– Даша – это ты? – я едва узнаю в стильной высокой молодой женщине свою бывшую воспитанницу театральной студии.
– Да, это я, Ольга Витальевна! Очень рада Вас видеть!
– Я тоже! Какая ты стала красавица! – откровенно любуюсь ею. Стройная фигура, стильная стрижка светлых волос, безупречный макияж, легкий летний костюм.
– Как ты, Даша? Наверняка, замужем? Что окончила, где работаешь?
Она говорит, что с супругом растят дочку, затем называет факультет технического университета и производственный отдел известного в городе предприятия.
Меня это удивляет.
Девочка в школьные годы была гуманитарий, даже стихи писала, а какие трогательные сказочные образы создавала на сцене, что никого в зале не могла оставить равнодушным. Отлично помню, как играла падчерицу в спектакле по пьесе Маршака «Двенадцать месяцев». Я – достаточно требовательный педагог и никогда не захваливаю детей. Как для школьников, так и для взрослых есть правило – выдашь хорошую порцию восхищения, актер расслабится, и в другой раз большого успеха не будет. Недаром же многие мои знакомые, работающие в драмтеатре, отмечают, что второй спектакль после удачной премьеры часто бывает хуже.
Но Дашина игра в спектаклях заслуживала самых высоких похвал. Сердце моё ликовало. ...Много детей прошло через студию, Каждый год с сентябре набирала новичков – десятилеток, а в мае устраивала выпускной для тех, кто осилил программу четырех лет, но, к сожалению, поцелованных в макушку Мельпоменой было очень мало. Подобное было всюду. Художественные школы, например, оканчивают тысячи учащихся, но только единицы становятся настоящими художниками. У меня ситуация была хуже. В ту же художку принимали после вступительных экзаменов, а согласно уставу нашего учреждения в кружки принимали всех желающих без каких-либо испытаний, только для вокальной студии было сделано исключение – туда записывали по итогам прослушивания. Ко мне иногда приводили детей с тихим голосом, чудовищной дикцией, и которые даже у доски боялись отвечать. "Позанимайтесь с сыном, - просили мамы. - У вас учат сценической речи, и смелости!"
Мне хотелось крикнуть мамаше, что если в дошкольном детстве не водили малыша к логопеду, если он у доски не отвечает, а на сцене по взмаху волшебной палочки вдруг заговорит, так что услышат двести зрителей в зале? Хотелось сказать, что занимаюсь с группой первогодок 4 часа в неделю (таков приказ начальства), а в мае должна выдать на суд администрации спектакль, хоть тот же «Кошкин дом», а если все время буду сидеть и заниматься с вашим сыном, что получится? Учащиеся разбегутся, группу закроют, меня уволят! Но я только объясняла, что ребенок нуждается в услугах логопеда, я этим не занимаюсь, нам надо ставить спектакли с хорошо говорящими детьми.
С Дашей мы решили дойти до ближайшего кафе, поговорить, на улице было шумно. Шла рядом, а в голове продолжали клубиться мысли. Вспомнилась мамаша, которая привела в студию глухого сына, но мне не сказала. На негласном прослушивании он довольно бойко прочёл стишок и рассказал о себе. А когда начались занятия, вел себя так, словно никого не слышал! Весь в себе! На третьем занятии сообщил, что ему надо говорить громко, в ухо, потому что плохой слух. Я была в шоке. ...Вызвала маму. Та ничуть не стесняясь, при сыне сказала: «Да он у меня – дитя аборта! Сходила на чистку, а живот стал расти. Думала, поправилась. А потом срок большой был, так и родился».
Конечно, ребенка жалко, но веди его туда, где слух не имеет большого значения, например, в кружок выжигания, а на сцене, если ребенок не слышит партнера и режиссера, что ему делать?
