Как деревья Китая: пихта, камфорное дерево, железное дерево и нанму, использовались для строительства империи, которая просуществовала много столетий.
В 1676 году флот династии Цин вступил в бой с флотом королевства Джен, торговой империи Тайваня, контролировавшей морские пути из Японии в юго-восточную Азию. Несмотря на то, что он считал государство Джен немногим более чем пиратской организацией, капитан цинского флота всё же с уважением выразился о размере их флота, сказав, что корабли его были «неисчислимы, мы видели лишь мачты, словно лес». Другими авторами много и в деталях описаны политические и военные аспекты Цин-Дженской войны. Что касается меня, сам масштаб этой морской баталии требует, чтобы мы обратили внимание на другие местности вдали от побережья и, в самом деле, на абсолютно другие биологические виды. В конце концов, деревья, окончившие свои жизни на дне Тайваньского пролива, начали свой жизненный путь в горах южного Китая и Тайваня. Некоторые были высажены рукой человека лишь за несколько десятилетий до того как их повалили, другие упали в виде семян под сенью своих древних предков и сами выросли многовековыми гигантами, прежде чем пережить две смерти: первую от топора, вторую — от пушечного ядра.
В 1676 году древесина для судостроения была стратегическим товаром, как и столетия до и после этого. В те времена, до появления широкомасштабного использования угля и нефти, до урана, лития и кобальта, правительствам требовалась древесина почти для всех нужд: дрова и древесный уголь для металлургии; пиломатериал для храмов и дворцов, мастерских и мануфактур, мостов и дамб; но больше всего им требовалась древесина для строительства кораблей. В эпоху мореходства — растущей торговли и всплеска эпизодов морских сражений — корабли были необходимы для товарообмена, обороны и демонстрации силы. Из-за постоянной смены периодов сырости и сухости их корпуса быстро прогнивали, их мачты и реи часто ломались в штормах и баталиях, и, поскольку их использовали в опасных условиях, многие корабли оказывались на дне моря. Найти новые деревья, большие деревья, с правильными структурными характеристиками для строительства корпусов, устойчивых к гниению и пушкам, было постоянной проблемой.
И всё-таки, и это понимали кораблестроители, лес для флортимберсов не был единственным товаром. Эта реалия отражена в поговорке, зафиксированной в начале 20-го века: «Чтобы построить корабль, которого хватит сыну и внуку, [используй] пихту, кипарис, катальпу, камфорное дерево и нанму» (по-китайски это рифмуется: яо цзао цзысунь чуань, шань бай цзы джан нань — 要造子孫 船、杉柏梓樟楠). Древесина распределялась для различных нужд на основании структурных характеристик. В Нанкине 16-го века правительственные корабли строились в первую очередь из пихты и нанму — оба вида древесины использовались для обшивки и мачт. В Гуандуне корпуса некоторых кораблей делали из железного дерева — тропического вида, о крепости которого говорит само название. В Фуцзяне 18-го века у боевых кораблей корпуса были из пихты, каюты и лееры из камфорного дерева, руль из бумажной шелковицы, а множество более мелких компонентов делали из различных других сортов. Но почти для всех этих компонентов универсальным деревом была китайская пихта — быстро- и пряморастущее хвойное дерево, которое относительно устойчиво как к гниению, так и к насекомым, и которое использовалось для всех нужд — от обшивки корпуса до мачт.
Вне зависимости от сорта древесины чиновники на верфях пользовались фундаментально схожими процедурами для того, чтобы изготовить из каждого бревна компоненты стандартных размеров. К концу 1540-х годов на верфях династии Мин в Нанкине были установлены стандартные размеры обшивки — одна китайская мера (джан; 丈) на один китайский фут (чи; 尺) на один китайский дюйм (цунь; 寸) — приблизительно 3 метра на 30 см на 30 см. (ВНИМАНИЕ, СКОРЕЕ ВСЕГО ОПЕЧАТКА В ОРИГИНАЛЕ, СКОРЕЕ ВСЕГО 300х30х3см — прим. перев.).
