Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Сегодня мы начнём (именно так! Слишком велик объём, и изобилие смысловых пластов зашкаливает) читать одно из писем из обширной переписки Достоевского и Аполлона Майкова. Оно особенно примечательно тем, что его так и тянет (собственно, я так и поступлю) разбить на три условных тематических части, с двумя из которых я уже определился совершенно, а первая - вступительная - будет как бы прелюдией к двум последующим. Сложно, да, но позже, надеюсь, вы поймёте а чём бишь я: "... ведь я предупреждал же вас, что попаду в конце посылки" (С)
- 16 (28) августа 1867. Женева
"Эвона сколько времени я молчал и не отвечал на дорогое письмо Ваше, дорогой и незабвенный друг, Аполлон Николаевич.
Я Вас называю незабвенным другом и чувствую в моем сердце, что название правильно: мы с Вами такие давнишние и такие привычные, что жизнь, разлучавшая и даже разводившая нас иногда, не только не развела, но даже, может быть, и свела нас окончательно. Если Вы пишете, что почувствовали отчасти мое отсутствие, то уж кольми паче я Ваше. Кроме ежедневно подтверждавшегося во мне убеждения в сходстве и стачке наших мыслей и чувств возьмите еще в соображение, что я, потеряв Вас, попал еще, сверх того, на чужую сторону, где нет не только русского лица, русских книг и русских мыслей и забот, но даже приветливого лица нет! Право, я даже не понимаю, как может заграничный русский человек, если только у него есть чувство и смысл, этого не заметить и больно не прочувствовать. Может быть, эти лица и приветливы для себя, но нам-то кажется, что для нас нет. Право так! И как можно выживать жизнь за границей? Без родины — страдание, ей-богу! Ехать хоть на полгода, хоть на год — хорошо. Но ехать так, как я, не зная и не ведая, когда ворочусь, — очень дурно и тяжело. От идеи тяжело. А мне Россия нужна, для моего писания и труда нужна (не говорю уже об остальной жизни), да и как еще! Точно рыба без воды; сил и средств лишаешься. Вообще об этом поговорим. Обо многом мне надо с Вами поговорить и попросить Вашего совета и помощи. Вы один у меня, с которым я могу отсюда говорить. NB. Кстати: прочтите это письмо про себя и не рассказывайте обо мне кому не нужно знать. Сами увидите. Еще слово: почему я так долго Вам не писал? На это я Вам обстоятельно ответить не в силах. Сам сознавал себя слишком неустойчиво и ждал хоть малейшей оседлости, чтоб начать с Вами переписку. Я на Вас, на одного Вас надеюсь. Пишите мне чаще, не оставляйте меня, голубчик! А я Вам теперь буду очень часто и регулярно писать. Заведемте переписку постоянную; ради Бога! Это мне Россию заменит и сил мне придаст..."
Итак - что же такое Аполлон Николаевич Майков, и кем он был в жизни Достоевского? "Незабвенный друг", "заменит Россию"... Это так неожиданно искренне и пронзительно, что, признаться, pince-nez выпадает из глазницы.
Прежде всего - поэт из тех "негромких" светил XIX столетия, что создали мощнейший культурный фон России, её, простите уж, поэтический "задник", перед которым принято было ставить бронзовые величественные фигуры Пушкина и Лермонтова. Чудь поодаль за ними - особняком стоящий Жуковский (друг Пушкина потому что, и - в силу ангелообразного имиджа - не записан в "реакционеры"). С другой стороны - но тоже поодаль - "демократ" Некрасов, правда, с как бы нечаянно прилипшей к нему биркой "картёжника", "редактора-спекулянта, наживавшегося на авторах и конкретно на Белинском"", и реноме "вообще мутного человека". Но звание "великого русского поэта" советские идеологи как бы нехотя ему оставили. И там уже вдалеке, еле различимые при неярком свете софитов, сообразуя причудливо колышащуюся пиитическую икру, располагаются сомнительный Вяземский в вечном амплуа "друга Пушкина", которым он, собственно, никогда и не был, Батюшков, Боратынский, Тютчев, с одной стороны созвучный советской культурологии "верой в Россию" и "аршином", которым последнюю не измерить, а с другой - подозрительный службою в цензурном комитете. Вместе, кстати, с Вяземским, которого вообще, надо сказать, судьба пошвыряла во все идеологические канавы - от личной ссоры с Александром I до унижения перед Престолом и ярой реакции. Потому безопаснее оного Рюриковича записать в "друзья Пушкина" и присыпать нафталином. И - ага, попались, сейчас мы с вас снимем мохнатые шубы пыли и извлечём из сонного полунебытия! Вечная троица Майков-Фет-Полонский. Каждый хорош по-своему, но вот Майков, к примеру, тоже - с репутационным пятном на белой парнасской визитке: служил цензором. И даже - старшим. И даже дошёл до немыслимых для поэта служебных высот - чина тайного советника. А за первый сборник и вовсе был поощрён лично Николаем I премиею в тысячу рублей. (Любопытно, что русскую словесность Аполлону Николаевичу преподавал не кто иной, как Иван Александрович Гончаров. в 60-х годах сам не миновавший карьеры цензора). И, кстати, Полонский в цензорах тоже служил. И кто после этого говорит, что Муза, Лира и Цензура - не родные сёстры? И распрекрасно, знаете ли, уживаются вместе!
