Сашка допускал существование Бога и чертей, но верить в них у него не было повода. Зато имелись веские основания, чтобы стать фаталистом.
От природы ему досталось красивое мужское тело, с глубокими черными глазами, тонким волевым ртом, высоким лбом, и черепом гордого долихоцефала, под которым таился потенциал высокого интеллекта.
Но в раннем детстве он заболел полиомиелитом и, когда инфекция отступила - он навсегда потерял ноги: они повисли как сухие плети и перестали чувствовать. Просто отсохли, как говорят в народе.
Как все дети он рисовал в альбомчике свои фантазии и впечатления, размашисто орудуя цветными фломастерами, но уже знал, что он не такой как все - он инвалид, так ему выпало. Почему, за что - совершенно непонятно и никто не объяснит. И при этом ещё надо как-то умудриться быть счастливым, потому что есть мама, для которой он невероятно важен и без него она просто не сможет дальше жить.
Быть счастливым в ничтожных обстоятельствах самый сложный навык смелого человека - он как талант бойца или музыканта дается не каждому, но при сильном намерении - каждый может его взять сам, если не сдастся. И у Сашки получилось. Он принял свою участь и научился наслаждаться жизнью - ходил на руках, постоянно шутил, свободно рассуждал о танцах и сексе, не давая окружающим ни шанса его пожалеть.
В награду мир привел к нему Надежду. Не аллегорическую надежду чудесных снов о выздоровлении, а реальную земную девушку - с точеной фигуркой, рыжим хвостом на затылке, в который она искусно вплетала бисер, и несгораемой любовью к аргентинскому танго. Её страстная романтичная натура могла увлечься любым красавцем, но в Сашке она нашла родственную душу идеалиста без иллюзий и они сблизились - стремительно, просто и совершенно необратимо.
Конечно, ей пришлось выслушать много бесполезных и обидных слов о том, что она не должна, что губить свою молодую красоту она просто не имеет права - ей нужна нормальная семья и дети. Но она не могла его бросить и двигаться дальше - хотела быть рядом. Хотела, чтобы он продолжал жить, хотя врачи заранее установили границу - люди с таким диагнозом как у Сашки редко переживают 21 день рождения.
Сашкины родители купили им однокомнатную квартирку на первом этаже и были очень деликатны - приходили часто, но только по договоренности. Они уютно её обставили, сделали ремонт в ярко синих тонах - это был цвет глаз его Надежды и отражение моря, которого он никогда не увидит.
Надо же было так умудриться - родиться в Якутии, в блокадном кольце ледяного белого, но все время грезить миром теплой синевы - и не впадая в отчаяние.
У них часто были гости, да и сам Сашка любил бывать на людях, гулять, болтать, угощать чаем, обсуждать прочитанное. Инвалидная коляска была для него не позорным крестом, а чем-то вроде лошади, о которой он постоянно придумывал остроумные шуточки.
Тут уж, естественно, постоянно была борьба за обустройство пандусов - она шла в комплекте с его живой натурой. И привычка инвалидов прятаться от людских глаз, чтобы просиживать жизнь в четырех стенах, была постоянной темой его страстной риторики - он опровергал эту наклонность, как жалкое признание собственного ничтожества и сражался с ней улыбаясь.
Вся интеллигенция маленького городка знала Сашку по имени и уважительно здоровались.
Иногда, когда речь шла о вещах остро недоступных, и Надежда со всей пронзительностью осознавала, что её самая простая мечта никогда не сбудется - не станцевать ей танго с любимым, она резко отворачивала голову, сдувая слезу, выкатившуюся без приглашения. Позволить себе громко и отчаянно реветь и жаловаться на несправедливость они не могли. Тут достаточно одного раза - и отчаяние понесется лавиной.
Поэтому я никогда, а мы дружили много лет, не видела эту пару в дурных чувствах. И это не потому что не было причин, просто они хотели быть людьми на все сто, просто старались. И поэтому были для меня как флаг, как клятва, которую я тоже должна держать, не смотря на окружающую меня ледяную пустыню и огромную тоскливую луну, заглядывающую в душу как медведь шатун.
Сашка умер в 27. За год до смерти он стал каким-то очень сосредоточенным и все время был занят - работал бухгалтером на важного коммерсанта. Но на мой день рождения всё же приехал, хотя за окном хлестал дождь и ехать надо было часа полтора.
Мы говорили о четырех истинах пути чая: гармонии, уважении, чистоте и концентрации. Разумеется без всякой восточной чопорности и симметрии, чисто по-русски бросаясь друг в друга конфетными фантиками и смехуечками.. Он подарил нам с мужем чайный сервиз с драконами на две персоны.
Драконы голубые... От этого сервиза сохранилось всего одно блюдце - 16 лет прошло... Но это такая мелочь для вечности.
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко,-
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
1909 год Осип Мандельштам
Наталия Артемьева