Решил немного разнообразить контент художественной вставкой 😉
Их было трое, Андрей Плещеев, боярский сын, остальные звали его меж собой, не смотря на молодость, Дедом. Угрюм, былой вятский ушкуйник, имени его не знал никто, а на осмелившихся спросить, Угрюм так смотрел исподлобья, что желание знать имя этого упыря пропадало надолго. И Алёшка Блин, блином, а також кренделем, оладушком и бог знает какими прозвищами прозывал его только Угрюм, за широкую улыбку на не менее широком лице. Впрочем, Алексей в долгу не оставался, и Андрей не раз хмыкал в бороду, слушая их перепалку. В отличии от него, оба были высоки и широки в плечах.
На второй день они вышли к Оке противу Иванова села Киселёва, меж Новым городом и Муромом. Урок давал Андрею Юшко Драница, переять Шемякино посольство, да Улу-Мухаммедова посла Бигича, что везли Казанскому хану докончание от двоюродного братца Великого князя, Дмитрия, где должно быть говорилось о желании и согласии стать Великим князем под рукой Улу-Мухаммеда. Уверенность в сём была почти полная, до князя и его людей, сидевших "в гостях" у хана в Курмыше, вести эти довёз вместе с выкупом Лука Кузьмич Строганов, купчина из поморян. Мужичина ума и хитрости немереных, да такой же пронырливости. Ну да то его с князем дела. Андрей в такие дебри не лез. А Юшка ему пришелся по нраву, был он немногим старше, но у Великого князя на примете. Дерзок, пришёл на стругах, хотя Василия Васильевича из плена вызволить. Да Улу-Мухаммед к тому часу всё уже решил мирно.
На другой день после отъезда из Курмыша, Андрея и ещё которых молодых, числом не менее десятка, по одному, двое звали в шатёр к князю и выдавали при татарах, ехавших с Василием Васильевичем на Русь, сеунч, суть "радостную грамоту" с известием об освобождении Великого князя и его скором прибытии, которую они должны были отвезти по городам. А уж потом, после того, как Сеит-Асан, Утеш, Кураиш, Дылхозя, Айдар и другие многие, удоволеные сытным ужином, разошлись, Великий князь, да ближние бояре, на словах объясняли какие тайные речи толковать воеводам, да наместникам при встрече.
Им выпало ехать в Москву через Муром, Андрей был знаком с Муромским воеводой, Василь Иванычем, а посольство могло идти вдоль Оки до Нижнего и Казани, куда отправился Улу-Мухаммед. Впрочем, оно могло идти и по Клязьме или ещё где. Смотреть и слушать нужно было в оба.
Вода была мутной, на прошлой седьмице шли дожди, муторные, мелкие и надоедливые. Земля просохнуть не успела и Угрюм, спускаясь к берегу, осклизнул, едва не в воду.
Чертыхнувшись вполголоса, он зачерпнул ладонью и замер. На том берегу крикливо переругивались. Слов понять было нельзя, Ока не ручей, но видно было ясно, гонят лошадей. Табун был не мал, голов в полста. Они.
Переправились споро, Алёшка наладился искать посудину, деревня-то вот она, а лезть в воду в начале листобоя даже и по важному делу, никому не охота. А тут добрых с половину четверть тыщи сажён. Лошадей для переправы пришлось расседлать и вытащить грызла. Андрей всё порывался перебраться на тот берег вплавь. Еле Угрюм его удержал. "Ондрей Михалыч, студёно, реку перелезем, огонь надоть разводить, греться. Больше времени упустим. Не уйдут они далёко."
