Очевидцы в поселке при армавирской биофабрике рассказывали страшные вещи о жестокости гитлеровцев. Все это можно прочитать в книге «История биофабрики в лицах».
Это напоминание нам... ведь Великая Отечественная война оставила следы памяти по всему огромному Союзу. Она не обошла вниманием и юг современной России, левобережье реки Кубани, о жителях которой пойдет речь дальше...
Пролистав воспоминания участников событий, натыкаешься на исповедь Павловой Жени. Сейчас она уже Евграфова Евгения Васильевна 1924 года рождения, а тогда ей было всего лишь 16 лет. Девушка заканчивала школу в поселке биофабрики (теперь Прогресс).
Жизнь в поселке текла спокойно и размеренно. Сданы экзамены за девятый класс, а впереди у Жени – жаркое лето. Но судьба распорядилась иначе.
От мира к войне
22 июня вчерашние выпускники радовались погожему летнему деньку. Юность ведь не знает забот! «Бежим от школы к пруду, а дальше в парк и песни под гитару. Ничто не предвещало беды». Однако, вечерняя новость раздавила все надежды ребят на безоблачное будущее: началась война.
Из воспоминаний Евгении Васильевны можно узнать все подробности июньского вечера. «Хмурые люди собирались у репродуктора – единственного источника информации. Молотов сообщил, что немцы нарушили границы СССР и бомбят наши города. Мама дома плакала, она отлично представляла с чем придется столкнуться. Неудивительно, ведь за плечами у нее первая мировая и гражданская войны».
С утра началась мобилизация силами райвоенкомата Новокубанска. Собирали всех, кто старше 18 лет. Здесь были и совсем уж юнцы и взрослые мужи с самодельными рюкзаками. Забрали на фронт и отца Евгении. Спасением от волнения за близких были крупицы правдивой информации. Злосчастный репродуктор помогал узнавать новости, но не давал надежды на положительный исход. Советские войска отступали и переломный момент в сражении все не наступал.
Работали в поте лица
С начала немецкого вторжения работать на биофабрике стало не кому. На оставшихся работников легла трехкратная норма, но выбирать не приходилось. Ребят по старше привлекали для помощи в школе и на сельскохозяйственные работы. Надо было собирать урожай, пополнять запасы продовольствия.
Из желающих создавались отряды ополченцев, которых обучали военным премудростям. В ночное время ополченцы дежурили в поселке и проверяли затемнение окон. Важно, чтобы поселок не просматривался с вражеских самолетов. В дневное время ребята рыли бомбоубежища и тренировались.
В июле группу активистов отправили расчищать поле от валунов и кустарников под летную площадку. Здесь планировалось обустроить небольшой аэродром.
Смерть директора школы
Все запомнили, как провожали на фронт любимого директора школы Кузьму Степановича Рудя. Домой он уже не вернулся и Керченский пролив стал для него могилой. Паром, перевозивший из Крыма раненых, подвергся самолетному обстрелу. Так не стало еще одного хорошего человека.
Школа продолжила жить и работать. Обязательным предметом стало военное дело, где ребята изучали оружие и учились стрелять. В остальное время собирали фронтовые посылки, вкладывали туда ободряющие записки солдатам. Просили их живыми вернуться домой и обещали со своей стороны сделать все, чтобы врагу было нелегко.
В декабре 1941 года молодежь получила приказ рыть ямы для закладки взрывных устройств вдоль нефтепровода Грозный-Донбасс. Фашистам нужно было топливо.
«Мы долбили землю до весны, невзирая на погоду. Одеждой нормальной ни у кого не было. Все продувалось, но народ не жаловался. К выпускному класс поредел: остались 10 ребят. Поступать дальше было некуда, ведь война шла полным ходом».
Линия фронта все ближе…
К тому моменту как немцы приблизились, биофабрика уже прекратила свою работу. «Товарняки» остановились, их планировали уничтожить и можно было набрать продуктов, чтобы пережить оккупацию. Люди несли домой сахар, растительное масло. Мать Евгении закопала часть продуктов на огороде, а часть в погребе за домом.
«Самым главным богатством нашей семьи была корова. С ней можно было пережить самые голодные времена. Мы ее держали в пристройке. Хлеб делали сами. Хотя скорее лепешки. Изначально выменяли на молоко крупорушку, в которой мололи кукурузу. Получали что-то похожее на муку, так и держались зимой».