А какое было счастье, если приходили ученики, у которых был актерский дар от природы! Заниматься с такими было настоящим удовольствием, смотреть игру в этюдах, на репетициях спектакля было невыразимым счастьем. Не надо было все подробно разжевывать о сверхзадаче, предлагаемых обстоятельствах, отношению к героям и тому подобное. Они схватывали на лету, понимали с полуслова, по движению моих пальцев корректировали линию поведения, и это были не профессиональные актеры! Это были дети от десяти до четырнадцати лет в основных группах и до шестнадцати лет в творческой.
Стоило взять вот такой девчонке, поцелованной Мельпоменой, карандаш , и через две секунды на сцене уже была настоящая фея с волшебной палочкой или дирижёр, с упоением руководивший оркестром. Бросаешь старую шапку на колени, она вскакивает на стул, кричит, визжит, округлив от страха глаза, и веришь, трижды веришь, что шапка – не головной убор, а крыса. Однажды одна из таких талантливых подготовила дома этюд «Живая вещь». Что обычно оживляли дети? Какие вещи становились героями мини – представлений? Грустная парта, исписанная учениками, школьный рюкзак, кресло в доме, в которое садился воображаемый толстый хозяин, ваза с цветами, игрушка, оставленная под дождем, звенящий будильник. …Из года в год живые вещи повторялись, а Женя «оживила» царский кушак, лежащий под стеклом витрины в музейной комнате, пояс, помнящий хозяина – грозного царя. Это было неожиданно и талантливо!
Даша была по натуре нежнее, деликатнее, трогательнее буйной фантазёрки Женьки, которая в двенадцать лет могла сыграть любую роль из детских спектаклей, как положительную, так и отрицательную. Мачеха получилась из нее потрясающая! У Даши, возможно, получилось бы создать образ Мачехи, но ей бы пришлось перешагнуть через себя, поэтому ей подходили роли Золушки, Мари из «Щелкунчика», Настеньки из «Морозко». И как она сыграла эту Настеньку в первый же год! Некоторые коллеги, видевшие спектакль, потом признавались, что смотрели на девочку и не могли сдержать слёз. Как говорил педагог в нашем культпросвете, если к горлу подошёл комок, и мурашки побежали по коже, значит, это не фальшивка, а настоящее искусство. От созерцания Настеньки в некоторых эпизодах у меня бежали мурашки по плечам и спине, а сердце замирало. Я смотрела на сцену, и хотя был знаком каждый поворот головы и жест, но весь репетиционный марафон вылетал из головы! Сопереживала вместе с юными зрителями, сидящими в зале, и каждое слово, каждый взгляд Даши – Настеньки, Даши – падчерицы, Даши – Золушки находил отклик в сердце, отправляя в детство, в сказку, в волшебный мир...
Надо сказать, что сначала я не умела так смотреть на своих юных актёров. Первые три года работы в ЦДТ я сидела перед высокой сценой рядом со звукооператором за столиком с пьесой в руке и следила за текстом или находилась за кулисами, в любой момент готовая подсказать любому воспитаннику, если от волнения мог забыть слова. Но за пять лет ни разу не пришлось подсказать. Мы играли премьеру лишь тогда, когда отлично знали не только слова, а всё, что касалось ролей...
Однажды директор распорядилась перед премьерой, чтобы я сидела не перед сценой, а в середине зала, рядом с ней и наблюдала за игрой своих актеров.
Сразу отдала один экземпляр пьесы старосте группы, поручила следить за текстом, а перед выходом на сцену отдать тому, кто останется за кулисами. И потом, в течение многих лет, назначала суфлеров за кулисами, которым тоже не приходилось подсказывать, но все первые премьеры смотрела из глубины зала, и это было счастьем.
Премьеры…Их около сотни, и многие остались в памяти. Не стерлись в течение многих лет.
Мы выбираем столик у окна. Я спрашиваю о дочке, она с энтузиазмом начинает рассказывать о ее успехах в художественной гимнастике. Говорит Даша громко, напористо. В голосе слышны интонации ее мамы - прораба на стройке. Затем спрашивает, работаю ли по-прежнему в Центре творчества. Я отвечаю утвердительно и говорю, что начала писать воспоминания о студийцах прошлых лет и о ее работе на сцене напишу непременно.
