Вот ещё история из таможенной серии. Всё написано на основе реальных событий с лёгоньким авторским привиранием. Приврать пришлось в незначительных деталях. Иначе, если я у своего товарища-бывшего-таможенника начну детали уточнять, он взвоет и от меня отречётся и мы с вами больше никаких историй не услышим.
Таможня — это не только пункт досмотра пассажиров, их чемоданов и багажников их машин. Это ещё и досмотр грузовых судов, доставляющих грузы со всего света. И, хоть свет этот ощерился против нас отмороженными назло своей бабушке ушами, суда с грузом всё прибывают и прибывают из разных стран.
Чаще всего это траулеры, плавучие заводы по вылову и консервации рыбы. Я знаю, я на таком сама как-то была году в 1989. На таком заводе у меня друг сердечный работал и я его в порту встречала. Махина, я вам скажу, несусветная. В небольшом порту такое судно швартуется дня два, под него освобождают несколько причалов, подгоняют армию погрузчиков и всякую другую технику. Все службы порта в эти дни находятся в повышенной готовности: рыбзавод пришёл!
Но сначала такое судно проверяют таможенники. Или, если я не ошибаюсь, они его ещё в море проверяют, чтобы уж наверняка ничто запрещённое не просочилось на землю.
*************************
В тот день спаниелька Рузанна скучала. Мама варила на кухне манную кашу для Вадика, откладывая неразмешанные комочки в блюдечко для Рузи, но комочки Рузи не давала. Говорила: «горячие, подожди». А Рузи ждать не любила, она любила здесь и сейчас. Вынь и положь ей манные комочки из Вадичкиной кашки!
Папа обещал ей дать работу поработать, но тоже не давал. Говорил: «как будет вызов, так и поедем» А Рузи ждать не любила. Она любила комочки из каши и работу работать. Всё и сразу.
Мама про комочки забыла, начала Вадика кормить: «ложку за маму, ложку за папу, ложку за Рузи...», а Вадик возьми и всю тарелку на пол опрокинь. У Рузи сразу сделался праздник. Она эту кашу с керамогранита до стяжки вылизала, такая каша была вкусная. Только тогда мама вспомнила, что у неё комочки для Рузи остались. Пришлось комочки Вадику скормить. Тот съел, аж за ушами трещало. Ему же ещё не сказали, что манные комочки это «фу», «буэ» и не комильфо. Вадик Рузины комочки съел и ложкой по столу стал лупить: требовал добавки.
Рузи хотела обидеться на маму — зачем она Вадику её комочки скормила? — как вдруг папе его начальник позвонил и велел явиться на службу.
— Мать, я поехал, — поцеловал папа Вадика, — Будем поздно, рыбзавод в порт зашёл. Пока проверим... сама знаешь. Ой!
Это Вадик папе ложкой в лоб дал. Папа ойкнул, а Вадику смешно. Ещё тянется папку ложкой отоварить.
— Знаю, — вздохнула мама и взяла сына на руки, — Придёте, Вадьку не разбудите, а то будет потом всю ночь гулять.
Папа надел на Рузи служебную шлейку, прицепил поводок и вышел на улицу ждать спецтранспорт, где для Рузи было отдельное место в кузове с надписью «Кинологическая служба».
В кузове уже сидел лабрадор Пол. Имя такое дурацкое дали Полу: получился Пол-лабрадор, или вообще... поллабрадора. Обидное имя, да.
— Привет! — закружился Пол от радости, что поедет не один и стал своим толстым хвостярой Рузи по голове и бокам лупить.
— Тихо ты! — варкнула на него Рузи, — Синяки будут!
— В порт едем! — уже потише радовался Пол, — Рыбзавод пришёл. Рыбу дадут!
— Рыбзавод это не рыба, это консервы, — покачала головой Рузи, — Я на таком работала, нет там рыбы.
— Зато банки вскрывать будут! Если там взаправдишная консерва, то и нам дадут. Ты любишь кильку в томате?
Рузи не любила кильку, тем более в томате. Она предпочитала Вадичкину кашку с масличком или пюре из ягнёнка с рисом. А вот папка Пола (Полу-папка, ага...) был холостой и у него не было своего Вадика. И комочки из кашки Полу никто на блюдечко не откладывал. Питались они оба всякой дрянью навроде кильки в томате. Бедный Пол, бедный Полу-папка!
