Шаман рода остяцкого
Двухмачтовый дощаник вошёл в прозрачные воды реки Оби. Ветер, лениво играющий парусами, сник окончательно, и матросы, чертыхаясь, сели на вёсла. Академический отряд учёных Второй Камчатской экспедиции Беринга подходил к Сургуту.
— До чего, друг мой Йоганн, всё же прекрасна сибирская природа! — с восторгом произнёс Миллер, рассматривая в подзорную трубу приближающийся берег.
— Соглашусь с вами, Герхард! А сколько интереснейших растений скрывает тайга, одному Богу известно…
Первый рассказ из этой серии читайте ЗДЕСЬ
— Понимаю вас, друг мой! Вам уже невтерпёж покинуть судно и отправиться в леса. Меня же мучает сильнейшее желание наведаться в летнее стойбище остяков. Взгляните, а вот и Сургут! — Миллер протянул трубу другу.
Свисающим кончиком от нашейного банта Гмелин протёр окуляр и посмотрел в сторону берега, на котором возвышалась крепость.
Судно причалило, и под грохот барабанов люди сошли на берег. Воевода, по просьбе друзей, поселил их в избе ближе к лесу.
— Пожалуйста, господа, как изволите, — сказал он. — Но у нас хоть на центральной площади живи, хоть у тайги, расстояния недалёкие.
— А сколько отсюда вёрст до летних пастбищ остяков? — спросил Герхард. — Нам туда надобно наведаться.
— Не скажу вам, господа, — ответил воевода. — Остяки — народ кочевой. Зимой-то всё время под боком. А летом… Без провожатого не найдёте. Но, коль задумаете идти, скажитесь накануне. Есть у нас проводник, человек смышлёный, тайгу знает, да и остяки его принимают с добром.
— Насколько мне известно, они всех принимают с добром. Удивительно мирный народ, — поддержал разговор Йоганн.
— Вы, несомненно, правы, милостивый государь, — согласился воевода. — Но что касаемо меня, то я опасаюсь их обрядов. Шаман у них аки чудище! Ежели молвит, так оно и сбывается. Да и нехай с ним! Располагайтесь, а я пойду, хлопот у меня достаточно.
— Подождите! — Герхард остановил воеводу. — Может, мы, не откладывая, отправимся к остякам завтра?
Он посмотрел на Гмелина.
— Вы не возражаете, друг мой?
— Конечно же, нет, — ответил Йоганн.
— Пожалуйста, господа! — воевода развёл руками. — Завтра на заре отправлю к вам проводника с подводой.
Утром друзья вышли из дома и уселись на покрытую мелкими трещинами скамью.
— Мне чудится, Герхард, или воздух наполнен неприятным запахом? — спросил Йоганн.
— Да, друг мой, правда. И что удивительно, его приносит ветер со стороны тайги. Он явно природного происхождения. По возвращении от остяков надобно отправить в лес рудознатцев за исследованиями.
Вскоре подъехал проводник. Он ловко соскочил с повозки и поклонился.
— Я до вас, господа! — доложил он, сминая в руках потрёпанный картуз. — Воевода приказали доставить вас к остякам.
— Правильно приказали, — усмехнулся Гмелин. — Как величать тебя?
— Никифор.
Друзья с интересом рассматривали его яркую одежду: лапти пеньковой верёвки, зелёные ситцевые шаровары и красный кафтан, подпоясанный широким кожаным поясом, украшенным остяцким орнаментом.
— А возчик-то наш франт! — шепнул Йоганн Миллеру.
— Да, — многозначительно хмыкнул Герхард, — аляповатый наряд! Поедемте уже...
Проводник взмахнул поводьями, лошадь фыркнула и, задрав голову, тронулась с места.
На стойбище остяков наткнулись вёрст через двадцать.
— Повезло нам! — обрадовался Никифор, спускаясь с телеги. — Не успели ещё вглубь тайги уйти. Обычно, если начинают бродить, сразу и не найти.
Женщины и дети обступили повозку. Они были очень похожи друг на друга. Высокие лбы, чуть нависшие над раскосыми глазами, загорелые лица с загрубевшей от ветров кожей и тонкие, застывшие в улыбке губы. Яркие сарафаны, расшитые бисером, платки с бахромой, цветастые широкие пояса придавали одежде праздничности. Мальчишки, похожие на маленьких мужичков, были не такими нарядными, но и их накидки украшали разноцветные орнаменты, вышитые по краю капюшонов. Кочевники с интересом разглядывали непрошенных гостей и тихо переговаривались, поглядывая на чумы.
