Август снимает соломенную шляпу и, щурясь от мягких лучей закатного солнца, смотрит вдаль.
У Августа глаза цвета охры, а руки морщинистые. Кожа сухая, выжженная солнцем – на ощупь как колосок созревшей пшеницы. А в уголках наивных, будто бы даже детских глаз немного скопились застоявшейся слезой остатки летней нежности – розовая такая, полупрозрачная, как дымка рассвета в поле.
Август устаёт уже даже не от припекающего солнца, а от разогретого, тучного самого себя. Остудить его сложно – он весь июнь и июль выпекался в печи летнего зноя, а потом румяный, пышущий, немного снаружи уже даже обугленный, вылез из печи, и всем вокруг от него жарко.
Август пахнет разогретыми крышами, сухой землей и песком, морской солью и загаром, отливающим бронзой.
Август привыкшими грубоватыми ступнями босиком гуляет по раскалённым камням южного пляжа, желтоватым сосновым иголкам в роще на закате, по мокрой от неожиданной грозы и ливня траве.
Август переполнен яркостью и впечатлениями уходящего лета настолько, что кружится голова, и уже хочется тишины и осмысления. Но Август сам себя осмыслить не способен – он вываливает весь этот груз на Сентябрь, который нежным холодком осенней ночи, мудростью листопадов расставляет всё прожитое по полочкам нашего опыта.
И внутри меня тоже поселился Август. Он принёс с собой ощущение произошедших за лето перемен, но осознание этих перемен всё ещё в пути, медленно приходит – жду его к осени. Уже хочется вдохнуть грудью тот прохладный воздух с запахом пряных опадающих листьев, предвещающий новый виток жизни. Но всё ещё давит на плечи тяжёлый жар прошлого. И в этом ожидании, находясь в проходе между двумя комнатами, перетаптываясь с ноги на ногу, осмысляя твердость земли под ногами – мой Август.