Машина остановилась на пункте пропуска в порт. Обоих кинологов тут хорошо знали, поэтому машину пропустили на территорию порта без задержек. Пол и Рози ещё немного потряслись в кузове по плитам порта и, наконец, вышли у трапа огромного судна, несущего на себе целый завод по переработке рыбы и выпуску консервированной продукции.
Первый пошёл работать Пол, как специалист по обнаружению в3pывчaтыx веществ. Порядок такой — сначала Пол ищет 6oм6ы, а потом Рузи вынюхивает дурман-траву.
Поллабрадор работал на плавучем заводе не один, а в компании ещё шести таких же поисковиков. Одна собака такое огромное судно со всеми его закутками обыскивала бы месяц... Но и эти шесть собак вышли на шатающихся ногах только после трёх часов отсутствия.
— Фух... — заполз Пол в кузов к Рузи, — Ну и воняет там... Чуешь?
Вонь краски, якобы «без запаха», была слышна собаками за километр. Корабли недавно покрасили, и покрасили щедро. Для людей эта краска была практически без запаха, а вот ищейкам она мешала работать.
Рузи вывели из кузова машины, пришло её время показать своё мастерство. Но, к сожалению, в компании с Рузи с другого конца судна работала только одна собака. А это значило, что им обеим предстояло проверить огромную территорию, в три раза большую, чем для собак из команды Пола.
Кто-то из вас был на рыбном заводе? Да хоть на каким-нибудь съестном заводе кто-то из вас был? Видели вы холодильники с хранением готовой продукцией? А кладовки со специями видели? А варочный цех? А помывочную видали? А многочисленные закутки с непонятным назначением? Это вы ещё не заглядывали в каюты работников завода! И в машинном отделении вряд ли из вас кто был.
А Рузи была. Это её работа — пронюхать каждый сантиметр поверхности, засунуть свой нос в каждую щель. Вот и сегодня, несмотря на коварную химозную вонь от свеже окрашенных стен, Рузи чётко отделяла запах краски от запаха того, что ей надо было найти.
Прошло два часа, как Рузи вместе с папкой шатались по судну в сопровождении таможенника и боцмана. Все устали. Боцман то и дело предлагал служивым людям холодного кваса в надежде, что тех сморит усталость и они подпишут-таки документ на заход судна в порт.
Но таможня была упёртой.
— Мы ещё вот тут не были, — показывал Рузин папка на плане судна непроверенные участки.
— Тут холодильники, — пояснял боцман, — А тут моя кладовка, там ничего, кроме остатков краски нет. Ну, инструмент ещё кое-какой...
— Пошли проверим.
В огромных залах-холодильниках таможенник наугад вскрыл несколько коробок с консервами и так же, наугад, открыл несколько банок. В них была нормальная продукция — рыба в масле. Рузи сделала кислую мину, она не любила рыбу. Её от рыбы воротило.
На четвёртом часу работы, когда все уже валились с ног от усталости, таможенник сдался.
— Ладно, пошли, нормально у них тут всё, — дал он отмашку Рузиному папке.
— Кладовку боцмана не проверили, — напомнил кинолог.
— Тьфу на неё, что там может быть, — уже собрался присесть коллега на подставленный боцманом раскладной стульчик.
— Вы садитесь, а мы сейчас вернёмся, — предложил папка, — Рузи быстро отработает.
— Дык нету там ничего! — снова поклялся боцман, — Несколько банок осталось от покраски судна и инструмент. Хватит уже, наработались, кваску лучше испейте!
И суёт им охлаждённые запотевшие бокалы с Очаковским, а другой рукой столик придвигает, на котором документы для подписи уже приготовлены.
— Эта, что ли, краска? — поколупал таможенник стену ногтем.
— Эта. Не рассчитал объём работ, взял чуть больше. И так в три слоя покрывали, а всё равно осталось.
— Дашь мне пару вёдер, гараж покрасить? — сощурил глаз таможенник.
— Какой разговор! — обрадовался боцман, а сам документы придвигает, — Вы пока подписываете, а я мигом два ведёрка принесу. Даже три принесу! Краска отличная, колумбийская, на обратной дороге брали, быстро сохнет!
И тут таможенник отрывает свой уставший зад от стула, отставляет бокал с квасом и говорит:
— Пошли, сам почитаю на банке, какие у твоей краски характеристики. Может, мне четыре таких понадобится...
Боцман аж в лице поменялся. Отвёл кинолога, собаку и таможенника в конец корабля, открыл свою кладовку и впустил служивых в свою «епархию». Тут и правда был рабочий инструмент, стопки чистой одежды для команды, ещё какие-то мешки... и много-много вёдер с коричневой корабельной краской.
