ТЕХНИКУМ. Часть I
Вечером 31 августа 1969 года я приехал в Горький и поселился в семье, где должен был квартировать; жили они на улице Мечникова. Дом был построен методом «народной стройки», двухэтажным, стены его были выкрашены в зеленый цвет. Квартира была малогабаритная, состояла из двух проходных комнат. Мне отвели угол «зала» - так называлась одна из проходных комнат. Слева стоял телевизор, справа – сервант. Спать мне было предложено на раскладушке около серванта, хотя рядом с ним стоял диван. До техникума было относительно недалеко, достаточно было пройти пешком улицу Чаадаева.
Семья, в которой предстояло мне жить, состояла из пяти человек. Главой её был Иван Иванович – среднего роста мужчина, очень добрый и отзывчивый. Работал он на авиационном заводе механиком в одном из цехов. Впрочем, главой семьи его можно было назвать только номинально – верховодила в семье его жена - тетя Настя, простая деревенская женщина с характером достаточно грубоватым. Работала она поваром в заводском профилактории. Младшая дочь, Ольга, ей было восемнадцать лет, училась в торговом училище, старшая – Валентина, высокая представительная двадцатипятилетняя шатенка, работала тоже на заводе и училась на вечернем отделении в институте. Старший сын, Сергей, служил в это время в армии, меня и приняли в квартиранты вроде как бы вместо него.
На следующий день, первого сентября 1969 года, я впервые пришел в техникум. Вместе со мной в техникум поступил мой «приятель» Колька Коноплёв. У него не было похвальной грамоты за восемь классов и он поступал на общих основаниях, сдавал вступительные экзамены, сдал, но зачислен был не в нашу группу, а в параллельную, послабее. Моя группа называлась ПС – 98 (производство самолетов, группа № 98), у него – группа ПС – 99.
Всё было для нас в диковинку в большом городе - незнакомым и пугающим. Начались занятия. Вскоре появились первые результаты, но они оказались отвратительными – по алгебре и тригонометрии я ничего не понимал, вернее, не успевал понимать задания, объяснить было некому и я быстро нахватал троек, а потом и двоек. Сказалась разница в уровне преподавания между деревенской школой и городской. Очень плохо шла физика. В тагаевской школе её преподавал ветеран войны Фёдор Филиппович, по прозвищу «Глоданый». Со времен войны он страдал последствиями тяжелейшей контузии, был крайне нервным и совершенно не мог держать себя в руках. Основное время у него на уроках уходило на бесконечные препирания с учениками, которые постоянно переходили в крик и истерику. Особо непослушных он лупил металлической линейкой по голове. Понятно, что ни о каком качестве обучения и речи не могло быть. Всё это, естественно, негативно, сказалось в техникуме. В физике я не понимал совершенно ничего, и оценки были соответствующими, в основном, тройки.
С математикой ситуация была аналогичной – иногда я получал даже двойки. Гораздо лучше обстояли дела по гуманитарным предметам – литературе и истории – сказалась общая начитанность. А примерно через полтора месяца я получил свою первую техникумовскую «пятёрку» по истории: отлично рассказал про битву под Москвой. Фамилию учителя истории я запомнил навсегда, его звали Василий Иванович. Очень хороший был человек и преподаватель; будучи уже в возрасте, он разговаривал с нами как с взрослыми людьми, и пользовался у нас большим уважением. Получив свои первые пять баллов, в ближайшую перемену, я побежал в соседнюю аудиторию к Кольке Коноплёву и поделился с ним своей радостью.
Жить самостоятельно в городе деревенскому пятнадцатилетнему пацану очень трудно, даже мелкие житейские трудности могут перерасти в неразрешимые проблемы — начиная от волдырей от новых полуботинок и кончая недоеданием.
Казалось – что за проблема, ведь деньги у меня были, да и колбаса тогда ещё в магазинах ещё водилась. Но сказалась нерешенность вопроса с питанием на квартире плюс детская пацанская стеснительность - было мне тогда всего пятнадцать лет, по нынешним временам — ребенок. Дело в том, что родители договорились с хозяйкой моей квартиры, что она будет меня кормить только по вечерам – ужином. Но растущий организм постоянно требовал калорий. И уже через три часа после обеда на фабрике — кухне, примерно в шесть часов ужасно хотелось есть — молодой растущий организм требовал калорий. А до ужина было еще далеко...