— Главу рода ждут, — пояснил Никифор. — А вот и он!
К ним медленно приближался старик. Шёл он насупившись, едва склонив голову, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, словно недовольный, разбуженный медведь. Расчёсанные на прямой пробор длинные седые волосы были затянуты в тугую косу с вплетённой в неё красной ниткой.
Завидев его, все мгновенно стихли.
Старейшина оглядел гостей и произнёс:
— Знаю, что с миром прибыли и вовремя. Располагайтесь!
Он махнул рукой в сторону длинного деревянного стола, стоящего около одного из чумов.
— Что значит вовремя? — спросил Йоганн.
— Шаман сказал, что, когда солнце будет в зените, люди пожалуют чужие, но не будет у них дурных мыслей, — ответил старик.
— А он откуда прознал? — удивился Йоганн.
— Ему ворона сказала.
— Ворона?
— Да, — коротко ответил глава и направился к столу.
— Герхард, я не ослышался? — шепнул Йоганн. — Ворона сказала?
— Да, мой друг, — закачал головой Миллер. — И мне уже не терпится поговорить с этим шаманом.
Старик подошёл к столу и остановился.
— Обедать будем, — заявил он и уселся на скамью, покрытую оленьими шкурами. Гости переглянулись.
— Обычай такой, — пояснил Никифор. — Путника надо сначала накормить, а только потом разговор затевать. Остякам нет разницы: барин ли, мужик ли, все за одним столом едят.
Рядом полыхал костёр. Колышущиеся на ветру языки пламени скользили по закопчённым стенкам закреплённого на треноге большого котла, в котором бурлила, дразнящая ароматом мутноватая жижа. Женщины начали накрывать на стол. Свежий, чуть подгорелый хлеб на закваске из оленьей крови, напитки из морошки с листьями брусники, травяной чай и множество тарелок с рыбой: сушёной, варёной, вяленой и сырой. Потом подали варёную оленину. Мясо дымилось и, отделяясь от костей, распадалось на небольшие кусочки, которые медленно остывали и покрывались тонкой плёнкой золотистого жира.
После обеда учёные посмотрели, как обустроено жилище остяков и, усевшись на траву, принялись записывать в тетради интересные истории, которые им поведал глава рода.
— А где остальные мужчины? — спросил Гмелин.
— С оленями ходят, — ответил старик.
Он посмотрел на солнце и добавил:
— Пойдёмте к шаману!
Шаман ждал гостей в чуме, покрытом берёстой. Он сидел с закрытыми глазами на устланном шкурами полу и курил трубку с длинным мундштуком, инкрустированным узорами. Шаман глубоко затянулся и выпустил дым через нос. В воздухе застыл тяжёлый дух пряной травы. Миллер закашлял. Вещун, словно очнувшись ото сна, вздрогнул, открыл глаза и указал гостям на пол. Когда все уселись, он отложил трубку, принюхался и нахмурил седые, взъерошенные брови. Затем ткнул пальцем в Никифора и громко сказал:
— Пусть выйдет!
Проводник недоумённо посмотрел на него и обвёл взглядом остальных.
— Пусть выйдет!
Никифор покачал головой, пятясь вышел из чума и сел у входа на пень.
— Дурной человек, и помыслы его дурные. Хитрый как лис. С улыбкой клинок точит! — изрёк шаман. — Что прознать хотите, путники? Судьбу вашу или ещё чего?
— Старейшина молвил, якобы ворона рассказала, что мы сегодня приедем. Правда ли это?
Шаман медленно поднял с пола небольшую тарелочку с чёрными сушёными грибами и протянул её гостям.
— Будете? — спросил он, и снова закрыл глаза.
Герхард потянулся к угощению, но Йоганн перехватил его руку и замотал головой.
Вещун сунул гриб в рот и начал медленно жевать.
Учёные переглянулись. Пару минут сидели молча.
— Когда-то давно ворона была белой, — забормотал шаман. — И жила она с человеком в чуме. Но наступили трудные времена. Людям не то что её кормить — самим есть нечего стало. И отправилась ворона на поиски пищи. Недолго она кружила, увидела падаль, наклевалась и вернулась обратно. Посмотрели на неё люди и удивились: улетела птица белая, а вернулась чёрная. А когда узнали, что наелась она падали, выгнали прочь из чума. Потому что, как бы ты ни бедствовал, а до низости такой опускаться нельзя. Прогнать прогнали, а она всё равно возвращается и весну с собой приводит. А ко мне прилетает, коль вести есть разные. Язык её мне понятен.