– Прошло столько времени, и Вы помните мои роли в сказках? – спросила недоверчиво Даша.
– Отлично помню! Это было замечательно. Я боялась перехвалить, но после каждого спектакля хотелось скупить все цветы в киосках и завалить тебя букетами.
– Да вы что? Это правда? – прижала ладони к щекам. – Вам так сильно нравилась, как я играла?
– Конечно.
– Не думала, что готовы были завалить цветами…
– Я не имела права сильно выделять вас с Женей. Другим было бы обидно. Я в первую очередь была педагогом, а потом уже восторженным зрителем. Но думаю, ты помнишь, при разборе спектаклей, не давала тебе указаний, не делала замечаний. Ты была суперорганичной, настоящей, не прибавить, не убавить. Если другие , бывало, не доигрывали, Женя иногда переигрывала, то ты была маленьким чудом вашей группы. Мне казалось, непременно свяжешь свою жизнь с творчеством.
И тут вспомнила Дашину маму – худую, носатую, черную, громкоголосую. Она работала прорабом. Стиль общения с суровыми мужчинами не меняла и при разговоре с другими людьми. Как-то после прекрасного выступления дочери она поймала меня за кулисами, попросила уделить ей десять минут. С удовольствием согласилась, хотя в гримуборной ждали дети.
– Ольга Витальевна, – сказала она громко. – Я привела к вам дочь не просто так. В детском саду это была такая тихоня, такая серая мышка, об неё только ноги не вытирали! Однажды мою дома в ванной, вижу, вся спинка в синяках! Оказывается, ее ногами пинал на участке сын няньки. Воспитка не видела. Лясы с другой точила. Потом всем небо в алмазах показала! Больше синяков не было. Но поняла, мою рохлю заклюют в жизни. В первом классе клевали, да учительница заметила, защитила. А кто потом будет защищать? Сейчас такая жизнь! Если ты слабак, тебя затопчут. Театральный кружок помогает преодолеть страх перед зрителями. Она стала смелее уроки у доски отвечать, стихи выразительней читать, лучше учиться. Но прошу Вас, дайте роль, где бы показала другой характер, нападала, играла злобу, ненависть! Это ей в жизни пригодится. А то в ваших пьесах она всё уси - пуси. Слезу выжимает. У вас мальчишек мало. Дайте мужскую роль. Какого-нибудь властного царя – самодура. Разбойника, наконец! Ей характер надо закалять. Помогите мне!
Просьба поразила. Я начала лепетать что-то про женственность, трогательность, кротость, доброту – как самое ценное, составляющее будущее девушки, женщины, мамы. Уверяла, что не для чего делать прекрасную девочку мужеподобной, что вокруг и так хватает молодежи с речью и манерами, когда не поймёшь, кто перед тобой, парень или девушка, что Дашина индивидуальность, её внешние и внутренние данные, её золотая душа – редкое сокровище...
Мать не смогла скрыть разочарования и сказала на прощание: «Жалко, что мы не поняли друг друга».
– Даша, а кто выбирал для тебя вуз после школы? Мама?
– Бабушка! Она всю жизнь проработала технологом в цехе. Ее, – она усмехнулась. – Даже вышестоящее начальство боялось.
– А ты тоже технолог?
– Да. Пошла по стопам бабули, – ответила уже без энтузиазма.
– И тебя тоже начальство боится?
– Если бы. …Меня и подчиненные не всегда слышат.
Взгляд погрустнел. Она смотрела в окно. Красиво, изящно подносила к губам чашечку с кофе, отпивала маленькими глотками, забыв о пирожном, лежащем на белой с золотистой каёмкой тарелочке…
………
Потом перевела взгляд на меня и сказала: «Когда-то я мечтала учить детей театральному искусству, как Вы. …Но дома не смела даже заикнуться об этом...»
Из цикла рассказов на основе реальных историй «НАШИ МАСКИ».
Т. Синькова.
(Перепечатка только с разрешения автора)
Рассказ по мотивам воспоминаний педагога. Спасибо за оценку, дорогой читатель.