Варенька шла по улице впереди по еле заметной тропе. Довольно сильный ветер гнал ворохи снега, заметая видневшиеся на снегу следы.
Она оглянулась на Тихона, тот ёжась от холода, толкнул её прикладом.
– Шевелись! Шустрее ногами перебирай! Метель снова начинается, – ворчал мужчина, но в его голосе чувствовалась то ли обида, то ли жалость. – Чего не сиделось дома, встряла в не бабье дело.
– Я всего лишь выполняла свою работу. Это вы бесчувственные жестокие звери, растерзали беззащитных безоружных людей! Что? Радость это вам принесло?! Перебили раненых и довольны?! – в ответ крикнула Варенька.
– Никого я не бил! Моё дело маленькое, я человек безобидный…
– А то и видно! – не унималась девушка, по её лицу текли слёзы, вскоре превратившиеся в льдинки.
Они шли мимо деревенских изб с подслеповатыми оконцами. Из каждой трубы которых шёл дым. Заметно холодало, от ветра на морозе сводило руки.
Темнело…
Вдруг из избы, выскочили два солдата в одних гимнастёрках, бегом направились к конвойному.
– Тихон, ты что ли? Куда ты её? Никак к оврагу! – торопясь говорил один, дрожа от холода.
– Зачем добру пропадать, отдай её нам! И ей не гибнуть и нам польза, – продолжил второй и уже потянулся руками в сторону девчонки.
– А ну! Пошли отсюда! – прикрикнул на них Тихон. Вскинул винтовку, передёрнул затвор, никто не ожидал, но он выстрелил. Пуля вошла в снег рядом с ногами одного из солдат. Тот отпрянул, попятился назад, за ним последовал второй.
– Рехнулся! – громко крикнул мужчина, на которого покусился Тихон. – Контуженый! Иди к бабке, голову лечи!
– Давай, давай, отсюда! У меня приказ! – строго глядя на них, на это ответил конвойный, снова вскинул винтовку и сделал вид, что целится в грудь второму.
Солдаты решили, что лучше не связываться с нездоровым человеком (а то, что Тихон контуженый знали все), развернулись и дрожа от стужи, направились к избе в которой проживали.
Варенька так же начала промерзать, босые ноги хоть и были в сапогах, но холод их быстро доставал. Успокаивало одно – дотянуть до оврага, а там...
Солдаты курившие на крыльце крайней избы, издали крикнули:
– Тихон, куда ты её? Давай к нам! У нас самогон тёплый, погреемся!
– Не ваше дело! У меня приказ! – отозвался тот, не оборачиваясь. Сказал он это скорее всего для себя, потому что шедшая чуть впереди него пленница с трудом разобрала его слова.
За позёмкой и темнотой сгустившейся очень быстро, Варенька не заметила как очутились на крутом берегу оврага. Она развернулась, встала лицом к Тихону, ожидая своей участи.
– Прыгай! – неожиданно услышала она. – Кому говорю, прыгай, девка! А то передумаю, шмальну!
– А ты, дяденька, как же?! Убьют ведь…
– Кто разбираться будет? Заметёт к утру, не отыщешь! Ну! – он не дожидаясь, когда она подчинится его требованию, снова вскинул винтовку, Варенька зажмурилась, но вместо выстрела почувствовала лёгкий толчок в правое плечо. От этого удара она поскользнулась и сорвавшись с кручи упала в сугроб под ней.
Утонула почти по грудь. Несколько мгновений приходила в себя, затем собрав остатки сил, начала выбираться из сугроба. Сколько она ползла не ощущала и о том за что порой задевали её руки и ноги старалась не думать.
Наконец, глубокий сугроб закончился, она встала на ноги и с трудом справляясь со сбившимся дыханием, побрела к противоположному берегу. К счастью он был пологим, сильный ветер снёс почти весь снег с косогора. Было нелегко, но она упорно, где шагая по сухой трави, где ползком выбралась из оврага. В нескольких саженях от него чернел лес.
Остановившись ненадолго, перевела дыхание и насколько хватало сил заспешила к тёмной полосе. Прошла миме нескольких деревьев, почувствовала, что двигаться больше не может, то ли от бессилия, то ли от сковавшей её стужи.
