Тигран Мансурян родом из семьи репатриантов — родился в Ливане, а в 1947 году переехал в Армению. Окончил Ереванскую консерваторию, а в девяностые годы ХХ века был ректором этого учебного заведения. Сегодня Тигран Мансурян — один из наиболее исполняемых современных композиторов Армении. Авангардная техника музыкального письма в его творчестве соединяется с традициями национальной музыки. С большим пиететом Тигран Мансурян относится к творчеству великого Комитаса. Композитор много работал в кино. Список фильмов, к которым Тигран Мансурян написал музыку — безграничен. «Осенняя пастораль» Михаила Вартанова, «Мы и наши горы» Генриха Маляна, «Танго нашего детства» Альберта Мкртчяна. Но, пожалуй, главная композиторская киноработа Тиграна Мансуряна — музыка к фильму Сергея Параджанова «Цвет граната». О том, как создавалась партитура к фильму и рассказывает Армянский музей Москвы.
В рамках многолетнего интервью для книги, опубликованной в одном французском издательстве, Тигран Мансурян рассказывал, что «Параджанов — невероятно интересная личность огромного обаяния — поэтическая натура, кинематографист».
Тифлис, по мнению композитора, издавна славился представителями местной армянской культуры. От Саят-Новы и Овнатаняна — до Рубена Мамуляна, Арама Хачатуряна и Параджанова. «Одни творили далеко от родного города, другие внесли важнейший вклад в его культурную жизнь». В интервью мастер вспоминает, что над фильмом «Цвет граната» он работал в 1969 году. Когда Параджанов показал картину, Мансурян, по его словам, тут же понял, что надо делать.
«Самый обыденный бытовой предмет Параджанов поставил на пьедестал и взял в рамку кадра. Я должен был то же самое сделать со звуком. Взять бытовой звук и поднять его. Взять звучание народных инструментов, взять слово — армянское, грузинское, азербайджанское — из тех языков, на которых пел Саят-Нова. Эти звуки нужно было приподнять, поставить в новое, необычное положение. Дать им новую жизнь, новый смысл. Вырвать их из текучести и перевести в другую реальность. Вырываешь из контекста несколько звуков, ставишь в связь с другими живыми звуками. Изымаешь звуки из привычной логической последовательности, выстраиваешь новую последовательность — и, как это ни удивительно, они получают возможность образовать новую логическую цепочку и зажить новой жизнью. Например, короткая фраза, сыгранная на таре на фоне звона колокола. Или два вида барабанов. Небольшой ударный инструмент, записанный на близком расстоянии, и другой — большой, записанный в помещении с сильной реверберацией. Короче говоря, музыку нужно было извлечь из бытовой среды и приподнять, поместить в рамку, переосмыслить, как делал Параджанов с вещами. Он соединял в кадре несколько вещей. Рыба, сосуд
Мансурян говорит, что к моменту окончания съёмок фильма он уже знал о французской «конкретной музыке» [Пьер Шеффер, Пьер Анри — Прим.ред.]. «Конкретная музыка» — направление, возникшее после Второй мировой войны и состоявшее в использовании для композиции звуков и шумов реальной жизни. Авторы называли музыкальные аудиозаписи «консервированной музыкой» и утверждали, что классика для этой цели не годится, нужна другая музыка, которая, в отличие от классической, может рождаться и существовать только на кассете или другом носителе. Поэтому им необходимо было создать особый звуковой мир, соответствующий технологии звукозаписи.
Трейлер к фильму «Цвет граната» в котором отчётлива синергия режиссёра и композитора
Основы этой «конкретной музыки», как говорит Мансурян, были ему известны. На этих принципах он и построил работу в «Цвете граната». Сам фильм его, безусловно, обогатил — композитора отмечал, что кое-что впоследствии проявилось и в его сочинениях, но в таком опосредованном виде, что непросто осознать связь с фильмом. «Наверное, это были отголоски тех радостных впечатлений, которые я получил во время работы над “Цветом граната”. Я счастлив, что в тридцатилетнем возрасте мне эту работу доверили», — делится тёплыми воспоминаниями Мансурян.
