Часть 18. Предыдущая часть.
- Лёха завтра поедешь на третье поле с сеялкой – люцерну надо кинуть в землю.
- Не могу, мне стены надо штукатурить.
- Какие стены, Лёха?! Пора такая, только поспевай пока дождей нет.
- Я уже с людьми договорился.
- Так! С людьми я разберусь, потом своих дам, они тебе заново дом поставят, отштукатурят, и побелят. Давай, завтра с утра жду, - повернувшись к брату, из-за баранки машины командовал Володя. С каждым годом он всё заметнее раздавался вширь.
Время: 22-30, они только с работы едут, точнее, Володя завёз брата домой с пруда. Алексей с работниками подготавливал отстойник для малька. Вовка мотался договариваться насчёт рыбёшки в городе. Работа кипела! Это они ещё не поздно явились, бывало, далеко за полночь подкатывали.
- Валерку отправь, он толковый тракторист.
- Какой Валерка?! – поднял брови Володя возмущаясь, - он первым делом в лесополосу, горькую опрокинуть, а потом только работать. А сломается трактор? Валерка что сделает? У него руки заточены – землю пахать. Всё! Не выламывайся, завтра жду к семи.
Алексей молча вылез из машины, пошёл к воротам. Мама - добрая, милая мама, поглядывала на сыновей в окно, в темноту улицы, аккуратно, чтобы не поломать свои любимые герани. Аня уже ждала на крылечке папу, она всегда ждёт его с работы в любое время, даже если бабушка отправляет спать, она не спит – ждёт. Папа приходит, она выглянет на минуточку: поздороваться, кушать положить, если бабуля уснула уже. Чуткая, отзывчивая и заботливая росла Анютка вся в отца.
- Ну что ты выскочила, - перекинув через плечо сумку, поднимаясь на крыльцо, устало сказал отец, - хоть бы куртку накинула… Свежо на улице - простудишься.
- Я только вышла, правда, - протянула она руку, чтобы забрать сумку. Папка отдал ей спортивную сумку с пустыми банками и газетками от хлеба. Положил тяжёлую руку ей на плечо, и они вдвоём пошли в кухню. – Бабушка спит уже и дед, - пояснила Аня.
Но в кухне их ждала Любовь Григорьевна, меча тарелки на стол из холодильника.
- Ма, я не буду. Обмоюсь и спать – устал, еле на ногах держусь, целый день по колено в холодной воде.
- Лёша, что же ты сапоги не одевал?
- Одевал, но вода есть вода, тем более холодная. Ладно, - он поцеловал Аню в щёку, - иди спать.
Дочка послушно юркнула в дом. Мама присела на табурет у стола, озабоченная чем-то, угрюмая.
- Аня о мамке спрашивает, - шепнула она, глядя на плотно задвинутые занавески на двери в дом. Алексей присел, напротив, лицо его совсем посерело при упоминании о Катерине. – Полтора года ни слуху ни духу. Лида поначалу приветы передавала, подарочки от мамки привозила, а теперь и она не знает, где Катька, - ещё тише шептала мама, натирая угол цветастой клеёнки на столе большим пальцем. – На развод надо подавать, может, так её найдут. Хоть знать: живая или нет.
- Не говори ерунды. Лидия Андреевна упоминала, что на заработки подалась, - положив локоть на край стола, сказал Алексей. Жёлтый электрический свет раздражал глаза, хотелось поскорее в постель. – Объявится.
- Да, но что Ане говорить?! – пристально уставилась на него мать.
- Ничего не говори, она не маленькая врать ей, - поднялся с табурета сын и хотел уйти.
- Завтра к себе, на стройку? – спросила мать в спину.
- Нет, в поле – люцерну сажать.
- Как же?! – всплеснула она руками, невольно повысив голос. – Ты же месяц назад с Терентием и Мишкой договорился. Как же? Опять.
