Во мне нет ничего деревенского, поэтому все эти поездки в деревню воспринималась мной совсем нерадостно. И всё же маме снова удаётся уговорить меня.
— В этом году ты не поедешь в летний лагерь, как в прошлый раз, а поедешь просто в деревню, к тёте. Будешь помогать им там, — сказала мама перебирая вещи,— Нам надо успеть подготовиться. Надеюсь, теперь-то ты поймешь, что такое настоящая деревенская жизнь. Я считаю, что надо поехать уже в конце мая, до прихода жары. Месяца на полтора, два… самое большое на два с половиной. Ну что, готова ехать?
Я состроила кислую мину, но ничего не сказала. С нашей мамой спорить, всё равно, что вызвать извержение вулкана Везувия. Тем более, всё уже давно решено без меня.
— Надо тебе пожить в деревне, если ты хочешь, чтобы ты выросла у меня крепкая, здоровая и хозяйственная дочь. Или ты хочешь сказать, что не хочешь ехать?
Я снова промолчала, сидя с недовольным лицом. Сейчас для меня главное, не падать духом.
— Ну вот. Опять… Если ты ещё раз покажешься мне такой кислой, то я буду думать, что это у меня самой что-то болит.
Я исподлобья кинула на неё взгляд, – возможно, так она решила надо мной подшутить? Но нет, на лице у мамы не было улыбки. Напротив, мне показалось, что это у неё сейчас хмурый взгляд. Так мы и сидели, смотря друг на друга, с одинаковыми хмурыми минами на лицах.
— Я понимаю, что тебе не нравится помогать тёте с огородом, но это занимает не так много времени. Зато всё остальное время, пожалуйста, занимайся тем, что тебе нравится, — наконец сжалившись надо мной, примирительным тоном произносит она.
Я только тяжко вздохнула и снова промолчала.
— А у нас с тобой будет время всё обсудить, — повернулась в сторону Эльзы мама, — Тебе ведь нравится деревня? Так вот. Я туда больше не ездок. Мне не дают отпуск летом. Так что, поедете сами, без меня. Уже через недели две сможете поехать. Повторишь мне то, что я велела собрать тебе. Договорились?
Эльза кивнула.
Несмотря на то, что я каждое лето по месяцу, а бывало и дольше, проводила в деревне, я так и не научилась ничему. Глядя на меня, люди в таких случаях всегда говорят – «неумеха». Я не умела полоть огород, поливать огурцы и косить траву, водя по ней стальными граблями, и многое другое. И вообще, ничего у меня не выходило. Я даже вязать так, как учила меня мама, толком не умела. С осени и до поздней весны, я сидела в квартире, читая только книжки. Поэтому от меня отмахивались деревенские родичи, мол, что с неё взять, – руки-крюки. Одним словом — неумеха.
А мне было обидно за эти слова и в то же время обидно за себя, потому что я на самом деле старалась и у меня в действительности ничего не получалось, из-за отсутствия нужных навыков и знаний о деревенском труде.
Один раз я прополола тёткин огород. Правда не различая, какие из всех этих трав сорняки, а какие посадки, я часто садилась на корточки и начинала думать, – выдирать мне из земли этот покрытый засохшей грязью стебелёк или нет? Короче вышло у меня с прополкой тогда неловко. Я повыдёргивала весь тёткин будущий урожай, оставив одни сорняки. Ведь для меня паслён с чёрными бусинками ягод не сорняк. Тётка после долго возмущалась, хватаясь за голову: — «Как она могла такое сделать?». Тогда конечно я очень пожалела о своём решении помочь, таким образом решив больше никогда не проявлять самостоятельную инициативу.