Композитор говорит, что ему довелось близко познакомиться с Сергеем Иосифовичем Параджановым. Они общались и в Киеве, и в Тифлисе, и до ареста, и после освобождения режиссёра. «Говорят, в его творчестве, в его кадре есть музыка. Да, у него есть пластика, которая достигает уровня музыкальной пластики. Это не музыка, это, так сказать, “параджановизм”. Он создавал вокруг себя магическое поле», — рассказывает Мансурян о своём восприятии Параджанова как режиссёра.
«Так бывает, когда ты пьешь и пребываешь в состоянии радостного опьянения. Наутро у тебя в крови, в обонянии память о вчерашнем пире. Это не похмелье, нет. Это Восток и радостные, светлые воспоминания. То же самое происходило, когда ты вечером общался несколько часов с Параджановым, а наутро чувствовал внутри “параджановизм”. Он воздействовал на людей, практически все подпадали под влияние этих вибраций», — продолжает рассказ Мансурян.
По воспоминаниям Мансуряна, существовали пробные съемки к фильму «Цвет граната». Композитор не знает, где они сейчас, но предполагает, что скорее всего, не сохранились.
«Это было нечто! Уже не нужно было никакого монтажа. То, что считалось пробами, представляло собой самостоятельные гениальные фильмы. В определенном смысле даже более тонкие и чуткие, чем сам окончательный, отшлифованный вариант. Здесь было девственное отношение к этой эстетике — самое начало работы. Помню виденные мною кадры — минуть пятнадцать или больше. Настоящий шедевр», — рассказывает мастер.
Композитор также вспоминает, что Параджанов очень хотел экранизировать эпос «Давид Сасунский». Это должно было стать новым этапом в творчестве — из камерной ситуации, из жизни придворного поэта выйти в эпическую сферу, к эпическому уровню.
Интересно рассуждает композитор о таланте и о армянских корнях — в целом. «Если приходит талантливый армянин, он приходит со своей миссией. Без миссии таланта нет. Если он пришел с миссией, с внутренней программой, он не уйдет отсюда, никакие технические новинки не изменят его пути — он будет служить Комитасу, тысячелетней армянской музыке. Если человек пришел в искусство без внутренней программы — это не талант. Просто бывают умелые люди, которые могут притворяться. Я верю в предназначение таланта. Потому что корни наши очень сильны».
Эти слова применимы и к самому Тиграну Мансуряну, ведь вся его творческая биография — непрерывные ступени развития.
Как известно, после консерватории Мансурян постоянно занимался самообразованием и скоро понял, что это учиться — удел на всю жизнь. Он очень любит композиторов, которые до конца жизни остаются учениками. У них постоянно открыты окна для изучения нового, как у великого Игоря Стравинского. Биографы отмечают, что в последние годы жизни Стравинский переписывал от руки, как ученик, партитуры старых мастеров.
Интерес к армянской народной песне, к духовной музыке у Мансуряна постоянный. Если говорить о его любимых композиторах, то первым был Комитас. Потом, в ранние школьные годы возникла любовь к музыке Арама Хачатуряна, она продолжается до сих пор. Он слушаает и Шостаковича, которым увлекся ещё в ереванском музыкальном училище. Было увлечение Стравинским, Бартоком, Хиндемитом, Новой Венской школой — Шенбергом, Бергом, Веберном. Потом Булез, Штокгаузен. Был продолжительный период увлечения Клодом Дебюсси. Позднее возник интерес к старинной европейской музыке: Монтеверди, Джезуальдо, Шютцу. «Когда увлекаешься новой музыкой, это естественно и органично ведет тебя к старинной добаховской музыке».
Комитас для Мансуряна, как не устаёт утверждать в многочисленных интервью юбиляр — важнее и ближе других. Он признаётся, что любит его слушать, изучать, анализировать глубже и глубже.
Обложка: classicalmusicnews.ru
На основе материалов электронной версии журнала ANIV