Они вместе с чиновниками с таможни маркировали брёвна прежде чем те успевали достичь верфей. Чтобы облегчить обработку, каждое новое бревно клеймили иероглифом на каждый фут обхвата. Чиновники составляли таблицы с указаниями сколько стандартных досок можно вырезать из бревна указанных размеров. Если приходили брёвна из деревьев, которые не выросли абсолютно прямыми — с пустотами, изгибами, свилями или крыловатостью, любыми пороками, известными плотнику — на них делалась скидка пропорционально количеству недополученных досок. Некоторые торговцы лесом даже заключали договора на поставку крупногабаритного лесоматериала, необходимого для мачт, и рангоутов в виде комплекта из одного шестифутового, трёх пятифутовых и трёх четырёхфутовых брёвен.
С течением времени стандартизация продолжалась. В 17-м веке с помощью новой формулы вычислили цену на древесину на основании оценочного объёма идеального конического бревна. Эти формулы были разработаны Гуо Минджу, старшей дочерью лесоторговца, и только позднее они были приняты на вооружение государством, которое пользовалось ими до 1950-х годов. В 18-м веке в провинции Фуцзянь другим набором стандартов пихтовые стволы поделили на четыре сорта с колоритными названиями вроде «крупное счастливое дерево» (дадзи му; 大吉木) или «лес морских просторов» (гаоян му; 高洋木). Чиновники составляли инструкции по размерам и обработке для каждой части каждой категории боевых кораблей, обеспечивая спецификации для распиловщиков, столяров, конопатчиков и маляров, работающих с древесиной, и фиксируя трудодни с точностью до сотых долей.
И всё же спецификации верфей контрастировали с куда более сложной действительностью в деле добычи древесины, не говоря уже об условиях, в которых росли деревья. Большинство хвойных пород, включая вездесущую пихту, росли на плантациях. Большинство широколиственных твёрдых пород, включая камфоровое дерево, нанму и железное дерево — нет. Быстрорастущие породы, которые процветали на расчищенной земле и легко переносили вмешательство человека в свой жизненный цикл хорошо подходили для заготовки. Медленно растущие породы, или тенелюбивые и плохо реагирующие на беспокойство деревья, уверенно можно было срубить только в лесах природного происхождения, часто в лесах приличного возраста. И всё же, оба типа лесных сообществ имели отношения с человеческими сообществами, просто это были разного рода отношения. Начнём с рассмотрения пихтовой плантации.
Альянс пихты и лесников был одним из наиболее успешных межвидовых партнёрств
На самом деле китайская пихта не является близкой родственницей настоящей пихты (вида Albies). Её латинское название, Cunninghamia lanceolata, произошло от имени английского ботаника, который провёл в регионе очень немного времени. В Китае, где она является основной породой строевого дерева к югу от реки Янцзы, она классифицируется при помощи того же термина, «шань — 杉», который также используется в отношении пихты настоящей, а также нескольких других структурно подобных хвойных пород. В силу этих причин я предпочитаю просто называть их пихтой. Так же, как и несколько других небольших хвойных пород, она ответвилась от других представителей семейства в начале юрского периода и благополучно пережила ледниковый период в долинах рек южного Китая, где слой льда был минимальным. Хотя ранние взаимоотношения человека с этим видом для истории туманны, вполне вероятно, что пихту выращивали на небольших участках около 1-го тысячелетия н.э. Но лишь во 2-м тысячелетии люди выработали новые взаимоотношения с этим деревом.
В 11-м и 12-м веках Китай стал очевидцем растущих темпов урбанизации, торговли и некоторых наиболее масштабных на тот момент истории морских сражений. Эти факторы подхлестнули спрос на древесину, и южные землевладельцы начали выращивать пихту в больших количествах. В 1149 году был принят новый закон, позволявший им считать эти деревья своей постоянной собственностью путём межевания делян леса с помощью границ неправильной формы вместо вычисления их площади используя простую линейную формулу. В некоторых местностях площадь зарегистрированных участков удвоилась чуть ли не за сутки, при этом большинство новых земель составили лесопосадки. К концу 18-го века пихта быстро распространилась к верховьям реки Янцзы, небольшим бассейнам в сторону юго-восточного побережья и северным участкам бассейна Жемчужной реки. Теперь пихта настолько широко распространена в регионе, что практически невозможно определить начальную точку её происхождения.