Все дети в деревне имели свои обязанности. Никто не отлынивал от работы. Безделье воспринималось другимм детьми как вызов, почти как кража. Для меня же, все эти обязательства воспринимались как очередная пытка. Я делала все то же самое, но совершенно бестолково, не успевая всюду и ничего не доводя до конца. Мне действительно было трудно угнаться за деревенскими детьми. Если бы я была на них хоть немножко похожа, то они, я думаю, нашли бы в себе силы меня поддержать. А так им приходилось злиться на меня за медлительность и нерасторопность. И я тоже злилась на деревенских ребят, думая, что они торопятся специально, назло мне. Впрочем, надо отдать им должное – они старались быть вежливыми со мной, потому что я для них была "городская".
В деревне тётка заставляла нас с Лялей встречать вечерами стадо коров после выпаса. Как же я ненавидела это занятие! Потому что, глупые коровы так и норовили свернуть не туда, пытаясь убежать от нас. Иногда они убегали довольно далеко и забредали в чащу подсолнечника. А там ищи-свищи ветра в поле.
Нам в таких случаях, следовало нырнуть в густые заросли и долго, иногда и по два-три часа, хотя казалось бы, куда ещё дольше, блуждать в полях. Ведь за то, что корова забрела на колхозное поле, председатель мог отштрафовать хозяев скотины. Или того хуже, корова могла отравиться ядохимикатами, что распылял маленький «Кукурузник». Так называли самолёт, опыляющий кукурузные поля. Овцы, наоборот, часто сворачивали в другую сторону и жались к дощатым оградам, опоясывающих по всему периметру огороды с картошкой.
В общем, по этой самой причине я возмущалась, не желая идти встречать коров. Потому что надо было не только пригнать корову, но и знать, которая из них наша. А я их не различала и не понимала, как вообще их различают. Тем более по цвету.
В деревне все держали коров одной породы – «красностепная», поэтому все коровы были коричневого окраса без единого пятнышка, с огромными круглыми животами и похожими друг на друга, вечно жующими мордами. Практически все они были одинаковые во всём, так что я действительно могла пропустить нашу корову мимо себя.
Свою обязанность, как пригонять коров, моя двоюродная сестра Ляля выполняла безукоризненно. Ей и в голову не могло прийти, что можно так запросто отказаться и не пойти, только лишь потому что, видите ли не различаешь коров. Поэтому она брала прутик и начинала гонять меня этим прутом по всему двору как сидорову козу. Так по её мнению, она воспитывала меня, приучая таким образом к деревенскому труду. Наивная простота.
Я вопила и орала, срываясь на визг. Иногда мне всё же удавалось увернуться, но в большинстве случаев мне всё равно приходилось плестись следом за ней, срывая злость на придорожных кустах. Чертыхаясь и бухтя, я палкой сбивала нагло выпирающие на дорогу жгучие стебли крапивы.
В глубине души, я прекрасно понимала, что если я сегодня не пойду за коровами, то завтра Ляля не пойдёт со мной на речку. Мы купались в ней до посинения, пока кожа не покрывалась пупырышками гусиной кожи и мы лязгая зубами от холода, не начинали дрожать всем телом в воде.
Вдоволь наплававшись, мы долго сидели под жаркими лучами солнца, отогреваясь на песчаном берегу. Пропустив через пальцы песок, перебирали мелкие речные ракушки, из них мы мастерили бусики в дождливые дни. А ещё можно было сбегать на ту самую полянку у речки, куда мы с Лялей ходили когда-то за земляникой. На полянке стоял такой пряный дух свежескошенных трав и цветов, такой резкий и сильный, какой бывает только в самый летний зной.
А ещё можно было сделать дерзкую вылазку в Красную Кручу. Это ущелье в горах, с узкой тропинкой в высокой траве. Очень боязно было по ней идти. Леденящий страх, что можно поскользнуться и ты сама же себя до смерти и убьёшь, шёл следом, щекоча нервы.
Деревенские дети часто совершали отважные спуски в это ущелье. Мы с Лялей однажды тоже сделали попытку спуститься и уже почти добрались до середины, когда внезапно проход резко пошёл вниз, уступая место глубокой расщелине. Я стала скатываться вниз в отчаяннии дрыгая ногами, пытаясь таким образом остановить своё сползание. Вскоре я перестала перебирать ногами и они увязли в сыпучем каменистом грунте. Ляля испугавшись за меня, осторожно стала спускаться по ущелью.