Герхард вопросительно посмотрел на Йоганна.
— Грибы? — прошептал он.
Гмелин кивнул. Шаман открыл глаза.
— Зачем шипишь, как змея? — спросил он. — Нет в тебе ничего плохого. Ты не такой, как все, и друг твой не такой. Обмана не любите, и сердца добрые. Много пользы людям делаете, а помнить вас будут и после кончины вашей. А то, что про судьбу свою знать не желаете — правильно. Коль наперёд знать, что будет, не своей дорогой пойти можно, в надежде избежать горя. Но тщетно это, не уйти от судьбы.
— Нам бы обряд какой посмотреть или ритуал, чтобы другим рассказать, — попросил Герхард.
— Каждому обряду своё время. Не буду я понапрасну многоликого Бога Турум беспокоить. Да и не для чужих глаз они.
— А как тебе удаётся язык зверья и птиц понимать? — не унимался Йоганн.
— Это любой может, — улыбнулся шаман и взял ещё один гриб. — Для того чтобы понимать зверей, надо научиться понимать людей. Жить надо с Богом в сердце, в мире с природой и самим собой. И у людей, и у животных одинаковые души. Мы рождены для творения добра, а все беды земные — от алчности и зависти. Люди не завидуют уму, а завидуют лишь богатству. Остяки не такие. Мы довольствуемся тем, что имеем, и большего нам не надо. И от этого мы в единении с природой, которая даёт нам и кров, и корм. Народ наш ни с кем никогда не воевал. Нам не нужны чужие земли, тайга — наш дом. А она большая, всем места хватит. Мне олень говорил, что когда-нибудь на земле для всех наступит Божья благодать. Олень это точно знает, ведь он спустился с небес.
— Интересно, очень интересно, — задумчиво произнёс Герхард. — А как узнать, что это произошло? Ведь для многих людей, владеющих богатством, и сейчас всё прекрасно. Для них благодать — это власть, деньги и слава.
— Безграничная власть и несметное богатство — это результат воровства, предательства и зависти! — ответил шаман. — Когда главным для всех людей станет доброта, милосердие и сострадание, тогда и наступит время благоденствия. И когда это наступит, я первым узнаю об этом.
— Как? — удивлённо вскрикнул Йоганн.
Вещун взял трубку и высыпал из неё остатки золы. Снова наполнил чашу травой и поджёг её веточкой, которой зацепил огонь из горящего светильника.
— В последнее время в краях наших немало кочующих путников появилось. Идут они по земле сибирской из города в город. Многие приходят ко мне, и каждому я даю золотой самородок. Для любого шамана золото не ценно, а вот для людей… Я прошу путника передать его от меня шаману рода остяцкого в другом поселении, и чтобы тот через других кочевников передал золото следующему шаману, а тот следующему. И если все исполнят мою просьбу, то когда-нибудь самородок вернётся ко мне и круг замкнётся. Вот это и будет означать, что наступила Божья благодать.
— Почему? — спросил Герхард.
Вещун затянулся и выдохнул дым.
— Много лет я проделываю это, но пока ни один самородок не вернулся, а это значит, что люди не исполняют мою просьбу и кто-то оставляет золото себе. Значит, не исчезли ещё на земле пороки и не пришло время созидания.
— А золота много на землях сибирских? — поинтересовался Герхард.
— Много. Когда я иду в тайгу поклоняться многоликому Турум, олень всегда со мной. И коль начнёт он бить копытом и землю ковырять, значит там и надо смотреть, — ответил шаман, отложил трубку, вытащил из кармана небольшой мешочек из тонкой оленьей кожи и достал из него самородок размером с перепелиное яйцо.
— Передайте это шаману в первом же городе, что ляжет на вашем пути, — продолжил он. — И скажите ему, чтобы передал дальше.
Вещун протянул мешочек Миллеру.
— Всё, — сказал он. — Вам пора идти.
Шаман закинул в рот гриб, закрыл глаза и лёг на шкуры.
Учёные переглянулись и вышли из чума.
— Долгонько вы говорили! — Никифор поднялся с пня и водрузил картуз на голову. — Припекло меня солнышко.
— Возвращаемся! — коротко ответил Герхард.