Учитывая быстрый рост плантаций по всему югу Китая, мы можем рассматривать альянс между пихтой и лесниками как одно из наиболее успешных межвидовых партнёрств ушедшего тысячелетия. Но другие характеристики этих взаимоотношений ставят такое заключение под вопрос. Оказывается, что китайская пихта даёт новые побеги из ствола спиленного дерева — редкая черта для хвойных пород. Эти побеги, разрастающиеся по всему ландшафту по сей день, — скорее клоны материнских растений, а не их потомство, полученное половым путём. Поскольку продолжительность жизни выращенных на плантации пихт составляет всего 30 лет, это не просто клоны, а молодые клоны. Многие лесные плантации выращивались корпоративным способом, где пайщики покупают и продают права на будущий урожай древесины. Для пайщика клонально размножающиеся быстрорастущие пихты были идеальным, ликвидным вложением денег. Но отсюда возникает вопрос: была ли совокупность плантаций на территории нескольких провинций результатом межвидового альянса или армией несовершеннолетних клонированных солдатов? И действительно, если клоны пихты были отличными пехотинцами под властью первых корпоративных начальников южного Китая, какие отношения определяли взаимодействия между людьми и другими деревьями, которые в итоге оказывались у причала?
Теперь давайте обратим наше внимание на нанму (楠木), широколиственное вечнозелёное дерево, эндемичное для внутренних притоков реки Янцзы. Для строителей нанму во многих смыслов было версией пихты наивысшего качества. Оно росло прямым и высоким, относительно быстро, и при обработке давало особенно привлекательную текстуру. В отличие от пихты, непохоже, чтобы нанму искусственно выращивали в каких бы то ни было объёмах. Брёвна сплавляли вниз с гор, а деревья вырастали в смешанных лесах, среди множества других видов растений и животных, в том числе людей. Но в отличие от первых плантаторов пихты, эти люди обычно не работали с древесиной на постоянной основе. Вместо этого они занимались разнообразными видами деятельности, такими как мелкое сельское хозяйство, охота, собирательство и скотоводство. Сейчас нанму широко используется по всему региону в качестве древесины для постройки храмов, и ему вполне могли поклоняться многие из этих агро-лесо-пастбищники. Также они торговали продуктами леса, включая древесину нанму, с неместными. Средневековые хроники Китая рассказывают о «лесных гостях» (мукэ — 木客), спускавшихся с гор для обмена древесины на текстиль и орудия из железа. Китайские купцы оставались в долинах рек и позволяли своим партнёрам спускать деревья с гор.
История с нанму круто повернулась в конце 14-го века, когда армии династии Мин преследовали принца Монголии в верховьях бассейна реки Янцзы. Эта территория была интегрирована в монгольскую империю в 12-м веке, но по большому счёту ей управляли «местные чиновники» (тугуань — 土官). С тем, как армии Мин внедрялись в регион с целью свержения противника, они также раздавали титулы этим неханьским правителям, признавая некоторую степень суверенитета местных народов, если эти местные чиновники в свою очередь признавали пекинскую власть. Частью этих взаимоотношений были поставки императорскому двору древесины, сначала в относительно небольших объёмах. Затем, в 1406 году, третий император династии Мин, Джу Ди, сильно увеличил размер дани. Будучи младшим сыном основателя династии, Джу Ди сверг своего племянника чтобы занять трон, и не испытывал больших угрызений совести в отношении демонстрации силы на окраинах империи. Он посылал десятки чиновников и тысячи подневольных работников, чтобы те повалили и отправили сотни тысяч стволов нанму в Пекин. Там он построил дворцы беспрецедентных масштабов, погребя величие древних деревьев под слоями лака и возведя их для поддержания гигантских крыш Запретного Города.
