В объявленном конкурсе на лучшую конструкцию металлического шпиля победил проект, предложенный 35‑летним инженером-механиком Дмитрием Журавским. Выпускник Института Корпуса инженеров путей сообщения, ученик выдающегося математика академика Михаила Остроградского, он уже проявил себя на строительстве Николаевской железной дороги, соединившей Петербург и Москву. Возведение трассы потребовало сооружения большого количества мостов, проектированием которых и занялся Дмитрий Иванович. В формулярном списке о службе инженера особо отмечалось: «Наиболее употребляем был при мостовых работах».
Собственно, строительство мостов было основной специализацией Журавского. Наибольшую известность ему принес Веребьинский мост: построенный в 1851 году над глубоким речным оврагом в Новгородской губернии, он оказался самым высоким и протяженным железнодорожным объектом России. Этот мост изображен на одном из барельефов, украшающих постамент памятника императору Николаю I на Исаакиевской площади.
За «отлично усердную службу и труды по сооружению Петербурго-Московской железной дороги» Журавский был высочайше пожалован чином подполковника и орденом Св. Владимира IV степени, а в 1855 году за научное сочинение, в котором обобщался опыт строительства мостов, получил Демидовскую премию, присуждавшуюся Академией наук…
Что же касается конкурса на конструкцию шпиля Петропавловского собора, то Журавский обошел в своих идеях и расчетах главного конкурента — ведущего архитектора того времени Константина Тона. В итоге император Александр II поручил Журавскому руководить перестройкой одного из символов Петербурга.
В 1857 году начался демонтаж прежнего шпиля. Использовавшийся для его обшивки листовой металл складировали в одном из казематов Трубецкого бастиона. Случилась неприятность: лом был выставлен на продажу, но, когда покупатели явились в крепость и начали его взвешивать, выяснилось, что не хватает порядка 55 пудов меди и 23 пудов листового свинца. Журавский винил начальство Петропавловской крепости. По его словам, ключи от склада имелись лишь у служителей крепостной команды.
Пока шло расследование, Журавский продолжал руководить работами. Осенью 1858 года колокольня была готова: с обновленным металлическим шпилем она достигла высоты 122,5 метра (увеличившись более чем на десять метров) и приобрела свой нынешний облик.
Одновременно завершилось и следствие. Итоги его оказались парадоксальными: за семь месяцев комиссии не только не удалось обнаружить виновных в похищении меди и свинца, но и хотя бы приблизительно выяснить, как значится в документах Российского государственного исторического архива, «каким образом вещи эти пропали». В результате «крайним» сделали все‑таки Журавского, поскольку хранение снятых с прежнего шпиля материалов являлось его прямой обязанностью, как строителя.
Однако аудиториат Главного управления путей сообщения и публичных зданий (высший суд ведомства) учел, что проект Журавского обошелся казне более чем на 30 тысяч рублей дешевле по сравнению с предложениями архитектора Тона, а произведенная им перестройка шпиля заслужила «полное одобрение начальства». В итоге убытки от пропажи металла, оцененные в 1628 рублей с копейками, были отнесены на счет казны, а руководителю работ лишь «поставили на вид» недостаточный контроль над действиями своих подчиненных. Каких‑либо последствий для дальнейшей карьеры инженера-механика этот инцидент не имел и даже не нашел отражения в формулярном списке.
В 1861 году Журавский был назначен членом совета Главного общества российских железных дорог, которое занималось развитием железнодорожной сети в империи, через пять лет за усердную службу в нем произведен в генерал-майоры. В следующее десятилетие Журавский активно работал над переустройством Мариинской водной системы, соединяющей бассейн Волги с Балтийским морем, а в 1877 году был назначен директором Департамента железных дорог.
Находил он время и для научных изысканий: был активным участником Русского технического общества, а выведенная им в ходе проектирования мостов формула вошла в учебники по сопротивлению материалов… Увы, многолетняя интенсивная служебная деятельность пагубно отразилась на состоянии его здоровья. Скончался он в 1891 году в Петербурге, не дожив месяца до своего 70‑летия.