Затем, с полчаса изнемогая от усталости и напряжения, мы карабкались наверх, продираясь сквозь густые и колючие заросли чилиги, оставляя в них целые клочья волос. Тогда с трудом добравшись до верхней части склона, я как подкошенная, рухнула в густую траву, а следом за мной тяжело дыша, мягко упала Ляля. Так что, я прекрасно знала, какая жуть меня ждёт, поэтому спускаться в ущелье одной было страшновато.
Ох и всыпали же нам тогда по полной за порванную одежду. Это потом уже, после тщательно промытых ссадин и царапин от песка и глины. Тётя смазывая разбитые в кровь коленки и локти, всё грозилась больше не отпускать нас со двора ни на шаг. Мы морщась от зелёнки, что жгла хуже огня, сидели притихшие и испуганные, не смея даже что-либо возразить в своё оправдание.
А ещё например, можно было сбегать в заросшую дикой и вкусной черёмухой прохладную рощицу, неподалёку от деревни. Мы горстями ели эти вяжущие рот ягоды, густо окрашивающие в сине-фиолетовый цвет язык и зубы.
Можно было также пойти в степь, собрать пучки горьковатой черемши и есть её вперемешку с прихваченной из дома краюхой домашнего хлеба. Вкуснота! Да мало ли, сколько чудесных вещей можно было сделать.
В общем, для получения всего этого удовольствия надо было всего лишь встретить вечером коров. Поэтому в ожидании появления стада, мы и сидели на завалинке в конце деревни. Кто-нибудь периодически вскакивал с бревна вглядываясь вдаль – не показалось ли впереди стадо?
Вскоре наше терпение вознаграждалось. Первыми появились несколько коров, а следом за ними в густом облаке пыли замаячило и само стадо, вызвавшее оживлённый шум в толпе детей. За стадом, сидя верхом на лошади следовал пастух. Я с беспокойством приподнялась, а Ляля вытянув шею пялилась вперёд, окидывая острым взглядом коров и изредка бросая взгляды на меня.
Стадо медленно брело по дороге, на какой-то миг нырнув в овраг и через время снова появилось на пыльной дороге. Набрав в лёгкие побольше воздуха, размахивая руками и вопя, что есть мочи, я влетела как таран в идущее навстречу стадо. В общем, я крушила всё, что встречалось на моём пути.
Коровы во все стороны шарахались от меня сумасшедшей и этим я ещё больше вносила сумятицу. Некоторые коровы поворачивали назад и за ними увязывались овцы, при этом смешно потрясывая кургузыми задами. Ляля душераздирающе кричала: — «Вон ту гони туда, а эту соседскую сюда!».
Я не понимала, какая из коров «та» и куда гнать «туда». Изображая отчаянную прыть, я стремительной торпедой носилась между коровами вызывая переполох, создавая таким образом видимость участия. Коровы ревели и косили на меня коричневым глазом. Козы и овцы истошно блеяли бестолково носясь кругами. Собаки хрипло и надрывно лаяли. Громко и непонятно на кого кричал пастух, хлопая хлыстом. Стадо металось – то рассыпаясь, то сбиваясь в кучу.
Разнообразный сплошной гул, состоящий из мычаний, блеяний, собачьего лая и людских голосов оглашал всю округу. Огромное облако густой пыли повисало в вечернем зареве деревенской дороги. Всё это действо напоминало мне нашествие какого-то древнего войска.
В конечном счёте, я потом гордо шла с чувством выполненного долга. Так как коровы тоже далеко не дураки. Набегавшись от меня чумной, они в конце концов, всё равно шли потом домой, отмахиваясь хвостами от кусачих слепней и равномерно покачивая набухшим выменем, с которого прямо на просёлочную дорогу капали белые капли молока.