Всего за несколько крупных деревьев можно было купить продвижение по службе
Такой масштаб вырубки леса долго поддерживать было невозможно, и после того, как Джу Ди умер, экспедиции прекратились. Но после того, как дворцы сгорели в 16-м веке, вырубки возобновились. Управляющие лесозаготовкой искали нанму повсюду: в угодьях принцев империи, на кладбищах выдающихся фамилий, в горах на меньших расстояниях от Пекина, как в географическом, так и в культурном смысле. Они постоянно жаловались на условия на переднем рубеже: малярия, нападения групп местного населения, голод и крайне сложное извлечение гигантских деревьев с их далёкой горной родины. Но больше всего они полагались на дань в виде древесины. Местные правители могли поставлять древесину стоимостью в 3000 ляней серебром «комиссарам по наведению порядка» самого высокого ранга в обмен на продвижение по службе и вычурные регалии, включая дракона с четырьмя когтями (ман — 蟒), который был самым высоким рангом для человека, не являвшегося членом императорской семьи. По сути это была схема «деревья за чины».
Древесная дань возможно являлась вершиной рынка нанму, того самого рынка, который поставлял древесину для кораблестроения. Основываясь на современных данных по скорости роста нанму, деревья шести футов в обхвате, самые крупные из используемых в кораблестроении, должны были расти сто лет и стоить около двух ляней серебром. Но если экстраполировать на более крупные размеры, бревно обхватом в 12 футов из 200—летнего дерева могло оцениваться в 70 или более ляней. Всего за несколько крупных деревьев можно было приобрести продвижение по службе, а нанму меньшего размера можно было продать купцам, поставлявшим лес на верфи.
В то время как схема «деревья за чины» обеспечивала двору способ снижения издержек по строительству дворцов, она также дала повод для нездорового соперничества между местными вождями. Несколько раз вручение драконьей мантии одному правителю вдохновляло его или её соперников (в регионе было несколько правителей женского пола) на поток яростных состязаний с целью найти и срубить лучшее из оставшихся нанму. Наиболее крайний случай произошёл в 1590-х, когда Ян Инлон, правитель под надзором комиссии по наведению порядка в Бочжоу, поднял армию, насчитывавшую по слухам 140000 солдат. К сожалению, армия Яна была разбита ещё более многочисленной армией, и он принёс себя в жертву вместо того, чтобы сдаться в плен, и его владение попало под прямое подчинение двору Мин. Хотя было множество пересекающихся факторов, которые привели к восстанию, включая конфликт по поводу отсылки войск для борьбы с Хидеёси в Корее, древесный налог очевидно был весьма веской причиной. Много лет спустя после смерти Ян Инлона потомки его подданных превозносили его за то, что он защитил их от чрезмерных запросов Пекина.
Восстание в Бочжоу явилось началом периода насилия на юго-западе Китая, длившегося почти столетие. Но как только представители династии Цин установили в 1681 году контроль, они приказали чиновникам вновь отправляться в горы на рубку леса. Вскоре чиновники отрапортовали, что самые большие деревья либо исчезли, либо недоступны с рек. Как показал историк Мен Чжан, древесный налог впоследствии был заменён на систему лицензий, позволявшую купцам первое право на выбор леса на рынке, но, в отличие от эпохи Мин, единственной породой, особым образом указанной в дополнительных положениях, была пихта. Тем не менее, обеспечение двора древесным налогом было делом убыточным, поэтому компрадорам позволялось обеспечивать свою торговлю покупкой и продажей собственных брёвен на стороне.