- Мужики поймут, у Вовки сев горит, - раздвинув руками занавески, Лёша шагнул в теплоту дома. Пахло свежими накрахмаленными простынями, чуть тянуло из дальней комнаты мамиными цветами. Из Аниной комнатки пахло чем-то девичьим, книгами, жёлтыми, старыми страницами – она тоже любила читать, как папа.
Люба так и сидела, понурив голову, через минуту высунулся муж в белой майке и ситцевых семейниках. Яркий, неприятный свет больно ударил в глаза – он зажмурился, проморгался и уставился на жену.
- Что прицепилась к нему? Спать надо. Сидите, бубните. Ну? Что нос повесила?
- Матвей, - подняла она на него влажные воспалённые глаза, полные жалости, - почему он у нас такой?
- Кто? – сложил руки на живот Матвей.
- Алексей? – ещё грустнее ответила Люба. – В детстве Володька «ездил» на нём, потом Катька эта – сорвиголова, в калач его свернула и вывернула. Опять Вовка.
Э-э-эх…. такой он мягкий, безотказный, бесхарактерный, что ли… Разве так можно? Может мне с Володей поговорить? – с надеждой в голосе спросила Люба, глядя на мужа, глазами как у Зорьки ихней, когда ждёт охапку сена.
- Ты хоть не лезь! Нормальный он! Не все должны быть рвачами и дельцами. Я вон тоже не всегда могу отказать, хоть соседу, хоть Лидке огород вспахать, так что же, я теперь бесхарактерный? А его характер такой! И женщина ему попадётся порядочная, увидишь! – он глянул на пластмассовую люстру под потолком, свет, что ли, моргает? – Ты ещё на руках будешь носить сноху.
- Что ты мелешь! Носила одну... Он же не на кого ни смотрит. О разводе думать боится.
- Он видеть её не хочет, а боится, что Катька вожжу какую под хвост поймает и Аньку заберёт. А что он скажет, он же не рОдный.
В маленькой комнате, что раньше была большой кладовой, кусала пододеяльник Аня в пушистой белоснежной постели, отрывками доносились голоса с кухни, слова «нерОдный», «неродная», «только ейная» она слышала не первый раз украдкой. При ней смолкала бабушка, дед отделывался шуточками, папа переводил тему на книжки. Он мог часами слушать Аню, о прочтённой повести или романе, читала она про любовь грустные, трагичные истории и книги, классику.
- Вам в школе это задают? – удивлялась бабушка Люба.
- Нет, я сама в библиотеке беру, школьные я уже прочитала.
Бабушка, круто задумавшись, неодобрительно поглядывала на полки с книгами, а папа с удовольствием слушал дочь.
Аня не приставала с расспросами: кто же она им? Вдруг и правда неродная… а разве так может, быть?
В кухне выключился свет, возня в доме, скрип кровати, деда Матвей закашлялся. Папа давно спал в дальней комнате, он провалился в сон моментально, едва коснулся подушки. Аня, повернувшись к стенке, провела рукой по нижней бахроме ковра на стене, потом ведя пальцем по узору на ковре, уснула беспечным сном ребёнка.
Не удалось Алексею поштукатурить и закончить с времянкой на своём подворье в этом году. У брата то одно, то другое. В августе хоть удалось собрать немного мёда от своих пчёлок, даже товарного! Отдал Володе сбыть в городе, там всего-то несколько килограмм, брат сам вызвался помочь. Но денег Алексей так и не увидел, стыдно было спрашивать у брата о такой мелочи. Одна мама бурчала себе под нос:
- Лучше бы он в магазин отнёс, попросил Машку продать, - но сыну не высказывала - муж запрещал.
- Не лезь! Пусть сами, ещё ты не встревала.
Успел Алексей подготовить свою небольшую пасеку к зиме, проверил семьи, утепли домики, запасся подкормкой, починил и проверил пустые ульи. Такая тоска брала, так хотелось ему этим летом уехать в поля на подсолнечник, заняться уже полностью только любимым делом, но Володя постоянно его отвлекал, да и родителям помочь надо: сено заготовить, солому.