Остяки сделали подарок — загрузили в телегу мешок с вяленой рыбой и попрощались с гостями. Повозка отправилась в Сургут.
До дома добрались ближе к ночи. Солнце давно зашло, и поднялся холодный ветер. Герхард запрятал мешочек с самородком в дорожный сундук, запер его на висячий тяжёлый замок и накрыл камышовой циновкой. Через ушко ключа продёрнул пеньковую верёвку и повесил его на шею.
— Так-то понадёжнее будет, — заключилон.
— Смотрите, Герхард, не натрите шею! — усмехнулся Йоганн, а то придётся вас потом травяными компрессами мучить.
Наутро Миллер собрал рудознатцев.
— Господа, — началон, — вы, несомненно, заметили неприятный запах, который приносит ветер из тайги. Запаситесь приборами и терпением и изучите этоявление. Всё, что касаемо непривычных для нас фактов, вносите в тетради свои и записывайте каждый шаг, не упуская ничего. Что-то подсказывает мне, что вонь эта неспроста! А вы, друг мой Йоганн, чем намерены заняться?
— Отправлюсь с рудознатцами, надобно гербарий пополнять.
— Прекрасно! — похвалил Герхард. — А я опять примусь за рутину — буду допоздна переписывать архивы.
Гмелин вернулся к закату. Подойдя к дому, он замер: распахнутая дверь раскачивалась ветром. Йоганн забежал в комнату. Крышка сундука была открыта, замок с оторванным язычком и циновка валялись на полу. Рядом были разбросаны вещи, хранившиеся в сундуке.
— Бог мой! — воскликнул Йоганн и склонился над пустым сундуком.
В комнату вошёл Миллер.
— Что происходит? — недоумённо спросил он.
— Герхард, нас обокрали! Самородка нет!
— Неприятно, очень неприятно! — процедил Герхард и сел за стол. — Кто же, кроме нас, знал о нём?
— Никто, — ответил Йоганн и уселся напротив друга.
— А Никифор?
— Вряд ли он слышал. Шаман тихо говорил.
— Ну, знаете, друг мой, всякое может быть. Да и кроме него некому. Толмач с вами весь день провёл. Только Никифор и остаётся, — предположил Герхард.
— Я бы всё-таки не торопился напраслину бездоказательно наводить, — усомнился Йоганн. — Сам воевода его рекомендовал. Что делать-то будем?
— К шаману завтра поедем.
— С Никифором?
— Нет. Сами остяков найдём. Да, горько всё это, горько!
Друзья уже собирались расходиться спать, как Миллер спросил:
— Знаете ли вы, друг мой, что рудознатцы изведали?
— Простите, Герхард, запамятовал я со всей этой суетой. Предполагают они, что в землях газ природный имеется и просачивается он из недр, от него и вонь сия. А в ложбине немного жидкости нашли, похожей на горное масло, что вам ранее встречалось.
— Неужто то же, что Василий Прончищев на Таймыре нашёл и в Якутске мне передал?
— Говорят, что похоже. Завтра пробу возьмут, ныне не успели, темнело уже.
— Наиприятнейшая новость, друг мой Йоганн, скажу я вам. А теперь давайте спать. Утром надобно ещё возницу с повозкой сыскать.
К стойбищу подъехали вовремя: остяки готовились к переходу на новое место. Люди разбирали чумы и складывали их на сани. Олени, покачивая ветвистыми рогами, бродили рядом и щипали спелую траву. Серый лоснящийся мех переливался в солнечных лучах. Шею каждого украшал глиняный колокольчик, висящий на кожаном шнурке. И колокольчики, иих язычки были разных размеров и толщины. Стоило оленям качнуть головой, как со всех сторон раздавался разноголосый переливчатый звон, разлетающийся по лесу удивительно чудной музыкой. Увидев учёных, остяки бросили работу и обступили их.
— Нужна наша помощь? — спросили они.
— О нет, благодарю! — ответил Миллер. — Нам срочно нужен шаман.
— Пойдёмте, — кивнул головой глава.
Шаман всё так же сидел на шкурах. Он раскачивался из бока в бок и монотонно напевал.
— Быстро вы вернулись, — прервался шаман. — Ворона даже не успела предупредить.
— Неприятность у нас случилась, — начал Герхард и рассказал вещуну о произошедшем.
Шаман молча поднялся, достал из сундука мохнатую волчью шкуру с крупной головой и расстелил её на полу.