Эра безвластия
Оккупанты пришли в августе 1942 года. Поскольку уехала вся администрация поселка – то наступило безвластие. Немцы заняли все свободные дома, выбирали лучшие. В доме директора разместился комендант с охраной, остальные жили в менее комфортных условиях. Местные жители воспринимались немцами, как грязные рабы.
«Заглянул комендант и к нам. Ввалился с охранником, без стука, обошел жилище. Все делал молча с брезгливым выражением лица: переворошил постели, порылся в шкафах. Также молча ушел. За время обыска у меня возник только один вопрос: что же будет дальше?»
Биофабрика не смогла вывезти все оборудование, чему гитлеровцы были очень рады. Комендант лично обошел здания и восхищался добычей. Поскольку фабрика работала с кровью, на основе которой производила важные препараты, немцы оставили людям свиней-доноров. Забрали только крупный рогатый скот.
Вышел после заката – смерть
Фашисты установили комендантский час с 18.00 до 8.00. В это время не разрешалось покидать дома. В случае нарушения разговор был короткий: сразу расстрел. Так произошло с жителем соседней деревни, который засиделся до вечера и бросился бежать в ночное время. Тело лежало посреди деревни весь следующий день.
Меры носили и агитационный характер. На здании неработающего магазина появились плакаты с требованием выдавать евреев. Была организована полиция из местных предателей. Ежедневно немцы обходили дома и собирали людей на работу.
«Один постучал палкой в окно и повел меня с другими жителями поселка на ток. Нужно было ворошить огромный бурт пшеницы, который не успели вывезти. От гитлеровцев, стоящих с автоматами вокруг, слышалось лишь арбайтен, шнель, шнель. Ох, не думай, не мечтай, не прекращай работать, ты никто. Вот такие мысли меня посещали. На закате нас все-таки отпускали домой».
В ожидании расстрела
Самым страшным было ожидание смерти. Фашисты начали составлять расстрельные списки. Туда входили те, у кого родственники на фронте, кто комсомолец. Таким в паспорт не ставили печать о сверке. Предполагалось, что придет карательный отряд и будет решать их судьбу.
Семья Евгении была в расстрельной бумаге. Список пополнялся благодаря стараниям многочисленных доносчиков и полицаев и вскоре насчитывал 200 фамилий.
На железной дороге
К восстановлению «железки» гитлеровцы также подключали местных жителей. Надо было специальными щипцами поднимать шпалы весом в полтонны и тащить на насыпь. Одна из девчонок не уберегла ноги и стала истекать кровью. Так и просидела до вечера, а эсесовцы только посмеивались.
«Холеные, высокомерные и равнодушные…. Нелюди! Свободу ощущали, лишь когда возвращались с работы без охраны. Нас отвозил шофер, который не знал русского языка. И здесь мы могли себе позволить спеть, что душе близко. Пели вместе и громко».
В конце осени немцы решили устроить вечеринку на колбасном заводе. Пригласили девушек и многие согласились. Получилась такая «пляска на костях». Когда утром все встретились на принудительной работе, с такими отщепенцами не разговаривали и их игнорировали.
Захватчики не ограничивались советской рабочей силой, а привозили работников из других стран. Например, из Австрии. «С ними обходились лучше, чем с нами. Привозили еду, но обычно гороховую кашу».
Вести с фронта
Сложно сказать, как люди получали новости с фронта. Кто-то рассказывал, а дальше весточки передавались друг другу шепотом. Пошел слух, что армия Паулюса сдалась.
«Счастью не было предела, когда мы увидели, как оккупанты потянулись домой. Даже виселицей, построенной у сквера, не успели воспользоваться. Грузили с собой свиней, кур».
«Мать по-прежнему продолжала прятать меня в сарае. Это было 31 января… После ночи я открыла глаза и выглянула в окно. Ура, по полю шли наши солдаты. Скорее всего искали мины. Надо выбираться и рассказать остальным! Я разбиваю окно и бегу домой. Думаю, что всех удивлю, но навстречу идет мама рядом с командиром. За командиром целый взвод! Везде слышна родная речь…»
«Мы рады нашим ребятам и рады возможности им помочь и разделить с ними все, что у нас есть. Солдаты разместились у нас дома. Мама сварила борщ: пригодились припрятанные овощи и замерзшая баранина солдатского пайка. В ход пошли три 10-литровые кастрюли. Вот он аромат, который мы уже давно забыли»
«К утру дали свет. Красноармейцы устранили неисправность и двинулись дальше. Война продолжалась, но для нас это уже была Победа»