- На следующий год обязательно двину на взгорья, куда дед Аким учил. Тогда и семей у меня будет больше, - надеялся Алексей.
Но на следующий год всё повторилось. Володя и забыл, что брату что-то надо. А что ему надо? Разведённый (жены нет), дочка присмотрена, живёт у родителей, чего ещё хотеть? Дом достроить? Зачем? Жить одному? А у Володи семья большая, Настя дочку, наконец, родила. Гараж поставил, рыбхоз запустил, мелочёвкой перестал заниматься, возил только мясо в город тушами, сдавал в мясные лавки. УАЗик грузовой прикупил, убитый, старый, ржавый, знал же – брат восстановит. И восстановил, пыхтел, стрелял, дымил, но работал на хозяйстве усердно стальной ишачок.
- Так, Лёха, - завёл свою хозяйскую шарманку Володя на маминых именинах в феврале, - техника вроде готова к весне. Как думаешь, в этом году можно первый отлов запускать? Ты больше находишься на пруду, чем я.
- Да, - спокойно отвечал Алексей, - сазан хороший, карп есть по 30 см.
Они стояли во дворе, вечером, под фонарём, Володя курил много говорил о работе, в кухне-то не поговорить по-мужски, у женщин одна болтовня о детях, о пирогах, отец давно ушёл в комнату телевизор смотреть.
- Отлично! – удовлетворённо погладил себя по животу хозяйственник. – Будем нынче и мясом, и рыбой промышлять! Надо на наш грузовичок приделать тару для рыбы, - указывал он Алексею, - а я достану в городе насос воздушный, чтобы живой рыбу возить на рынок. Сумеешь? – спросил он у брата, приплясывая на морозе. – Это ж несложно.
- Да, ничего сложного. Но на отлов я не останусь, весной на взгорья уеду с пчёлами. И сейчас мне надо подготовиться. Вернусь, домом займусь, пора бы завершить стройку. К зиме хочу к себе переехать в свой домишко и Ане больше места будет, ютится в коморке.
- С какими пчёлами? – поморщился от отвращения Вовка – разве это дело? – Много той Аньке надо? Пусть и за то спасибо скажет, - забывшись продолжал разглагольствовать младший брат, пуская дым. – Мамаша беспутная потерялась где-то, а ты носишься с чужим дитём, - растоптал в снежной позёмке окурок Володя и хотел идти в дом.
- Она мне не чужая, - побагровел Алексей. Брата это даже позабавило.
- Ты чё Лёха? Ради девчонки стараешься? – усмехнулся он чуть поддавшись к брату. – Нет! Мы, конечно, к ней привыкли, мама с ней, как с хрустальной вазой носится, но теперь у неё есть родная внучка, а это так, - махнул он рукой с сторону окна из кухни. – Катькина парода, - с нескрываемой пошлинкой, ухмыляясь, заключил Володя.
Он опомниться не успел, от неожиданности. Челюсть свело, искры из глаз, его словно порывом ветра отбросило на шаг назад. Лёшка потирал кулак от боли.
- Ты чё? Из-за неё?! Из-за приблудного ребёнка? – вытаращил глаза Володя, Алексей только что зарядил ему в зубы. – Ты чё?! - пятился он к стене, держать за губу.
- Ещё раз… ты скажешь о моей дочери хоть одно… - шипел Алексей вне себя, - я тебя... за себя не отвечаю!
- Ты дурак? - Вовку распирало от смеха, вот это Лёшка! – Она тебе никто! Катька вернётся и увезёт её. Взросленькую, чистенькую, что из неё вырастет с такой мамашей? Ты подумал? Её сегодня нет – завтра объявится, зачем оно тебе нужно…
Володя не успел окончить, братья сцепились прямо во дворе. Лёшка кинулся на младшего брата не помня себя. В кухне поднялась паника, когда увидели клубок во дворе.