Когда ложится тень прозрачными клубами
На нивы желтые, покрытые скирдами,
На синие леса, на влажный злак лугов;
Когда над озером белеет столп паров
И в редком тростнике, медлительно качаясь,
Сном чутким лебедь спит, на влаге отражаясь,-
Иду я под родной соломенный свой кров,
Раскинутый в тени акаций и дубов;
И там, в урочный час, с улыбкой уст приветных,
В венце дрожащих звезд и маков темноцветных,
С таинственных высот, воздушною стезей,
Богиня мирная, являясь предо мной,
Сияньем палевым главу мне обливает
И очи тихою рукою закрывает,
И, кудри подобрав, главой склонясь ко мне,
Лобзает мне уста и очи в тишине.
Надеваем толстые роговые очки советского производства и скрипучим голосом выносим неумолимый вердикт: - Мило! Очень... А что у него там есть ещё? Что-нибудь посоциальнее, к примеру?
Бездарных несколько семей
Путем богатства и поклонов
Владеют родиной моей.
Стоят превыше всех законов,
Стеной стоят вокруг царя,
Как мопсы жадные и злые,
И простодушно говоря:
«Ведь только мы и есть Россия!»
- Гм! Позвольте! Это уж... неожиданно как-то. И, пожалуй, чересчур остросоциально. Да и, признаться, применительно к современности, сомнительно-аллюзионно. Анархия какая-то. Положите Майкова туда, откуда взяли. Пусть там будет...
И давайте, кстати, закончим живописать крупными (потому как нам недосуг... и так на четыре публикации размахнулись... эвона!) любительскими мазками наш поэтический культурный задник России XIX века. Советские роговые очки с выпуклыми линзами не снимаем! Так нам сподручнее (и извинительнее - прибавлю!) будет судить и двигать крошечные сувенирные белые бюстики по своему разумению.
Веневитинов, подававший неслыханные надежды, но простывший в чиновном стылом Петербурге. Трагичный слепец Иван Иванович Козлов, с жизнью, как бы поделённой на две неравные части - "бѣлую" и "чорную", в последней познавший и низины Ада, и вершины Духа. Личная жертва Николая I Александр Полежаев. Купеческий сын Алексей Кольцов. Языков, ценимый Пушкиным и - особенно - Гоголем. Ну и там - вовсе крохотные точки, лиц не различить... еще один Аполлон - Григорьев, Плещеев, от которого у любого советского школьника в памяти остались только строчки про "травка зеленеет, солнышко блестит". Желающие могут взять кисть и добавить ещё точек - по своему усмотрению. Поэтическая российская вакуоль заполнена, клеточный сок весьма питателен, процессы культурного экзо- и эндоцитоза работают, Пушкин и Лермонтов со своих пьедесталов одобрительно, хоть и не без грусти, взирают на происходящее...
Я предупреждал, что времени у меня - хоть отбавляй, когда строчу свои разбегающиеся во все стороны тараканами эссе - может заносить куда угодно, конечная цель - только одна: по-ростановски "попасть в конце посылки". Тем не менее, рискуя заслужить недоумение уважаемого читателя, на сегодня завершаю. С тем, чтобы в окончании вступительной главы прояснить суть отношений Достоевского с Майковым. А уж потом - с наслаждением окунуться с головою в совершенно романическое письмо Фёдора Михайловича, разобрав его едва не на составные элементы.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие публикации цикла "Я к вам пишу...", а также много ещё чего - в иллюстрированном каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ИЗБРАННОЕ. Сокращённый гид по каналу
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании