На фоне мировых пертурбаций для меня вдруг откровением прозвучали воспоминания Марио дель Монако о совместных выступлениях с Марией Каллас. Сын и так наговорил в документальном фильме о певце "Скучная жизнь Марио Дель Монако", на который я набрела, включив днем канал "Культура", немало неожиданного об отце.
Но чтоб такое происходило за кулисами мирной оперной сцены...
Дель Монако, действительно, великий певец. Но чтобы возмущаться букетами, которые, по его словам, заготовили поклонники Каллас перед "Нормой" в Ла Скала, чтобы обеспечить ее (а не ЕГО) триумф... Остановить кучу воспоминаний про это, зная, как раздули историю тогдашние СМИ...
А ведь гениальный певец, интересный мужчина, подумала я. И, вроде, в личной жизни все было намного лучше, чем у Каллас.
Или я придираюсь?
Из воспоминаний певца в книге Ренцо Аллегри: "Единственное столкновение с Каллас произошло в 1955 году, когда мы пели с ней в "Норме"в "Ла Скала". Она привыкла петь с тенорами, чьи голоса не отличались громкостью, и рядом с ними она всегда главенствовала. У Каллас, это известно, голос никогда не отличался особой силой, тогда как я словно соединяю в себе целый хор теноров. (...) Поскольку сцена в "Ла Скала" передвижная, она заставила выдвинуть её на метр вперёд, надеясь, что так её голос будет лучше слышен публике. На премьере возникли ещё кое-какие разногласия, журналисты заметили их и раздули дело. Они написали, что Мария Каллас во время дуэта дала мне пинок, чтобы я прервал свою долгую ноту, которая затмевала её голос. Новость эта, обошедшая весь мир, выдумка. Правда, Каллас пришлось трудновато петь рядом со мной, но она не прибегала к пинкам или чему-либо подобному".
Сын сказал, что отец реально носился со своим голосом, как с чем-то отдельным в этой жизни. И его исполнение всегда ассоциировалось у него с чем-то вроде "духовной мастурбации". (Простите, пересказываю своими словами, как в душу запало).
Я искренне думала, что певцы поют сердцем и способны чувствовать боль, которую переживаем мы в зале. А уж "Casta diva" в исполнении Марии Каллас, помимо прочего, женщины с трагической судьбой, наполнена таким чувством, что вряд ли нужно было подкупать клакеров в Милане.
Мне казалось, что только балетные друг другу портят пачки и подсыпают конкурентам в пуанты стекло.
*****
Хотела на этом закончить, но вдруг увидела на просторах интернета, который всё помнит, интервью сына певца, которое тот дал в конце 90-х в Тель-Авиве журналисту Максиму Рейдеру.
Теперь прокручиваю про себя другую мысль - насколько время изменяет природу и отношение к жизни и творчеству их сыновей и внуков.
Вот такое высказывание режиссера Джанкарло дель Монако настроило меня сначала на положительный лад:
"Я люблю итальянский репертуар, русский, немецкий, французский. Люблю "Вертера", люблю "Фауста" Гуно, люблю Пуччини ничуть не меньше, чем Россини, и Вагнера тоже очень люблю. Однако поскольку в крови у меня - коктейль, я не собираюсь тратить всю жизнь на то, чтобы режиссировать только оперы Россини. Куда интересней делать всего понемножку. И когда мне предложили сделать "Золушку"(оперу Россини, не балет Сергея Прокофьева), я был страшно рад: я устал от крови и трупов на сцене".
И что же сделал уставший режиссер, подумала я.
- А вы сами как относитесь ко всевозможным трансформациям классических опер?, - спросил сына Марио дель Монако журналист.
- Тридцать лет назад я делал то, к чему потом пришли многие режиссеры (Я сразу вспомнила Константина Богомолова, потому что это наиболее яркий пример того, к чему они нынче пришли - особенно его "Кармен"). Например, "Тоску" я растянул на три столетия (Жаль, автор уже не мог возразить): первый акт - наполеоновские войны, второй акт - 1848 год, третий - 1943. Я хотел дать зрителю ощущение, что это - вечная история: диктатура, подавление искусства, убийство художника.
Но дальше было круче:
- Рассказывают, что несколько лет назад ваш "Набукко" произвел фурор.
- Да, мы работали в Карлсруэ, дело происходило за два месяца до начала войны в Персидском заливе, и я сказал сценографу: "Я не хочу видеть на сцене все эти мечи, шлемы, э!" Мы вышли на улицу и видим: на первой странице газеты "Бильд" (эта такая дешевая немецкая газетка для водителей грузовиков - "Бабушка зарезала внучку!" и т.п.) - на первой странице портрет иракского диктатора и подпись: "Я - Навуходоносор". Саддам Хуссейн. Мы переглянулись и решили преподнести немцам подарок.
Мы успели дать только премьеру, остальные представления шли в концертной версии: арабы пригрозили взорвать театр. А меня иракцы обещали убить, так что полтора месяца я отсиживался в тайной квартире под охраной полицейских. Дело в том, что мы изобразили войну Ирака с Израилем. Иракцы выигрывают битву, в пролом Стены плача, у которой молятся евреи, на танке в мол, не можешь ли, Йегова, помочь мне? И тот ему действительно помогает. В общем, был колоссальный скандал, все тамошние арабы бушевали.
М-да, сказала себе я. Далековато я ушла от простой конкуренции двух великих оперных певцов, творчество которых одинаково ценю и уважаю.
И вообще - только мне показалось, что театр, рожденный для того, чтоб зрители могли переживать катарсис и выходить из зала с просветленной душой, давно поехал усилиями нынешних режиссеров совершенно в противоположную сторону?
Тогда кто же спасет наши души?