Рассказ Бориса Панкова
4
Потрогал я раненое место, да и пополз дальше. Решил добраться до какой-нибудь деревни, а там будь что будет. Но только я вылез из кустов, как ко мне подскочили два немца. Один из них ударил меня ногой и крикнул: — Русь официр, ком! — Потом снял с плеча автомат. Я даже обрадовался немного, думаю, сейчас пристрелит, так лучше будет, а то у самого смелости нет. Но немцы увидели, что я ранен, о чем-то поговорили между собой и потащили меня в машину. Очутился я в большом сарае. Там уже много было наших раненых. Стонали, ругались, проклинали фашистов, свою судьбу. — Ларин замолчал, насупился, потом сказал: — Не знаю, почему я тогда не застрелился? Ведь сколько потом мучился, заживо гнил. Черви ползали по мне. Прошел через такие ужасы! Да разве стоит эта подлая жизнь того, что я перенес за нее? Это же страшнее всякой смерти.
— Может, это и к лучшему, что так получилось, — успокоительно проговорил Круглов. — Уйти из жизни никогда не поздно.
— Ладно, как бы там не было, — перебил его Ларин, — но немцы не должны узнать, что мы были солдатами. Иначе вот, — и он провел по горлу ладонью. — Если обхитрим их, то еще есть шанс выжить.
— Допустим, наше прошлое сохранится в тайне, а дальше что?
Ларин пожал плечами, поднялся, пошарил рукой в пустом кармане пиджака.
— Ну посидим немного в подвале, а потом направят куда-нибудь в цивильный лагерь. Вот и все. А что еще они с нами могут сделать? — Он поднял палец кверху и предупредил: — Будем говорить, что бежали из города Кельна. Там работали в имении. Плохо кормили, вот мы и ушли, чтобы попасть в другое место. Это будет коротко и ясно. И не запутаешься на допросе.
— А вдруг спросят, каким путем мы попали на поезд, который шел с Гамбурга? — вымолвил Круглов.
— Чепуха! — успокоил его Ларин. — В случае, если и спросят это, скажем, что мы уже неделю колесим по Германии.
— Да и вряд ли нас будут особенно расспрашивать... Хотя бы поесть что-нибудь дали, сволочи. Ведь двое суток на одних бураках сидели, не считая свиного месива.
Ларин не ответил на жалобу друга. Он подошел к стене и, напрягая зрение, начал разбирать надписи на ней. Люди со всех стран Европы оставили здесь о себе память. Стены беззвучно говорили словами ненависти к палачам, точно на этой темной штукатурке бывшие узники оставили весь свой гнев и обиду. Около самого потолка было нацарапано по-русски: «Я презираю страну нацистов, где так много тюрем, так много лагерей!» Рядом с этой надписью виднелась другая, наполовину затертая: «Здесь, в мрачных казематах, мы не забудем родину свою». А ниже под ней было: «Умру, но на фашистов работать не буду!»
Ларин отыскал на полу кусочек стекла, немного подумал и тут же сбоку написал: «Мы чувствами всегда с тобой, наш незнакомый друг». Потом провел черту внизу, потрогал пальцем острие стекла и бросил его в угол. За стеной загудела машина, резко скрипнули тормоза, затопали кованые сапоги, заскрежетал ключ в замочной скважине, дверь открылась. На пороге появился рослый полицейский. Ларин и Круглов одновременно подхватились с нар в настороженном ожидании. Полицейский медленно повернулся, махнул рукой и протяжным басом рявкнул: — Лос, раус!
В кузове полицейской машины беглецы, трясясь, угрюмо переглянулись.
— Куда теперь нас, а? — спросил Круглов.
— Эх, куда, куда, — подхватил Ларин. — Найдут прорву где-нибудь.
К вечеру машина въехала в какой-то большой город. Около вокзала она остановилась, в кузов втолкнули еще несколько человек и повезли дальше. Круглов, держась за решетку, смотрел в узкое грязное окно. Мимо проплывали закопченные корпуса фабрик, витрины магазинов. Люди с пустыми сумками, как муравьи, двигались друг за другом в очередях.
Круглов отодвинулся от окна и стал разглядывать новичков. Их было пятеро. Они прижались к стенке в проходе и о чем-то оживленно разговаривали. Сквозь гудение мотора слышались отдельные слова. Слабый сумрачный свет едва выделял худые избитые лица. Машина сбавила ход, развернулась и въехала в тюремный двор. Открылась дверца и снова ударило по ушам громкое: «Раус!» Заключенные один за другим начали выпрыгивать и поспешно выстраиваться.