Тем временем, коренные поселения юго-западного Китая, включая народности, ныне именуемые мяо, и, и члены некоторых других этнических групп, всё больше и больше заселялись переселенцами с равнин восточного Китая. К 1700 году крупнейшие коренные администрации были уничтожены; в последующие десятилетия династия Цин сконцентрировалась на «рубеже мяо», одной из крупнейших территорий, сопротивлявшихся прямому контролю со стороны Пекина. К концу 18-го века жители деревень мяо в восточном Гуйчжоу начали высаживать пихту, чтобы справиться с растущим экспортом древесины. Чтобы воспрепятствовать межэтническим междоусобицам, Пекин жаловал нескольким городам мяо совместную монополию на продажу древесины за пределами региона, и это положение они сохранили за собой до 19-го века. Дальше на запад, в землях народов насу и нуосу, восстания подобным образом заставили Пекин установить этно-экологические рубежи между переселенцами из Китая в низменностях и неханьцами в высокогорьях. Но всё больше и больше окраины Сычуаня, Юннаня и Гуйджоу своим интенсивным земледелием в долинах рек и основанном на добыче пихты лесном хозяйстве, простиравшимся до оснований гор, начинали походить на восточный Китай. Агро-лесо-пастбищный уклад жизни района, который защищал, почитал и рубил нанму из вековых лесов приходил в упадок.
Теперь давайте обратимся к дереву, растущему в районе к югу от центра произрастания нанму — к железному дереву (Mesua ferrea — тилиму — 鐵力木). В провинциях Гуандун и Гуанси корабли почти полностью построенные из железного дерева славились своей прочностью. За пределами этого региона железное дерево было настолько редким, что его использовали в основном для изготовления корабельных рулей. К середине 16-го века на реке Сицзян была установлена таможня, чтобы взимать налоги за привозимое из Гуанси железное дерево. Подобно пихте и нанму, железное дерево сортировалось по стандартным размерам, от двух мер в длину и от одного до шести футов в обхвате. Так же как Юньнань и Гуйчжоу, большая часть провинции Гуанси в 16-м веке контролировалась вождями местных племён, именуемых в Пекине «местными чиновниками», так что вполне вероятно, что торговля железным деревом была сравнима с древесным налогом нанму, хотя исследования на этот счёт пока что туманны.
Популяция железного дерева сильно пострадала в результате оголтелой вырубки, исчезло оно даже быстрее чем нанму. В 1530-х годах корабль с обшивкой из железного дерева стоил 500 ляней серебром, а к 1570-м годам цена выросла вдвое, хотя стоимость кораблей из пихты оставалась примерно на прежнем уровне. Найти его было так трудно, что в 1629 году чтобы купить лишь два бревна железного дерева чиновникам нужно было ехать аж во Вьетнам, а в 1663 году другие покупатели смогли обнаружить его только на голландском корабле, следующем из юго-восточной Азии. Вместе с тем, как чиновники с верфей сообщали о возрастании трудностей, связанных с приобретением на рынке железного дерева, географические справочники свидетельствуют об очевидном снижении доступности этого дерева во внутренних пределах. В начале 17-го века в уезде Янчунь провинции Гуандун было «много железного дерева», но к началу 18-го века они сообщили, что у них есть «немного железного дерева... но нет такого, чтобы заполняло обхват рук, если нужен более крупный материал, то найти его можно только в Гуанси». Другие страны, которые до этого экспортировали железное дерево, попросту сообщали, что «нет больше железного дерева» или что «железное дерево нынче очень трудно найти». К концу 1750-х годов Пер Осбек, шведский ботаник и ученик Карла Линнея, сообщил, что якоря из железного дерева всё ещё делали, но кантонские корабли отныне обшивались пихтой. К 20-му веку даже рули изготовляли из дерева личи или из камфорного дерева. По состоянию на 2007-й год железное дерево является настолько редким, что составители справочника по флоре Китая посчитали, что вряд ли оно теперь растёт в этом регионе.
Эти три породы Китая, пихта, нанму и железное дерево, использовались для строения кораблей в прибрежной зоне, в том числе и тех, которые сражались в войнах между династиями Цин и Джен в 17-м веке. Однако, эти войны сами открыли ещё один фронт в борьбе с лесами восточной Азии. В 1683 году моряки Цин разгромили флот Джен с «мачтами, словно лес» и установили контроль над Тайванем, или, если точнее, над юго-западным Тайванем — остальная часть острова была занята различными местными племенами, которые жили преимущественно охотой и собирательством. После укрепления династией Цин контроля над островом, в 18-м и 19-м веках Тайвань разработал собственную систему поставки леса на верфи. Спустя два поколения после покорения армией Цин, в 1722 году, правительством была установлена граница из 512 камней, которая отделяла западные равнины, заселённые китайскими крестьянами ханьской национальности, от восточных гор — родины туземных тайваньских охотников. Но всего три года спустя правительство Цин построило государственные верфи на юго-западе Тайваня, для которых требовалась древесина из восточной части, где рубка леса ханськими поселенцами была однозначно запрещена. Императорский двор решил создать ещё одну должность, «военного бригадира» (цзюньгун цзяньшоу) с исключительными правами на вырубку леса на территории туземцев. Как и на юго-западе, в этой системе присутствовала как граница между этническими группами, так и ведомство, которое могло пересекать границу для поставки леса на верфи.