Прислонилась спиной к толстому стволу дерева, ноги подкосились и она сползла на закостеневшую от мороза почву, припорошенную неглубоким снегом.
Грудь разрывало прерывистым дыханием, по лицу текли слёзы, а может быть таял снег под действием тепла ещё не остывшего её тела.
Ей казалось, что становится гораздо теплее, вокруг не буйство разыгравшейся метели, а тёплый ветерок играет листвой прибрежного кустарника и лёгкие волны набегают на песчаный берег и нежно ласкают её босые ноги.
Она улыбалась во сне, радуясь тому, что, наконец-то, добралась до родного дома...
Варенька встрепенулась от резкого звука выстрела. Не понимая приснился он ей или прозвучал наяву. Это и не так важно, главное она проснулась. Попыталась согреть дыханием окоченевшие руки, сунула их в карманы и почувствовало, что они набиты чем-то. С трудом вытащила из левого кармана вещицу, оказалась она вязанным носком. Из этого же кармана добыла второй.
Сколько ей потребовалось сил чтобы снять сапоги, надеть носки и снова обуть их. Из правого кармана достала связанные из такой же пряжи варежки. Надела их и скрестив руки, зажала в подмышках.
«Тихон, храни тебя Бог», – подумала Варенька, с трудом поднимаясь на ноги. Понимала, что, если она снова заснёт, то смерть её неминуема. Нужно идти вперёд! А, где этот «вперёд»? Кабы ещё знать. Она же не идёт прямо, а дорожка её петляет по лесу, мимо ям, овражков и поваленных ветром деревьев. Сбилась она с прямого пути, даже назад не вернуться.
– Эх, Тихон, отпустил, пожалел… Не стал брать грех на душу… Надо было вместе уходить, так бы и выжили… А теперь узнают, что не выполнил приказ – не жить ему… – думала она, ей казалось, что думает, на самом деле говорила вслух. – Спасибо тебе, добрый человек, не видела я от тебя худого…
За своим горем не замечала она его доброго отношения к себе, не знала, что у него дочь такого же возраста погибла при странных обстоятельствах.
И теперь она никогда не узнает, что выстрел который пробудил её от вечного сна, был неслучайным.
Тихон с тревогой наблюдал за тем как Варвара выкарабкивается из последних сил из оврага, как она скрылась в тёмном лесу, молился чтобы девчонка добралась до какого-нибудь хутора. Из его глаз текли слёзы, понимал, что жизнь так изменилась и прежней ей не быть никогда. Жена его не ждёт, дочери больше нет на этом свети, а стоит ли ему мыкаться, угождая человеку, который не считает всех остальных равными себе.
Выстрел который услышала Варенька, был не в воздух для того чтобы отчитаться, что он выполнил приказ.
Тихон стоял на краю оврага, винтовку выпала из его рук, ударившись о промёрзший грунт, отскочила и соскользнула с кручи, а он всё ещё стоял, его крепкая плоть не сразу обмякла теряя силу и только по истечении какого-то времени качнувшись, упал, оказавшись в том же сугробе из которого с таким трудом выкарабкивалась Варенька…
Устала... Брела еле перебирая окоченевшими ногами, озноб тряс исхудавшее тело. Засунув поглубже руки в варежках в карманы, поняла, что в них есть ещё что-то. Негнущимися пальцами кое-как захватила содержимое, выбрала из кармана и в темноте разглядела белую тряпицу, в которой что-то было завёрнуто.
С трудом разворачивала, еле удерживая в руках, боялась уронить. Обнаружила ломоть хлеба, несколько небольших кусочков сала и… сахар!
Хотелось плакать от благодарности, но слёз не было.
«Тихон, добрая душа...» – прошептала Варенька, положила в рот сахар, остальное всё вернула в карман. Этот крошечный кусочек сахара медленно таял и ей казалось, что тепло от него начало расползаться по всему закоченевшему телу.
Снова захотелось спать, но она понимала, что нельзя даже останавливаться, иначе зря всё это. А так может быть есть какая-то надежда на спасение.
Где-то совсем рядом выла метель, вызывая у закоченевшей беглянки ещё больший страх. Вспомнился тот побег из избушки стоявшей на берегу сибирской реки, только тогда её душу холодил волчий вой.
