвоем со старым пасечником, дедом Пантелеем Егоровичем. Размещать пасеку пришлось довольно далеко от дома, поскольку поблизости подсолнечных полей почти не было. Поэтому другие пчеловоды отказались от столь дальней поездки.
Отдаленность от дома и малое количество людей на пасеке создавало определенные трудности, но как-то приспособились. Один раз в неделю кто-то из них ездил домой за продуктами. Один раз в месяц договаривались со знакомыми водителями, чтобы им завезли воду и картошку. Так и перебивались. К сожалению, домашние не могли к ним приехать как прежде, сложно было добираться.
Фронтовые годы сильно подорвали здоровье Бориса, у него были серьезные болезни. Одна из них – язва желудка. И сколько ни лечил ее Борис, все практически безрезультатно. И, конечно, держать диету на пасеке было очень тяжело.
Однажды Борис почувствовал очень сильную боль. Такую, что в глазах темнело. Вспомнил, как врач предупреждал: «Если почувствуете сильную боль, сделайте глоток воды, если боль резко усилится (мы называем это кинжальной болью), то это прободение язвы. И тут нужна срочная операция. Иначе неминуема смерть».
Сделав глоток воды, Борис понял, что такое кинжальная боль. Выбора у него не было, либо дожидаться смерти, либо пытаться добраться до цивилизации. Ждать помощи от деда Пантелея было бесполезно.
Превозмогая боль, Борис сел на свое единственное транспортное средство – мопед, крикнул деду, что ему плохо и поехал. Как ехал, почти не помнил, временами, видимо, были кратковременные потери сознания, но равновесие держал, двигался, как сейчас говорят, на автопилоте.
Через несколько минут увидел, что навстречу едет грузовик. Остановил его и объяснил водителю, что случилось. Тот сразу развернулся, посадил Бориса в машину, мопед положил в кузов и поехал в ближайшее село, а там Борису уже вызвали скорую.
Время шло, Борису становилось хуже и хуже, и когда приехала скорая, он уже лежал без сознания, лишь периодически кратковременно приходя в себя. Скорая отвезла Бориса в ближайшую сельскую окружную больницу. Только вот дежурного врача там не оказалось, она ушла домой. Выгрузив больного, скорая поехала за врачом. Врач осмотрела пациента и сказала: «Везите в город, я тут ничего не сделаю. Только сначала меня домой отвезите, а то как же я так поздно одна пойду». О том, что больной может просто не дождаться помощи, она, конечно же, не думала, ей было все равно.
Когда, наконец-то, Бориса привезли в районную больницу, доктора не могли понять, что с ним. Драгоценное время терялось, а никто ничего не делал. К счастью, Борис ненадолго пришел в себя и сказал: «У меня прободение». Один врач недоверчиво хмыкнул: «Тоже мне доктор нашелся, сам себе диагнозы ставит». Но второй задумался: «А ведь, похоже, так и есть». Операцию сделали, но из-за позднего хирургического вмешательства состояние больного было очень тяжелым.
Первое, что сказал Борис, когда пришел в себя, - «Сообщите семье». Но никто сообщать не посчитал нужным. Ухаживать за больным тоже было не принято. Борису принесли стакан воды и губку: «Вот это – твоя смерть. Выпьешь – умрешь. Только губы губкой смачивай».
Пить хотелось неимоверно. Губы потрескались от жажды. Иногда думалось, что лучше умереть потом в муках, но только утолить жажду. Борис не выдержал, потянулся к стакану. А перед глазами – дочки, которые его всегда так ждут. Нет, надо терпеть.
Почему-то никто не приезжал из дома. Каждого, кто заходил в палату в белом халате, Борис просил: «Позвоните семье». Ему либо кивали, либо вообще делали вид, что не слышат. Иногда ему казалось, что он стал невидимкой. Потому что его никто не слышал. Самое большее – приходили, осматривали и уходили. Его охватывало отчаяние, потому что позвонить семье могли только с медицинского поста или ординаторской, мобильных тогда не было. То есть сделать это мог только медицинский работник.
В конце концов, санитарка, которая постоянно слышала его мольбы, со злостью пнула шваброй ножку кровати, отчего острая боль пронзила тело Бориса, и выдала: «Да звонили, наверняка, уже сто раз. Никто не едет, значит, так нужен». Борис не поверил ей, но сердце сжалось от отчаяния. Жить не хотелось.
А в это время дома ни о чем не подозревали, считая, что Борис на пасеке. Как-то младшая дочь Бориса Лара решила сходить вечером в кино. Возле кинотеатра ее остановила жена деда Пантелея и начала кричать: «Бессовестные! Ваш отец тут уже неделю прохлаждается, а мой дед там голодный один сидит! Неужели трудно было зайти сказать хотя бы, чтобы мы еду ему отвезли!».
Девушка пыталась объяснить, что они отца уже две недели не видели, но та кричала и кричала. На крик подошла классная руководительница Лары и сказала: «Твой папа в районной больнице уже неделю, мы как раз там были, когда его привезли, на какую-то операцию его отправили».
Заливаясь слезами, Лара бежала домой и думала: «Как же так, не просто ведь классный руководитель, а еще и коллега обоих родителей, и живет недалеко. Неужели нельзя было сказать!».
Узнав о происшедшем, жена Бориса подняла половину поселка на ноги, нашла, кто отвезет ее в город. В больницу попала в полночь. В приемном покое ей сказали, что жив, прооперирован, назвали диагноз. Что означает данный диагноз, она хорошо знала, поэтому сильно нервничала. В отделение ее, конечно, не пустили. Так она и сидела до утра в ожидании врачей на скамейке. А утром была встреча с мужем, беседа с врачами, которые не уставали твердить, что больному нужен уход, да вот некому было, поэтому выздоровление идет медленно. На вопрос, почему не сообщили, пожимали плечами, мол, наше дело лечить, а не звонить.
В ожидании рейсового автобуса жена Бориса сидела в здании автостанции. Рядом пристроились две очень милые девушки. Разговорились. Девушки оказались студентками медучилища.
- Хорошая профессия. Вы, главное, не очерствейте душой, как это бывает у медиков.
- Да, мы уже столкнулись. На днях практику проходили в районной больнице, там мужчина очень тяжелый лежал и все время просил позвонить домой. Мы взяли номер телефона и пошли в ординаторскую звонить. Дозвониться никак не могли, очень плохая связь. А потом пришел доктор и наорал: «Вы сюда практику пришли проходить, а не родственникам больных названивать. Без вас позвонят, кому надо». И выгнал нас. Так мы и не знаем, сообщили семье или нет.
- Да уж, «сообщили». Случайно на улице узнали, что случилось…
Дорогие друзья! Я прекрасно понимаю, что тема бездушия докторов и педагогов очень болезненная. И не склонна обвинять всех подряд. Даже в этой истории, которая произошла на самом деле, были и отзывчивые, внимательные люди. Только вот из-за бездушия некоторых жизнь человека могла оборваться в любой момент.
Внимание! Все текстовые материалы канала «Между волей и судьбой» являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.