Для Рузи запах боцмановой каптёрки был, словно газовая камера. Даже люди морщились от вони «беззапаховой» краски, а уж что говорить про собаку... Но и тут она сумел отделить котлеты от мух.
Забеспокоилась Рузи, почуяв знакомый шлейф запаха дурман-травы. Однако беспокойство её не заметил никто, даже папка-кинолог, потому как и на папку напала жажда красить свой гараж.
— А мне баночку не подбросите? — подключился он к дележу остатков корабельной краски.
— Да берите-берите! — суетился боцман, — Вот, с краю стоят, полные.
Таможенник и кинолог нагнулись к одному ведру и стали тянуть его друг у друга из рук. Чего тянули? Видимо, краски нанюхались.
Потянули, а ведро возьми да и откройся. А краска возьми, да и вылейся на пол.
— Тьфу! — разорался таможенник на кинолога, — Ты чего её тянул?
— А ты чего тянул? — стал ерепениться Рузин папка, — Я первый взял!
— Собаку свою успокой! — орёт таможенник, — Она своими лапами нас ещё больше заляпает!
А Рузи действительно надо было успокаивать. Она уже давно показывала своему папке, что нашла то, что должна была найти. А тот, вместо того, чтобы за собакой следить, за вёдра хватался и с коллегой в драку лез.
Сидит Рузи в луже краски, хвостом по луже метёт и всячески папке своему показывает: «вот она! вот дурман-трава! давай мне награду за мои достижения в таможенном нелёгком труде!» Хвостом метёт по краске и мечтает, как папка ей сейчас отвали кулёк говяжьей печёнки в качестве поощрения.
А папка с таможенником, беззапаховой краски нанюхавшись, за следующее ведро хватаются, чтобы свои гаражи нахаляву покрасить. Схватились и тут же поскользнулись на разлитой краске. Грохнулись на пол и второе ведро на себя вылили. На себя и на Рузи, которая тут же в луже краске сидит, хвостом по краске лупит и носом своим показывает: «Я НАШЛА!!!».
Боцман рядом за голову хватается. Нехорошо боцману. Он бы эту собачку с её нанюхавшимися таможенниками своими бы руками в том ведре с краской утопил... да не может. Надо ему доброго дядю изображать.
И тут Рузи как гавкнет!
— Итить твоего японского городового! Я НАШЛА!!!!!!!
Папка словно очнулся от химозного морока. Поднялся из липкой коричневой субстанции, помог подняться своему коллеге, под носом у себя краской усы нарисовал и говорит:
— Собачка даёт обозначение...
****************************
Рыболовецкие траулеры, снабжённые заводами по переработке рыбы в консервную продукцию, часто заходят в иностранные порты, чтобы эту продукцию сбывать и зарабатывать для своей компании средства в твёрдой денежной вaлютe. Такое судно ловит рыбу не месяц и не два, а семь-девять месяцев. За это время оно заходит во много портов. В том числе и в порты Южной Америки, знаменитого поставщика дурман-травы.
Не смог боцман устоять от предложения перевезти в родной порт шестьдесят кило сухой белой дряни, тщательно запакованной в вёдра из-под краски.
— Не беспокойся, — важно сказали ему в порту Барранкилья, где их судно стояло несколько дней, — За товаром к тебе придут. Твоё дело — отдать им товар и получить свои деньги.
Покупка ста банок краски для хозяйственных нужд, из которой в десяти были пачки белого порошка, прошла по документам без проблем. Помеченные банки боцман поставил в дальний угол своей каптёрки, остальные выдал команде для покраски облупленных стен. Боялся, что краски не хватит, но её хватило и даже осталось.
Что было дальше, мы уже знаем. Что было с боцманом потом, я не знаю. Скорее всего, посадили.
А Рузи получила своё любимое лакомство — горсть сырой говяжьей печёнки. Но и Рузи, нанюхавшись химозной колумбийской краски, проявила себя с худшей стороны: съев горсточку печёнки, она украла остатки лакомства (целый пакет!) и съела их в одно своё лицо, после чего всю ночь бегала с папкой на улицу.
А потому что у каждой жадности обязательно бывают последствия. И хорошо, если это только понос )))
На фото Рузи обыскивает сотрудников порта на предмет наличия у них говяжьей печёнки и комочков манной кашки. Если найдёт, им несдобровать!