Поголодав так несколько дней, нашел выход: заходил после обеда в большой продовольственный магазин на Чаадаевке, покупал двести грамм варёной колбасы и шёл на квартиру. Но к шести вечера в квартире было уже полно народа: приходила с работы хозяйка, и как минимум одна из дочерей. Достав незаметно из папки для учебников колбасу, я заходил в туалет, якобы по нужде, торопливо съедал колбасу без хлеба и, спустив воду из унитаза, выходил оттуда. После этого можно было спокойно дожидаться ужина. Хотя спокойно дожидаться тоже не получалось – уже через пару часов опять нестерпимо хотелось есть. Тупо смотрел в учебник, а сам ловил звуки, доносящиеся из кухни с нетерпением дожидаясь приглашения на ужин.
Вспоминая те времена, я вспоминал пророчество мой бабушки Параскевы. Она часто жила у нас в Тагаеве и буквально силой заставляла меня есть, чего я никогда не хотел. Бабушка пугала меня: «Ешь, негодник, наступит время, когда есть захочешь, а еды не будет». Я про себя думал: «Совсем бабка из ума выжила, как это так — еды не будет?! Ее же навалом!» И вот такое время наступило — и еды было достаточно, а я недоедал.
Понятно, что моими проблемами никто не интересовался, никто не проявлял ко мне никакого внимания и участия. В техникуме никто никогда из преподавателей не поинтересовался, даже классный руководитель (учитель по физкультуре), где и в каких условиях мы живем, какие у нас проблемы. Комсомольская организация существовала только формально; её деятельность сводилась к проведению регулярных собраний.
Рассчитывать можно было только на себя. От преподавателей можно было получить только дополнительные выговоры. Так, например, в один из морозных зимних дней мы должны были кататься на лыжах в Сормовском парке и не просто кататься, а пробежать какое – то расстояние – то ли пять километров, то ли десять, причем на время. На лыжах я бегал относительно неплохо, но сильно торопился – нужно было уложиться в норматив. Шапочка лыжная у меня была очень тонкая и прибежав к финишу, потрогал мочки ушей и, ужас, ощутил, что они твердые, как камешки – я их отморозил. Быстро стал растирать их снегом, слава Богу, не отморозил совсем. (С тех пор мои уши остро реагируют даже на небольшой мороз). Так вот, увидев мои приключения, преподаватель физкультуры и одновременно наш классный руководитель, немолодой уже мужик ещё и выговор мне сделал, обозвав меня «маменькиным сынком».
Вскоре возникли проблемы в отношениях с городскими пацанами в группе. В основном эти отношения были нормальными, но были 2- 3 человека, которые пытались третировать меня и моего приятеляВалеру Князева, которому за чрезмерную стеснительность я дал кличку «Киса».
Пришлось записаться в секцию бокса. Хотя занимались в секции мы относительно недолго, она многое дала мне в смысле самоутверждения. Однажды тренер дал мне в качестве спарринг — партнера худого, но высокого парня– минимум на пол- головы меня выше. Удивительное дело – несмотря на высокий рост моего противника, я нанес ему несколько серьезных ударов, в том числе по лицу. В результате у него из носа потекла кровь, и тренер бой остановил за явным моим преимуществом. Это была моя первая победа, и из этого случая я извлек урок – не надо бояться противника, рост и вес в драке не самое важное – главное сила духа и воли. Этот случай значительно повысил мою самооценку и я понемногу научился давать отпор.
Каждый день, приходя из техникума и пообедав на фабрике — кухне, я садился за уроки и учил весь вечер, ни на что не отвлекаясь. Так проходили день за днем. Единственным моим развлечением во время учёбы было чтение художественной литературы, которому я уделял около часа в конце каждого вечера. Первым делом в техникуме я записался в библиотеку и жадно поглощал одну книгу за другой – в Тагаеве библиотека была очень убогой и с техникумовской её было не сравнить. В это время я прочел «Золотого телёнка», открыл для себя Джека Лондона и Александра Грина, которых прочёл полностью. «Золотой телёнок» мне так понравился, что я читал его даже во время занятий в техникуме и однажды так ржал во время урока, что был выгнан с урока.