Соль, вино, свиней, ружья и порох обменивали на разрешение на вырубку леса
Хотя в тайваньских лесах росло много разных деревьев, хвойные породы были далеко в горах, вне доступа чиновников с верфей. На самом деле, пихту и сосну, использовавшиеся для остовов и мачт, тайваньские верфи импортировали с материка. Вместо этого бригадиры пользовались наиболее доступным желанным деревом — камфорным (Cinnamomum camphora), которое расло на склонах чуть дальше границы между ханьцами и туземцами, и использовалось для строительства кают и прочих верхних конструкций корабля. Но так же как и древесный налог на юго-западе, поставка на верфи камфорного дерева было занятием убыточным. Чтобы бригадиры могли окупать свою деятельность, им дали монополию не только на древесину, но и на другую продукцию, включая высоко прибыльную переработку сердцевин камфоры в кристаллы терпена, используемые в медицинских и ритуальных целях: «Вся производимая камфорная древесина приобретается ...отделом материалов» — говорилось в заметке в тамсуйской газете, — «каждое домохозяйство с плавильной печью, занимающееся варкой камфоры в горах, также контролируется отделом материалов». Если рубка леса в Сычуане в 16-м веке работала по системе «дерево за чины», то тайваньская монополия на камфору в 18-м и 19-м веках была устроена по принципу «лес за терпен».
Однако, военные бригадиры были лишь одной стороной цинской торговли. Помимо уплаты налогов официальному отделу материалов, домохозяйства с плавильнями полагались на посредников, зачастую — туземцев, привыкших к китайским обычаям, ханьцев женатых на туземках или их смешанных отпрысков. Эти посредники торговались по поводу «горных сборов» с менее окультуренными туземцами глубинки — рис, соль, вино, свиньи, ружья и порох шли в обмен на разрешение рубить лес и заготавливать кристаллы камфоры. Как пишет историк Фаиза Закария, совместные пиршества «роднили потенциальных врагов». С одной стороны, ханьско-туземная граница, установленная в начале 18-го века, позволяла обеим сторонам вести переговоры в собственную пользу. С другой стороны, ограниченный поток товаров позволял как государству Цин, так и туземному населению Тайваня вести обмен на условиях, которые они понимали каждый по-своему: первые — как официальную монополию, вторые — как братство, скреплённое обменом подарками.
С точки зрения верфей, пихта, нанму, камфорное и железное дерево были стратегическим товаром
Но лес, который в итоге был распилен на доски и прибит к остовам не начинал свой жизненный путь в качестве строевой древесины — по крайней мере не весь. Разумеется, большинство пихтовых деревьев было срублено в виде черенков и посажено одинаковыми делянами рядом со своими сёстрами-клонами, и явной целью их жизни было быть распиленными на доски и приколоченными к остовам. Но нанму, камфорное и железное дерево, как и десятки других видов деревьев, не так радостно отвечали на расчистку леса и лесопосадки. Большинство этих деревьев начали свой жизненный путь в древних лесах под сенью своих родителей, в окружении крон других разных видов. Некоторым поклонялись общины людей, живших в этих лесах и вблизи от них, на другие никто не обращал внимания, прежде чем они достигли возраста в десятки, или даже сотни лет. Но потом непредвиденный и беспрецедентный спрос заставил людей выискивать старейшие и крупнейшие из этих деревьев, именно те особи, которые ранее были предметами поклонения, и рубить их для строительства корабельных остовов и императорских дворцов.