— Волк, по нашим поверьям,всегда укажет на вора, — сказал он. — Выйдите, мне надо говорить с ним.
Друзья вышли. Через небольшую щель они хорошо видели, что происходит в чуме.
Шаман лёг на шкуру и начал что-то нашёптывать на ухо волку. Потом он ненадолго наклонился к его пасти, прислушался и утвердительно закивал головой. Усевшись на колени, вещун крикнул:
— Войдите!
Учёные зашли.
— Указал волк на вора. Я ужезнаю, кто он, но вам не скажу.
— Почему? — удивился Йоганн. — Мы немедля сообщим воеводе. Вор возвратит самородок и будет обязательно наказан.
— Не будет, — ответил шаман. — Его уже нету рядом, он в тайгу ушёл. Братья волка сами найдут вора. А теперь идите своим путём,многоликий Турум будет оберегать вас.
— Очень интересно, друг мой! Как мы узнаем, что вор пойман? — спросил Герхард, когда учёные усаживались в телегу. — Ежели волки сами искать его будут.
— Да, забавно! Должно быть, выследят и к воеводе приведут, — улыбнулся Йоганн. — А вы заметили, что остяки и летом на санях передвигаются. Может, и нам так сделать? А какие замечательные колокольчики на оленях! Под такую музыку можно балы проводить.
— Думаю, друг мой, что идею вашу, пересесть в сани летом, в Академии наук высмеют, — улыбнулся Герхард. — А что касаемо колокольчиков, так это не для красы сделано, а чтобы оленя заблудшего всегда в тайге сыскать можно было, да и зверьё лесное звуки распугивают. Но мелодия их действительно великолепна!
— Трогай! — приказал вознице Йоганн.
Кучер присвистнул, и лошадь, высоко поднимая ноги, нехотя двинулась в путь.
На заре учёные, рудознатцы и охранник отправились в лес. Пройдя пару вёрст, они спустились в ложбину.
— Вот! — рудознатец показал на маленькую лужицу возле старой сосны.
Герхард наклонился и зачерпнул склянкой чёрную маслянистую жидкость. Затем сунул в неё палец и понюхал его.
— Поджигали? Горит?
— Да, профессор, горит!
Лицо Миллера просветлело.
— Поздравляю вас, господа! — торжественно сказал он. — Это нефть! Такая же, как на Таймыре. Надо без промедления сообщить в Петербург. Уникальное место мы посетили! Ежели природный газ сам вырывается из почвы, в ложбинах течёт нефть, а олени копытами выбиваю из земли золотые самородки, у этого края большое будущее. Сдаётся мне, что с Божьей милости да через открытия наши богатейшим городом станет Сургут.
— Смотрите, смотрите! — перебил друга Йоганн.
Все замерли. На краю оврага стоял крупный, поджарый волк. Его серая густая шерсть торчала дыбом. Охранник, не сводя глаз с хищника, начал медленно снимать с плеча ружьё. Миллер жестом остановил его и тихо спросил:
— Что он держит в зубах?
— Тряпки какие-то яркие, — ответил Йоганн. — Не могу разобрать.
Волк тряхнул головой, открыл пасть, и тряпьё полетело вниз. Зверь задрал морду к небу, надсадно завыл, повернулся и неслышно ушёл.
Йоганн поднял еловую ветку и разворошил тряпки — это были окровавленные, разорванные вещи Никифора: зелёные ситцевые шаровары и клочок красного кафтана.
Герхард закрыл лицо руками.
— Господи! — сказал он. — Без дрожи невозможно представить, как они его рвали!
— Жутко! — согласился Йоганн. — Волки по-своему наказали вора и сообщили об этом нам. Пойдёмте отсюда, я не могу на это смотреть!
Учёные Герхард Миллер и Йоганн Гмелин стояли на борту двухмачтового дощаника.
— Как же я люблю пребывать в дороге! — с восторгом сказал Йоганн. — Особенно когда идём по воде. Сколько красот вокруг можно обозреть!
— Соглашусь с вами, друг мой, — поддержал Герхард. — Что ни говори, а щедра на красоты земля русская!
Влажный ветер ласково нежил паруса. Сначала легонько, будто играючи. Но его порывы становились всё сильнее и сильнее. Поддавшись игре, паруса встрепенулись, надулись, и судно, слегка покачиваясь на воде, отправилось в дальнейший путь.
Рассказ "Шаман рода остятского" из книги "Дорогами земли русской"
Все рассказы из книги читайте ЗДЕСЬ