И действительно, не ушли. Алёшка вернулся с отроком, тот указал, где лодка спрятана. Мужиков, гонящих табун, было десяток, половина татары. Смотрели с опаской, но без боязни. Чуяли за собой силу. Все были при саблях, татары и с луками. "Великого князя люди мы." громко сказал Андрей, "Сеунщики. Грамота при нас, и от хана тож, чтоб препятствий не чинил никто, а помогал. Вы чьих будете?" И, строже. "Без Мяскяюгя барабыз. Олы Мёхяммят Боерыгы Буенча." Татары переглянулись. "Да продлятся годы его, Алла аны сакласын." Ответил, видно старший у них. Угрюм, подобравшись и пружиня ногами, будто готовясь к драке, негромко, чтоб те не слышали, сказал. "Ондрей Михалыч, того знаю, Плишка Образцов, у Фетки Дубенскаго, дьяка шемякина, коновод. Они, точно."
Потом, сидя у котла, вечеряли, Андрей, не могя сдержать радости, выговаривал Плишке, зачем не таясь шли, пошто ругались с татарами, слышно ж дураков за версту. Бигичёвы ж люди, побросав всё, даже и коней, ушли вниз по Оке, предупредить посольство об отпуске Великого князя из полона. Алёшку сразу отрядили назад, к великокняжескому поезду, а нужные люди там Оку перекроют, и перекрыли под Дудиным монастырём, пришлось Бигичу с Фёдором Дубенским назад ворочаться. Угрюма Андрей отрядил в Муром, к тамошнему воеводе. На случай, если Бигич вернётся, не рискнув сплавляться. "Коней в Муром гони." Почуяв плишкину неуверенность, распоряжался Андрей. "Тотчас собирайтесь." Плишка только головой кивал, помня Угрюма. Сам Андрей пошёл вверх по реке, смотреть посольство.
Угрюм, чуть прищурясь, слушал муромского воеводу. Василий Иванович Оболенский был мужичина крепкий, такого в один замах не возьмёшь. За странный взгляд, один глаз у него был много светлее другого и почти неподвижен, мальчишкой ещё наткнулся играючи на ланец, прозывали его Косым. Это он, вместях с Андреем Голтяевым прошлой зимой на Листани убил царевича Мустафу, сына Улу-Мухаммеда, и взял много полону.
"Вот что", воевода бросал слова резко, "В Нижний им не попасть мимо людей Великого князя, кони посольские здесь. Пока они думать будут, как дальше быть, мы их тёплыми возьмём."
Ладью нагрузили съестным и бочонками с мёдом. Угрюм сел гребцом с людьми воеводы, управились бы и без него, молодцы были на подбор, да Угрюм скучать не любил, и воевода не препятствовал. Посольские посудины обнаружились к вечеру, стояли у берега, на лугу горели костры, готовились ужинать. Большая часть людей загодя сошла на берег, неча пугать дозорных многолюдьем. Угрюм оставался на вёслах до последнего и встретил Андрея уже ночью. Тот объявился муромским, узнав сыновца воеводы Василия Ивановича. Дело спроворили без них, было кому. Подпивших посольских повязали и повезли в Муром.
Великий князь сидел за столом и тяжело дыша, смотрел на стоящего на коленях посерёд горницы Фёдора Дубенского. От лютой ненависти не мог говорить, голос срывался в визг, пальцы мяли шемякину печать. Всё, всё было так. Дмитрий желал Великого княжения и готов был за ради того и на братоубийство. Дьяк заслужил жизнь, сохранив всё лихо против него, писанное в грамоте Дмитрием к Улу-Мухаммеду. Пусть живёт. Пересилив себя, кивнул. Дьяка подняли, увели. "Что с Бигичкой делать будем, и людьми его?" Осторожно спросил Василий Иванович. "Ты скажи там, пущай завтрева во Владимир собирают, во Владимир еду..." помолчав, ответил князь. И ещё помолчав. "Дмитрей, в ненависти своей, повелел Бигича убить и людей его. Пусть хан узнает."
И совсем уж после. "Концы в воду."
Ссылка на другие статьи в том же духе )))
Буду рад комментариям ))) если было интересно ставьте лайк и не забывайте подписаться
Желающие могут посодействовать автору материально 😉
https://yoomoney.ru/fundraise/1N01JQP4Tfs.230314
или альфа банк 2200 1523 3511 6904 Алексей С