(книга "Фата-Моргана")
Эту историю я услышал от своего случайного попутчика. В неё очень трудно поверить, но рассказана она им была так искренне и так откровенно, что я сам склонен считать, что это произошло всё-таки на самом деле. Она мне действительно глубоко запала в душу. Хотя с той нашей непродолжительной встречи и долгого разговора прошло уже немногим более четверти века, этот рассказ я запомнил в мельчайших подробностях. Так что, правда ли это или нет - решать вам, мои дорогие читатели. С ответами и суждением я никого не тороплю. Слишком уж всё в этой истории было невероятно запутанно и неоднозначно... Итак,
«Я не спешу» (пролог).
Морозная полярная ночь конца второго тысячелетия...
В Заполярье слово «ночь» и слово «день» у местных жителей означает не только время суток, но и время года, знаете ли. Полярная ночь, когда солнце неделями не выглядывает из-за горизонта, в Мурманске длится с начала декабря и до середины января. Ну а полярный день наступает в самом конце весны, когда наша ближайшая звезда напрочь отказывается падать за сопки с конца мая и до конца июля. Дважды в год суровая природа испытывает терпение местных жителей, так сказать на – прочность и всхожесть. Правда полярный день нами переносится гораздо легче, нежели беспробудная и всепоглощающая темнота сутками напролёт. Сейчас конец января. И хотя официально полярная ночь уже закончилась несколько дней назад, когда из-за сопки выглянул только верхний краешек огромного замёрзшего на двадцатиградусном морозе алого солнца, но всё равно – дни, а точнее – сумерки, ужасно скоротечны, а фиолетовая темень неприлично долга.
В чёрное бездонное небо раннего утра бьют разноцветные фонтаны от уличных фонарей, рекламных вывесок и мощных прожекторов городских предприятий: морского порта, автоколонн, заводов, фабрик и комбинатов.
Да! Есть такая особенность во всех заполярных городах страны – для более эффективного и рационального освещения огромных территорий предприятий в долгие полярные ночи использовать мощные прожектора кругового обзора, установленные на высоченные мачты или фермы. Они освещают территорию своим ярким холодным светом на сотни метров вокруг себя. И от них в заиндевевшее от сильного мороза в бездонное чёрное небо вонзаются яркие и острые клинки. И кажется, что эти прожектора, способные достать своим холодным оружием не только до безмолвной спутницы Земли, но и до мерцающих звёзд, со звоном мёрзнущих над головой.
Не хочется выходить из теплого салона легковой машины друга детства. Так тепло и уютно в ней. И с другом, с которым я столько лет был близок, как с родным братом, тоже не хочется прощаться. Но меня ждёт поезд на Санкт-Петербург, а его – работа. Крепко пожав руки и также крепко обнявшись на прощание, я сухо бросаю ему: «Ну, пока, Макс!», и выхожу из машины на очищенную от снега автостоянку, обрамлённую высокими сугробами. Машина Макса, испуганно бибикнув и выпустив густое облако выхлопных газов мне на прощание, с лёгкой пробуксовкой выезжает на улицу Коминтерна. Я гляжу вслед удаляющемуся другу. Немного грущу и чувствую, как тут же утренний мороз задорно и ободряюще стал щипать меня за уши и нос, призывая начать хоть какие-то телодвижения в сторону вокзала. Я иду со стоянки в сторону привокзальной площади. Оглядываюсь по сторонам. Здесь всё мне мило и знакомо. Снег вкусно хрустит под ногами свежим картофельным крахмалом, и от этого как ни странно, на душе становится легко и весело, словно в детстве. Хочется, как в детстве ускорить шаг и даже припустить лёгкой трусцой. Но я не спешу. Я прислушиваюсь к себе и вслушиваюсь в город.
А город уже давно проснулся. Он деловито пускает дымы и пары в морозную чернь ночи. Жужжит простуженными электромоторами заиндевевших троллейбусов, раздражённо искрящих своими рожками по невидимым в ночи тонким проводам. Город недовольно рычит служебными автомобилями, фургонами и грузовиками, недосмотревших свои механические тревожные сны, и теперь возмущённо пускающие густые клубы сизого дыма в морозную свежесть раннего мурманского утра. Тёплые, а потому забитые до отказа сонными пассажирами пучеглазые автобусы-ЛИАЗы, задорно позвякивая своими карданами, радостно снуют по заснеженным улицам, освещенными мощными ртутными фонарями, от которых в небо тоже устремляются остроконечные световые пики. Одни светят мертвенно бледным сиянием, от которого становится ещё холоднее. Другие же, наоборот, греют тёплым оранжевым светом этакими тропическими апельсинчиками-солнышками, отчего на душе почему-то снова появляется уже позабытое предновогоднее настроение.