Четырехэтажное здание тюрьмы напоминало обыкновенный жилой дом. За маленькими двойными окнами едва виднелись толстые решетки. С улицы их совсем не было заметно, и вообще здание ничем не отличалось от рядом стоящих домов. В высоких стенах, которые окружали тюрьму, были специальные бойницы для часовых.
— Да, надежный домик, — осмотревшись, сказал Ларин, и с тоской добавил: — Сколько нам здесь придется маяться?..
Стоявший впереди него сутулый парень в грязном рваном пиджаке и сапогах без голенищ, оглянувшись, успокоительно проговорил:
— Больше двух недель тут не держат. Отправляют на заводы. Я вот уже второй раз сюда попадаю. Когда первый раз поймали, то всего неделю побыл здесь и на шахту угодил, да не понравилось — сбежал. А теперь вот не знаю, куда попаду. Эх, да нам все равно, где время коротать. И тут терпеть можно. В камерах тепло, на работу гоняют редко, как-нибудь переживем.
— Скажи, браток, бьют здесь здорово? — обратился к нему заключенный с распухшим окровавленным лицом.
— Всякое бывает, — ответил тот. — Если есть за что, значит получишь.
— А как это понять?
— Ну вот, чудак, — усмехнулся парень. — Допустим, узнают, что я уже бывал в этих местах, вот тогда и погуляет плетка по ребрам. Или, например, кто за воровство попадает сюда, тех тоже по головке не гладят.
Заключенный потрогал свой расплывшийся нос и снова спросил:
— Неужели нас и допрашивать не будут?
— Какой там допрашивать... Даже и не спросят ничего. Только возьмут отпечатки пальцев, вот и все — сказал парень и ухмыльнулся.
Круглов толкнул Ларина в бок.
— Значит, опасность миновала.
— Рано об этом говорить, поживем — увидим.
Из корпуса тюрьмы вышло трое полицейских и пересчитав заключенных, загнали их в одну из камер нижнего этажа. Всюду на нарах сидели и лежали люди, над ними тонкой пленкой расплывался табачный дым. В полутьме у самой стены виднелся огонек папиросы. Круглов пристроился на краю нар. Остальные разместились на полу. Как только закрылась дверь камеры и смолкли шаги надзирателя, заключенные дружно и нетерпеливо заговорили. Послышались голоса:
— Откуда прибыли, братцы? Ростовские есть среди вас?
Никто не отозвался. Потом кто-то опять спросил:
— А с Донбасса, с Донбасса кто, хлопцы?
— Я вот! Я! — выкрикнул голос из-под нар. — Лезь сюда, поговорим!
Мешковатая фигура сползла вниз, завозилась на полу. В темном углу человек с дряблым морщинистым лицом и болезненными красными глазами, стоя на коленях, долго кашлял, задыхаясь, вздрагивая, кивая взлохмаченной головой. А когда приступ кашля кончился, он размазывая по щекам слезы, удушливо сказал:
— Скорей бы сдохнуть, все надоело, будь оно проклято!
— Поживи еще, не спеши на тот свет, — ответил ему лежащий у стены сосед и начал старательно наматывать на свою тонкую шею что-то похожее на половую тряпку. Покончив с этим занятием, он сказал:
— Слыхал, вчера как ухало кругом? Вот налетят в один прекрасный день — и рухнут эти стены.
— Нам-то от этого легче не будет, — возразил больной и опять закашлял.
Около Круглова кто-то жадно облизывал бумагу из-под маргарина. Покончив со своим занятием, кряхтя повернулся на бок и спросил:
— Откуда бежал, браток?
Круглов посмотрел в его серые, любопытные глаза — и помимо воли проговорил:
— С этого, как его... — Он начал перебирать в памяти названия городов, которые знал, потом наобум сказал: — С Кельна, там в сельском хозяйстве работал.
— Ага... боишься говорить, не доверяешь значит. А я вот тебя не боюсь, потому что всем нам одна цена. Врать тут, браток, не надо. Наоборот, надо жить единой мыслью, единым стремлением. Так легче будет переносить наше рабство. Вот я, к примеру, с самого Билифельда драпал, там на военном заводе работал. Пашков моя фамилия. Ну и натворил им там — долго будут помнить! Не я один!.. Нас много там было. А как гестаповцы пронюхали, так мы и разлетелись, как воробьи, кто куда...
Продолжение следует.
Просим оказать помощь авторскому каналу. Реквизиты карты Сбербанка: 2202 2005 7189 5752
Рекомендуемое пожертвование за одну публикацию – 10 руб.