Волки?! Да это не метель! Это волки! Страх словно прибавил силы. Ноги заскользили по промёрзшей земле. Бежать… Бежать… Остановилась, с трудом справляясь со сбившемся дыханием, достала из кармана кусочек сала, положила в рот. Он успел превратиться в камень. Ничего… Ничего… надо двигаться…
Вой не прекращался, становился всё ближе. Понимала, что теперь спасения ждать ей неоткуда.
Вот она уже видит в темноте жёлтые блески волчьих глаз. Замерла на месте, глядя в ту сторону. Страшные огни исчезли, но вскоре появились снова.
Но вой слышен с другой стороны!
Откуда появились силы, побрела в ту сторону откуда виднелись огни. На опушке леса намело сугроб, перебралась через него и увидела сквозь пелену метели жильё.
Слабый свет в оконцах казался чудом, слишком она торопилась, грудь раздирало, словно острые лезвия кромсали плоть. Облокотилась на плетень, не дотянуться. Кричать бесполезно, сквозь завывания ветра не услышат, да и сил на это не было.
Цепляясь за ограду, побрела к калитке в заборе огораживающем двор. Собрав остатки сил постучала, понимая, что и этот слабый стук вряд ли кто услышит. Но тут же раздался громкий лай собаки. Он был таким злым и надрывным, что его-то точно должны услышать.
Ноги подкосились от окоченения и усталости...
Варенька улыбнулась, услышав весёлый треск поленьев в печурке. Нет она слышала его не в той избушке, где обитала вместе с Яшкой. Это её родной дом! Палаша встав всех раньше успела растопить её, как она делала это ежедневно. Тепло достигая её постели ласково касалось её лица.
Заулыбалась ещё радостнее, увидев матушку спешащую к ней. Нежнейшее прикосновение к голове, от счастья заволновалось сердце. Как они ждали этого, когда она встанет с постели и снова одарит всех своей любовью.
– Радость моя, – услышала она матушкин голос, а затем и её смех, – что же ты, моя помощница, так долго нежишься. Давно пора вставать, у тебя теперь дел по прибавится…
Варенька встрепенулась, хотела тут же встать на ноги, но они почему-то не были послушными. Ощутила как капли пота скатываются с лица и одежда им пропитана. С трудом разомкнула веки, но ничего не увидела, только пелену и какое-то неясное чёрное пятно, но голос она слышала чётно.
– Ох, девка, девка, настрадалась бедолага! И я с тобой… Очнись уж! Сколько можно? Весна на носу, а ты всё в беспамятстве маешься, – слышался совсем другой низкий грудной голос, а не матушкин ласковый и нежный.
Снова закрыв глаза, с великим трудом поднесла к ним руки, ладонями растёрла их и вновь открыла. Увидела розовощёкое, круглое лицо на котором выделялись большие яркие карие глаза обрамлённые длинными чёрными ресницами. Густые волосы заплетены в толстую косу, уложенную на затылке.
– Слава небесам! – снова послышался на этот раз радостный голос. – Ну и хлопот ты мне доставила, красота моя! – улыбаясь говорила женщина. – Думала так и сгинешь не придя в себя. А теперь-то уж я тебя выхожу! Весна на носу. В тепло-то всё оживает и ты поправишься. Ишь, всю зиму провалялась в постели. Вот мне, Боженька, подружку послал! А то я на хуторе одинёшенька осталась…
– Где я? – спросила незнакомка, пытаясь понять смысл слов, которые скороговоркой произносила хозяйка.
– Знамо дело у меня! Меня Глашей кличут! А ты кто будешь?
Варенька молчала, не потому что не помнила своего имени, а потому что не могла поверить, что так долго пролежала в беспамятстве. Когда Тихон вёл её на овраг зима только началась, а эта женщина говорит, что весна на носу.
– Варвара я, – губы пересохли и ей пришлось приложить усилия чтобы произнести своё имя.
– Варвара значит, – сказала хозяйка, задумавшись. – И откуда занесло тебя ко мне в эту пору, только чудом было добраться до нашего хутора.
– Похоже чудом и добралась...