Собственно, я особо и не хотел, чтобы Маруся согласилась со мной идти по грибы. Пришлось бы на неё отвлекаться, уделять ей внимание, и не поговоришь даже с самим собой. Леса запущенные, непроходимые буреломы, всяческие насекомые, паутины, буераки…. Нет, Марусю стоит пожалеть.
Нужно сказать, что с Ней мы забирались в существенные чащобы, излазили многие леса. Она была достаточно терпелива, дико уставала, но особо не куксилась. Я всегда исподволь наблюдал, как Она терпит. Конечно, это не была та мифическая походка, о которой я пообещал рассказать Марусе. Попробуйте по джунглям грациозно пройти. Но я видел! Я всё всегда видел.
На днях обещал рассказать Марусе о грации, о том, как в женщинах проявляется грациозность – это внешнее изящество, какое-то чудное чувство меры и равновесия, заявляющее о причастности к высочайшей гармонии. Таким образом Существование через некоторых женщин демонстрирует идеальность и образ извечной красоты. И ты в эти моменты напрямую общаешься с Создателями этой красоты (как невежи полагают – с дедушкой богом). Многие женщины имеют это волшебство всего лишь на момент, некоторые на месяцы, иные на годы. Большинство утрачивает это качество.
Начиналось с того, что Маруся спрашивала: «А у меня есть в походке Это»? Я сказал, что есть, что это временами проскакивает. На щеках Маруси появился румянец. «И неужели у этой особы, агентши невидимого фронта, тоже была грация? Ей бы больше подошли армейские буцы».
Я счёл глупостью продолжать в таком духе. Да и предмет разговора вовсе не касался Её. Ну, может быть, я Её застал, когда из Неё уже стало уходить нечто непосредственное, гламурная пропаганда не проходит зря, а то и череда мужицких внедрений (кто будет утверждать, что порно-дивы – это нормальные существа).
И я завёл игушку про Лену Щ. (мне везло на шипучие фамилии – змеиное). То было в Приморском городе. Я ходил за ней и наблюдал, как она идёт по противоположной стороне дороги, как она плывёт сквозь ветер, деревья, листву, машины, прохожих. Никто не замечал. А я видел! Меня пленила её походка, и в этом я был маньяк. Я видел эту красоту, эту лирику, которые из неё лучились. Промозглая погода, сырость, дождь, снег – ничто не могло перекрыть, затуманить эту красоту. И она ничего не делала специально, она просто – шла. И как бы сама собой наслаждалась со стороны.
Впервые я её заметил и оценил в колхозе. Я сидел на кабине «Урала» (такая грузовая машина). Меня поставили завхозом вместо одного заболевшего догончика Андрюшки, и я развлекался привозом на поля (в термосах и флягах) обедов. Пока повара раздавали каши и супы, я демонстративно любовался окрестностями.
Невероятная осень. Сопочки светились всеми цветами – необыкновенно яркими и сочными, был тихий солнечный день, перегретый запах бензиновый мешался с ароматом трав, а с полей подходили девушки – в ситцевых платочках, в этих рабочих одежонках, но все приятные - в той бригаде в основном англичанки разных курсов. Я был болен психологией и философией, поэтому вёл себя очень порядочно. И даже выбил у колхоза средства на изготовление пирожных по воскресеньям.
И тут, любуясь осенней панорамой, я обратил внимание, что вдоль поля идёт нечто. С одной стороны, в ней проявлялось что-то от животных - вкрадчивость и осторожность, ножки знали куда и как ступать, дичайшая пластичность. Но и осанка! А стать! Балерины отдыхают. Как будто в мою душу ворвался вихрь лирики. Говоря традиционно, это было явление божества (не надо – бог и богиня). Теперь я думаю, что некто только для меня тогда вёл её передо мной по кромке поля и тихонечко смеялся надо мной. Мне было неловко смотреть на неё у борта машины, когда она брала эту алюминиевую чашку с обедом, но позже у вечернего костра мы познакомились. У нас началось что-то типа романчика, мы часа три с ней прогуляли по деревне в ночи. Было холодно, я ей отдал куртку, а потом полночи стучал зубами под одеялом, ощущая себя куском льда.
Уже в городе я часто провожал её с учёбы, посвящал ей стихи, рассказывал о вселенной. Она думала, что я влюблён, но то была не та любовь, я её ценил за грацию, за это лицо - как у Леонардовских мадонн, за ее бархатные глаза и невероятно космическую улыбку…
«А у N была походка грациозная?» - спрашивала меня раздражённая Маруся.
Да, и у неё, несмотря на ее малый рост и смешение расовых кровей – я как-то наблюдал из окна в Магадане, как она удаляется от дома, и увидел нечто от божественности, и, скорее, она бы это не утратила, если бы не проблемы с ногой.
«А у Неё?»
Походка комбинированная, несколько спонтанная. Порывистая, импульсивная, периодами выпендрёжная, иногда скованная, иногда предельно раскрепощенная. Но вот эта вся гамма меня устраивала полностью, абсолютно. Я восхищался фрагментами Её порывистости, взбрыкиваниями, какими-то скачками, иногда плавностью. Её тело говорило, Её повороты головы и изгибы шеи рассказывали. Это так Её натура дополнялась и обогащалась манерничаньем, подражаниями, копированием чьих-то черт и утратой, улетучиванием девственности...
Теперь я понимаю, что инстинктивно провоцировал Её на демонстрацию разных особенностей и качеств натуры, отчего Она вела себя то резко или наоборот – смиренно. Бывало, что Она после моих фраз взбрыкивалась так, что неслась домой, сломя голову, как будто горячий низ ударял Ей в холодную голову (разгадка тех же трусиков на голове). Это было нелепо и смешно, но и этим Она меня восхищала.
Она восхищала меня всем. Даже глупостью. Всё, что Она демонстрировала – мне было сладостно, и в этой сладости я с Ней блаженствовал. И если даже я Её ругал, критиковал, то это не означало, что я Её не любил. Я мог Её любить даже в приступах отторжения и неприятия. Я неделями не хотел с Ней разговаривать, но не прекращал восхищаться Ею. И Она была единственной, кому я по-настоящему признавался в любви. Но я благодарен и всем остальным за наслаждения от созерцания несказанно плавных движений, резких порывов и за дарение грациозности и красоты – через что для меня открылись символы и знаки присутствия высшего творчества и мастерства авторов, и в том числе значение меня самого – как автора этих гармоничных чудес.
Сексуальность и зацикленность только на этой тягучей красоте - есть одна из первых ступеней-граней лирики (нужно уметь прыгнуть с этой ступени ещё выше). А лирику способны порождать авторы-мужчины. Женщины идут следом (по следу) и просто перепевают грани мужской лиричности, подхватывают тему. Они могут оценить и мужские гармоничные движения, и могут учить походке и стати (тот же балет).
Женскому свойственен романтизм, бывает, что дамы могут и оценить красоту мужских тел и даже значимость мужского созидательного авторства, но сама тяга, само влечение к женской натуре и женскому облику свойственны высшему мужскому началу. Когда весь ум, вся натура, вся мужская суть поглощают, впитывают через эту грациозность саму сакральность авторского процесса и основы создания духовной гармоничности. Тогда и воцаряется торжество идеальной одержимости, как творческого диалога авторов - сквозь времена, пределы, ограниченности и страдания – через женское посредничество.
Слава и всем вам, идущим в беззаботную пропасть!
Маруся на этот пафос громко хмыкнула и показала горячий язык.