Аня, Аня первая вылетела в одном платье, хватала папу, оттаскивала, пыталась сдержать ему кулаки. Любовь Григорьевна чуть ли не между ними встала. Но успокоиться взрослые мужики – родные братья не могли. На крики Насти выскочил Матвей, ниже ростом обоих сыновей, щуплый, коренастый он как щенят раскидал в разные стороны взрослых драчунов. Хотел поддать каждому да побольше! Но дети напугались, Настя с малышкой почти рыдала, Аня ревёт над разорванным платьем на рукаве. Любовь Григорьевна, закрывшись ладонями, готова под землю провалиться - такой позор.
Алексей и Владимир стояли в разных концах двора, косясь друг на друга с ненавистью. Младший сплюнул кровь на снег, раздуваясь от бешенства. Лёша поправил куртку и виновато глянул на отца.
- Вы что устроили петухи?! – рыкнул отец. – Я вам сейчас сам бока наломаю! На празднике у матери, в доме родителей, паскудники! Аня, Настя идите в дом! Я с ними разберусь. Быстро я сказал!
Таким решительным и сильным Настя никогда не видела свёкра, она взяла за руку Аню, и они ушли в дом с детьми.
- Тебя это тоже касается! – безжалостно скомандовал он жене. – Иди…
Что говорил им отец домашние так и не узнали, но через пять минут Володя в бешенстве влетел в дом и принялся собирать детей.
- Поехали! - прикрикнул он на жену, - дочку одевай. Ноги моей здесь не будет, пока этот здесь.
- И не надо, - послышался голос отца за его широкой спиной, - больно много ты возомнил о себе! Смотри Володька! – махал он указательным пальцем в сторону сына судорожно, возбуждённо, его трясло. – Ты, конечно, у нас важный гусь - тут не поспоришь, - горячился отец. - Вон какие хоромы отгрохал, хозяйство прирастает, трудишься не покладая рук день и ночь, но ты не один подымал всё это. Не один! Как бы ни пришлось потом в ноги падать… Жизнь она непредсказуемая.
- Да уж как-нибудь справлюсь, - краснея от гнева, собирался Володя. – Давай поскорее, я в машине жду, - скомандовал он жене и выскочил из родительского дома, не извинившись, не попрощавшись.
Насте так неудобно стало, она сама пошла к свекрови в дальнюю комнату. Люба сидела в кресле, в темноте чтоб никто не видел, как ей больно, в детстве ребята не дрались, а тут...
- Мам, - робко позвала в темноту Настя, держа дочку на руках. – Мам, да не переживайте вы так, завтра приедет, объяснится. Пусть только не приедет – я ему устрою! - угрожающе повысила голосок Настя. – Мам, вы только не волнуйтесь, мужики – что с них взять! Мам, может мне у вас остаться? Я помогу убрать, а вы отдохнёте, вам валерианы накапать? Ну, простите… двух дураков.
- Нет, Настюш, Аня поможет, - раздался дрожащий голос из темноты, - езжай. У тебя семья, дом. О нас не переживай, мы сами. Ничего не надо, не беспокойся. Иди, а то дочка спарится в комбинезоне, а там ветер.
Настя с детьми вышла, заметив деверя на улице, кивнула ему на прощанье. Свёкор пошёл за ней проводить внучат. Володя отцу руки не подал, сидел не двигаясь с места, подгазовывал, жена с детьми сама забиралась через сидение назад, пока свёкор держал внучку. Они уехали, Матвей ещё с минуту смотрел им вслед.
Алексей сидел во дворе на холодной скамейке под голой абрикосиной, снежок припустился, ветерок завьюжил… За порог ступить стыдно, в глаза смотреть маме, дочери он и сам не понял… как вышло. Вскипел, как про Аню услышал.
Дружба и братство закончились в один день, жаль только, что в день именин мамы.
Продолжение ______________
Моя книга У меня так никогда не будет на всех ресурсах:
Литрес Amazon WB Оzon . Печатная версия по предзаказу на Ридеро
Не забывайте подписываться на канал или Телеграм ✨Имена, фамилии, названия населённых пунктов вымышленные, любое совпадение-случайность.