Отчего крепнет уверенность, что так или иначе, но власть полярной ночи рано или поздно закончится, и на усталую от зимней стужи заполярную землю вновь вернётся робкое и прохладное лето. И совсем уже скоро, сопки, которые сейчас дремлют под снежным покрывалом, ощетинившись своей низколесистой небритостью, с приходом весны беззвучным волнующим взрывом – всего за один полярный день - оденутся в изумрудную пушистую зелень. И солнце уже не будет таким ленивым и краснощёким блином ползать вдоль горизонта, пуская по земле длинные синюшные тени, а умчится в свой высокий летний зенит, и будет оттуда звенеть своей лимонной свежестью аж до самой осени.
Наверное, такое действительно бывает только единожды, когда волею судьбы навсегда уезжаешь из того места, в котором прожил не один десяток лет, из города, который стал тебе самым родным и дорогим. Получив перевод с Северного флота, я навсегда уезжал из Мурманска в Санкт-Петербург. Теперь, если я и буду приезжать сюда, то отныне только в качестве гостя. М-да.
Вечнозелёное здание мурманского вокзала с необычной полусферой на крыше и высоким остроконечным шпилем, увенчанным рубиновой совсем по-кремлёвски звездой, встречает меня пронзительным скрипом высоких деревянных дверей. Возле входа группа замерзших курильщиков усиленно борется с арктическим морозом и своим здоровьем, пуская клубы негустого вонючего дыма.
Почему - не знаю, но вы не замечали, что все вокзалы имеют одинаковый запах?.. Этакую какофонию ароматов от вечно спешащих пассажиров и потрёпанных временем деревянных стульев зала ожидания? От курильщиков снаружи, дым от которых постоянно затягивается промозглым сквозняком совместно с выхлопными газами машин вовнутрь? К этим запахам примешивается едва уловимое амбре хлорочки поднимающееся от свежевымытого, но всё равно постоянно грязного цементного пола, и горьковато-мускусный дым из небольших труб пассажирских вагонов поездов дальнего следования, в недрах которых уже тихонечко постанывают маленькими мартенами котлы и титаны – поедатели шпицбергеновского угля. И, конечно же, какой вокзал обойдётся без пахучих кафе, кулинарии и ларьков с канцерогенными беляшами и чесночно-ароматными шавермами. Смешиваясь с морозным воздухом, эти ароматы настигают каждого, кто проникает в неуютное чрево вокзала. И сразу же откуда-то в душе вдруг появляется непонятное и необъяснимое чувство, сравнимое со сплином древних пилигримов. Хочется всё бросить и отправиться хоть на короткое время в какое-нибудь, пускай и недалёкое, путешествие, поездку или даже загородную прогулку, но только подальше от городской суеты и сутолоки.
- Тюр-лю-тю-тю, - проиграло в репродукторах вокзальной трансляции, и тут же по всем помещениям вокзала и над железнодорожными платформами полился простуженно-ласковый женский голос диктора, привносящий в вокзальную суету некую размеренность и даже осторожность. Объявляется, что до отправления поезда осталось пятнадцать минут. От этого объявления одни успокаиваются, другие же – наоборот, начинают тихо паниковать и ещё неистовей суетиться. Как правило это даже не пассажиры отправляющегося поезда, а провожающие их.
Но мне нечего суетиться. Меня никто не провожает. Я прохожу сквозь прошитый сквозняками большой центральный холл вокзала и спускаюсь по очищенным, но всё равно немного скользким от падающей с чёрного неба изморози широким ступеням из чёрного гранита вниз к первой платформе, где ожидает меня поезд на Питер. Завидев его, хочется ускорить шаг. Бодрящий утренний мороз уже откровенно кусает меня за мочки ушей и кончик носа, словно бестолковая разъярённая болонка. Уже на платформе меня обгоняют мои будущие попутчики и их провожающие. Им тоже зябко, немножечко тревожно и местами - нетерпеливо. Поддавшись всеобщей суете, тоже хочется ускорить шаг, но я намеренно не спешу. Я уезжаю навсегда из Заполярья. Отныне, если мне и будет суждено приезжать сюда, то уже только в качестве гостя. Я буду сюда приезжать, а не возвращаться. Я буду гостем. Пускай желанным и даже долгожданным, но всё-таки – гостем.
С такими чувствами я сталкиваюсь впервые и, надеюсь, единожды…
(продолжение следует)
© Алексей Сафронкин 2023
Спасибо за внимание! Если Вам понравилась история, то ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями. Чтобы не пропустить новые публикации на канале, то не стесняйтесь и подписывайтесь.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.