Очень редко, примерно два раза в месяц, еще с одним пацаном из группы ходили в кино в Дворец культуры им. Орджоникидзе, который находился совсем недалеко.
Летнюю сессию я сдал относительно неплохо, по крайней мере, вопроса об отчислении не возникало, в отличие от Кольки Коноплёва, у которого с учёбой возникли очень серьёзные проблемы. Дело у него усложнялось тем, что жить он попал на квартиру в частный дом, а у его квартирной хозяйки был взрослый сын, который изрядно выпивал, и он привлек к этому делу Кольку. Всё это привело к тому, что в результате второй сессии Колька был отчислен из техникума за неуспеваемость. Я остался один в городе – не с кем стало поделиться своими проблемами.
После первого курса была слесарная практика в мастерских авиатехникума, которые располагались на улице Коминтерна, неподалеку от проходных машзавода. Каждому из нас выдали по чугунной заготовке, которая имела Т – образную форму. Зажав её в тиски, мы должны были овладеть несколькими слесарными операциями. Сначала надо было срубить зубилом примерно один сантиметр чугуна, затем запилить образовавшуюся поверхность крупным напильником - рашпилем, затем напильником помельче. Завершал процесс обработки болванки процесс шабрения, который проводился с помощью шабера – скребка для металла. Каждую операцию мы должны были предъявлять преподавателю, который выставлял нам оценки. Особенно сложной была первая операция – очень часто мы промахивались по зубилу и попадали молотком по пальцу. Вопли раздавались постоянно, почти из – за каждого верстака, но серьезных травм не было.
После первой летней сессии, которую я сдал вполне благополучно (мои усидчивость и настойчивость принесли неплохие результаты), я приехал на каникулы в Тагаево. Но каникулы начались с неприятного события. Дело в том, что после окончания первого курса необходимо было отработать несколько дней на строительстве нового здания техникума. Однажды нам с парнишкой из соседней группы досталось носить на носилках то – ли раствор, то – ли кирпичи. Носилки с грузом были очень тяжёлыми. Еле оторвав их от земли, пройдя несколько шагов, я зацепился ногами за металлическую арматуру, потерял равновесие и упал вместе с носилками. Поднявшись, ощутил боль в большом пальце правой руки. Глянул и обомлел – ногтя на пальце не было. Вернее, он был, но держался только на кусочке кожи. Я тут же побежал в поликлинику, благо она располагалась через дорогу. Там мне палец перевязали и успокоили, мол, ничего страшного, до свадьбы заживёт. На радостях, в этот же вечер я рванул домой, в Тагаево, никому ничего не сказав и, тем самым, совершив жуткую ошибку – не взял справку в поликлинике о травме на производстве. Дома ждала приятная новость: мама раздобыла себе и мне путёвки в Прибалтику, в Литву.
Путешествие было очень интересным, через неделю мы уже созерцали костелы Вильнюса, величественные замки в Тракае, возвышавшиеся над безбрежными озёрами. Во время поездки в Каунас посетили пивной бар, внутри земляного холма, где официанты в галстуках – бабочках разносили тёмное пиво и подавали настоящих копчёных лещей. Лещи были очень вкусными, как и пиво, что было неудивительно – ведь это была почти Европа.
Однако кончилось всё скандалом и неприятностью – прибыв в сентябре на учёбу, я был приглашён к заведующему отделением по поводу моего отсутствия на летней отработке. Мои попытки объяснить, что я получил травму и не мог работать, быстро были разбиты: «А где справка?» Мой ответ: «Забыл взять» его не устроил и после фразы: «Если тебе техникум не нужен, то и ты ему не нужен», он объявил вердикт: лишение стипендии на полгода. Это было для меня серьёзным ударом: двадцать рублей стипендии на дороге не валялись, на них можно было существовать целый месяц. Делать, однако, было нечего, да и что было с меня взять – мне исполнилось тогда всего шестнадцать лет.
По нынешним временам, с техникума можно было спросить немалую компенсацию за привлечение несовершеннолетних к тяжелым физическим работам и за травму на производстве.
Вот такая у меня была суровая школа жизни. Говорят, для молодого человека лучшая школа жизни — это армия. Для меня самой тяжелой школой было время обучения в техникуме, особенно в начале…
(Продолжение следует)