Туземные леса рассматривались в качестве ресурса для проведения радикальных политических компаний
Вероятно в силу этого увеличившегося спроса, с 15-го по 18-й век стала заметной институализация старой практики — проведения границ между посадками и лесом, и между владениями китайского государства и землями некитайских народов. Границы эти не были непроницаемы. В каждой местности, где Пекин обозначал линию, ограничивающую колонизацию ханьцами, он также создавал институт с исключительными правами на пересечение этой границы — древесный налог или военных бригадиров. И хотя в исторических записях это менее заметно, те, кто жил по другую сторону границы, будь то Ян Инлон в Бочжоу или туземные жители тайваньских деревень, создавали собственные системы управления трансграничного обмена. Сотни лет эти полупроницаемые границы охраняли обычаи народов, которые зависели от леса, чтобы охотиться, заниматься собирательством или кочевым земледелием. Они такжи защищали другие виды, населявшие эти леса, включая деревья типа нанму, камфорное и железное дерево.
В 19-м веке даже полупроницаемые границы, которые обеспечивали некий условный уровень защиты неханьских общин и дикорастущих лесов, стали рушиться. Столкнувшись с беспрецедентным давлением со стороны ханьских поселенцев, общины Мяо в сердце региона произрастания нанму дважды восставали против Пекина — в 1795-1806 гг. и в 1854-73 гг. Межэтническая напряжённость в Гуанси и Гуандуне, бывшей родине железного дерева, дали начало движению тайпинов, культовому бунту, переросшему в гражданскую войну, пронёсшуюся почти через весь южный Китай в 1850-х годах. В ответ на колониальное давление со стороны Британии и Японии правительство цинского Китая открыло тайваньские горы для ханьских переселенцев в конце 1870-х, лишь с тем, чтобы передать остров под контроль японцев в 1895 году в качестве трофея первой китайско-японской войны.
Через некоторое время Японская империя, а позже Китайская Республика (КР или Тайвань), работали над инспектированием, классификацией и контролированием как туземных лесов, так и туземных народов острова. После периода фактической независимости, последовавшего за падением династии Цин в 1912 году, юго-запад столкнулся с ещё одной, порой насильственной, колонизацией со стороны Китайской Народной Республики (КНР), когда его народы были исследованы и классифицированы на 56 официальных этнических групп, его леса выбраны в качестве мишени для проведения радикальных политических компаний. Только в последние несколько десятилетий как КНР, так и КР занялись новыми видами консервации.
Тем временем, судостроительная древесина стала менее значимой, с тем деревянные корабли национальных флотов были заменены на стальные, а частное кораблестроение Китая было перенесено в юго-восточную Азию, где и древесина и рабочая сила были дешевле. Государства и корпорации до сих пор ценят леса, но по большей части с другой целью: для фанеры и ламината, бумажной пульпы, химических прекурсоров или для производства промышленного сырья типа резины. Даже фактурная древесина сейчас оценивается больше за объём, чем за особые характеристики различных видов деревьев. Судьба деревьев отражает как старую, так и новую реальности. Железное дерево в Китае чуть ли не вырвано с корнем, кроме отдельных случаев возрождения путём ввоза из юго-восточной Азии. Камфорное дерево растёт клочками на весьма обширной территории, часто в виде городских насаждений или в храмовых комплексах, но в более широком ландшафте её куда меньше. Нанму сейчас занимает малую толику той территории, которую раньше контролировали местные конторы в бассейнах середины реки Янцзы и её верховий. А пихта — клоновый пехотинец купцов и империй — повсюду.
Автор — Иэн М Миллер (Ian M Miller) — доцент факультета истории университета Сент-Джонс в Квинсе, Нью-Йорк. Автор книги: «Пихта и империя: трансформация лесов в раннем периоде современного Китая» (2020 г.) и соавтор книги «Культивируемый лес: люди и леса в истории Азии» (2022 г.)
Редактор — Сэм Хейселби (Sam Haselby).
Перевод — Андрей Прокипчук, «XX2 ВЕК».
Вам также может быть интересно: