И знаете, что я сделала?
Конечно же, я украла деньги! Новые, деноминированные, первые постсоветские 220 р.
С этого и начались мои преступные инциденты с деньгами, которые продолжались более десяти лет. И сейчас, как бы мне ни было стыдно признаваться в этом, я считаю важным о них рассказать. Чтобы переосознать, переосмыслить и разобраться, принять для себя сей факт - да, я крала у родителей деньги, чтобы получить любовь, которой мне не хватало.
Как именно?
А так. Конечно же, моей краже предшествовал разговор с бабушкой с просьбой купить сникерс. Бабушка отказала без объяснений. Просто потому, что в нашей семье вообще не было принято что-то объяснять и разговаривать с детьми, как с соображающими людьми. Нет - и все. Поэтому в моей жизни долгое время не было третьего варианта - типа подождать, подумать, поискать варианты, договориться… Просто нет - и все. Вследствие чего, как опытный психолог, я могу теперь понять, что происходило - желания или автоматически запихивались на дно психики, даже не имея шанса быть распознанными - иначе будет больно до слез от осознания, что я даже желать чего-то не имею права, или же единственный возможных выход, когда уже ну никак невозможно терпеть напряжения от нереализованных потребностей - это преступный путь.
Не обязательно он был через воровство.
Он мог быть через обман - одолжить денег и не вернуть, потому что нет реальных источников дохода, например. Это сейчас, во взрослой жизни. Взять кредит и рискнуть всем - да пофиг! Да я справлюсь! Да сделаю как-то, только дайте, чтобы я уняла уже этот невероятный зуд, ведь я не могу больше терпеть того, что оказывала себе всю жизнь в своих желаниях! Уж если оно вылезло - не важно какое, главное реализовать скорее, а то я точно умру!
То есть вся моя жизнь делилась на две стадии (маниакально-депрессивные, биполярные, да?) - либо я мертва, так как не слышу себя и своих чувств, своих потребностей, потому что невыносимо их чувствовать и не понимать, не иметь инструментов для их реализации, а быть зависимым от других людей и быть жертвой их манипуляций, или напротив - манипулировать ими и обманывать их - также невыносимо. Либо какое-то одно или несколько таких желаний во мне прорываются, как взлетевшая крышка на банке, как взорвавшаяся кофеварка, как ядерный взрыв с цепной реакцией - и пизда всему. Потому что сознание мое уже не здесь, разум просто не способен уместить в себя такое количество сдерживаемой ранее энергии, и остановить жадность и обжорство, порожденные нечеловеческим голодом души. И тут все инструменты идут в ход - законные или незаконные. Уговаривания, причем и людей, и самой себя, убеждения, просьбы, унижения, схемы и махинации - все что угодно. Это похоже на любую зависимость, потому что ей и является. Пожалуйста, все что угодно, только дайте мне реализовать мои желания! Выпустите меня на волю!!!
В такие моменты я превращалась в животное. В яростную бестию. Мои родители боялись меня. Я была способна на что угодно, и если до 16ти лет они еще как-то могли давить на меня силой, эмоциональным насилием, авторитетом и диктатурой (и это я не про бабушку с дедушкой, а про маму с папой), то с момента, когда я покинула родной дом и уехала учиться в Москву, им было проще согласиться. Было ли это полезно для меня? Нет.
Это порождало чувство одиночества. Невероятного, вседозволенного, бессмысленного одиночества.В прямом смысле безграничного. Как это ни было странно, но мне очень хотелось, чтобы в моей жизни появился строгий и суровый, дисциплинирующий меня учитель, который проявлял бы свою любовь ко мне сдержанно и раз через десять, но зато справедливо, и это давало бы мне фундаментальную, понятную, основательную и понятную, очень желанную опору на ограничения, на границы. Ведь я ненавидела границы - но не все, а только бессмысленные, тупые, похожие на устаревшие и неадекватные законы и запреты, делающие из любого, на кого они направлены, кусок безумного мяса, неспособного понимать, рассуждать. Обыдляющие и обесчеловечевающие правила и ограничения, созданные умерщвлять и создавать серую, гомогенную массу с дерьмом вместо мозгов.
Кому из вас хотелось такого учителя? Нет - Учителя. Сенсея. Благородного Мудреца, которому ничего от вас не надо - а это важно. Который требует, не потому что ему что-то от вас нужно, который не отыгрывает на вас свои комплексы и не желает возвыситься за ваш счет. Который лишен эгоистических желаний, а если и имеет их, то четко их осознает и контролирует - что дает вам еще большую опору и понимание, принятие своих качеств и сознательное, зрелое управление ими.
Учитель, которому можно доверять безраздельно, но который не требует этого доверия от вас. Он настолько целостен и могуч, как великий Отец, архетипический Зевс, лишенный уничтожающих замашек, конкуренции со своими детьми и учениками и уверенный в себе настолько, что готов взрастить кого-то, кто станет больше его, и в этом его путь и смысл, и он согласен со своей судьбой.
Конечно же, среди моих родителей таких учителей не было. По крайней мере, что обидно вдвойне, не для меня. То есть сейчас, глядя на прошлое с осознанием настоящего, я вижу, что все мои члены семьи, бабушка и дедушка, отец и мать - все они являлись Учителями. Но мне суждено было пройти путь отчуждения, чтобы найти в себе то, что я обязана найти и за чем я выбрала прийти в это воплощение.
Я реализовывала свои желания только через разрушение. Я приходила в полнейший аффект, способный разрушить окружающий мир, если я не приводила его в струю исполнения намерения. Остановить меня в такой момент было подобно смерти. Это как лишить монашку долгожданного оргазма. Как сорвать чих или сладкий зевок, только умножьте в тысячу раз. В такой момент я могла убить, и я знала об этом, и у меня выработался невероятно мощный механизм осознанности и управления своими эмоциями и действиями именно благодаря таким аффектам. И моему отцу.
Мало того, что он всегда был причиной таких ситуаций - с насмешкой он доводил меня до состояния, когда я бросала в него чайники, кофе летал по кухне и пачкал потолок, у нас в доме не было ни одной чашки с целой ручкой, а мама устала доставать новые сервизы из шкафа. Однажды я даже запустила в него телевизором и поняла, что в таком состоянии происходит невероятный выброс адреналина, и мои мышцы обретают нереальную силу. Перед глазами вот-вот упадет черная пелена, и как-то я даже ударила отца в глаз - когда он, пьяный, вернулся ночью домой, и начал биться в железную дверь домофона, от которого у него не оказалось ключей. Мы жили на 2м этаже, и пока я, 13-летняя девочка в желтом платьице и в мягких тапках в форме Гуфи, спускалась по лестнице вниз, мое бессилие, страх за маму, которая всегда включала беспомощную жертву и в рыданиях бегала по квартире, переросли в геометрической прогрессии в дикий бесконтрольный импульс гнева, вспышкой ярости превратившийся в мой кулак. Одной рукой я открыла дверь, а другая рука, преодолев в доли секунды сомнения и мысли, просто прилетела в глаз отцу. Он, между прочим, огромная туша КМС по вольной борьбе, просто гора мышц, способная уничтожать, летел в ночи на меня со скоростью и ускорением, способными снести меня и превратить в лепешку. Но у меня не было ни сомнений, ни мыслей - только ярость, пришедшая справиться с другой яростью.
Он упал. Я молча подняла его и отвела домой.
Утром он проснулся с огромным фингалом. Мой отец был бойцом, и если на него и нападали, то только с битой или топором, что было не раз в те неспокойные времена. Но ни разу ему не оставляли фингала, потому что никогда он не пропускал прямого удара, в каком бы состоянии ни находился. Он спросил у матери - кто его побил? И она сказала, что то была я, его дочь. Сначала он не хотел верить.
Да, в ту ночь я была в опасности. Но после нее я получила три дара, которые не раз пригодились мне в жизни - умение управлять своим аффектом, понимание и доверие своей силе и уважение своего отца - уважение на равных, после которого он не выводил меня из себя, а только учил, как с этим управляться.
Моя жизнь похожа на сборник историй, в которые никто не верит. Но сейчас я подумала - а какая разница, верят или нет? Это же такое развлечение.
И я реализовала свои желания, до которых мне удавалось достучаться, с такой дерзостью, рвением и на пределе возможностей и нервных сил, готовая на все, потому что я знала - если я сейчас не сделаю, то потом не смогу. Утону в своем малодушии, слабости, страхах и сомнениях, придут другие и отговорят, усомнятся, украдут. Лишат энтузиазма, счастья, радости и наслаждения от процесса. Поэтому моя жизнь превратилась в “вопреки”, в разрыв шаблона, в назло. Девочка-назло - я даже такое эссе потом написала.
Конечно, в этом было много хорошего - такой драйв, адреналиновый наркоман, столько героизма, жертвенности и замашек победителя, которого не судят. А на самом деле - это сброс ответственности. Я так сделала, не потому, что хотела, а потому что меня заставили сопротивляться все эти нехорошие люди.
Какое отношение все, что я вам здесь рассказываю, имеет к 120 миллионам евро, которые я получила в дар?
Имеющие терпение, дослушают мой рассказ и поймут, что самое непосредственное. Чмок.
Я была таким - избегающим типом. Я взяла за пример отношение к жизни моего отца. Мужское, во многом, отношение. Мне было сложно отказать людям, поэтому я саботировала ситуацию, либо исчезала, либо создавала такую историю, чтобы меня безусловно возненавидели, посчитали какой угодно плохой в моем понимании - необязательной, безответственной, я не брала трубку, обещала и не выполняла, и если бы я была мужчиной, то оказалась бы стойким мудаком. Я могла ни с того ни с сего разорвать связь с человеком, не подозревающим о том, что я больше не хочу с ним общаться - хотя до этого ничего не предвещало разрыва. Я была чрезмерно открытой вначале - подпускала слишком близко, открывалась, привязывала, молчала и показывала свое расположение. А потом мне резко надоедало, мне не хотелось выставлять границы и становиться агрессором, поэтому я просто трусливо смывалась. Я могла уехать, например, в другую страну, уйти гулять в другую сторону на всю ночь, демонстративно исчезнуть и выставляла прочие негативные разрушительные сценарии. При том, я делала это, чтобы так не сделали со мной первой. Осознавая, какую дикую боль мне принесет такое обращение, я вообще редко вступала в отношения с людьми - в любые. Но мне было просто необходимо быть привязанной, поэтому когда я срывалась и снова шла в люди, со мной все шло по одному и тому же идиотически закрепленному сценарию. Потом уже началось такое, что я заранее знала, что иду в отношения, понимала, чем это кончится, то есть делала это осознанно. Не то, чтобы я ничего не могла с собой поделать - я очень старалась. Я работала с психологами, с терапевтом, сама с собой.
Таким образом, годам к 35ти, я поняла, что деньги для меня - это любовь. Замена, суррогат, наркотик, временно вызывающий ощущение любви и принятия. Причем, что удивительно - или не очень, что на самом деле я не хотела замечать - так это моей привычки “красть любовь”. Как это выражалось?
На самом деле вопрос намного глубже, чем может показаться на первый взгляд, и я прекрасно понимала, что пока не разберусь в нем, не поставлю все точки над и не только в голове, но и в привычках, мне сколько денег ни дай - я их спущу, как алкоголик, как наркоман, как любой зависимый от секса, от отношений, от чего угодно другого человек. Я зависима от чужой любви - вот какое осознание меня накрыло. От одобрения, от поощрения, от родительского восхищения, любви и ласки, от внимания ко мне, которых я не получала от своих родителей - ни в виде разумных границ, ни в виде правил жизни, которые помогли бы мне разобраться хоть немного в отношениях и в каких-то элементарных вопросах, ни в виде разговоров, объяснений, просьб и человеческих коммуникаций, которых меня просто лишили, оставив меня на попечении самой себя и жизни. Я доверяю жизни, но не людям, чье проявление я воспринимаю как непредсказуемое и неадекватное - непонятно, с какой стати кто-то проявит ко мне благодушие, а потом непонятно почему затребует обратно свои дары, или пнет, как пьяный пинает свою собаку сразу после того, как погладит, а потом начинает сразу перед ней лицемерно и слюняво извиняться, от чего еще тошнее и хочется ему въебать… Со мной так вели мои близкие. Поэтому общение в социуме для меня дикий стресс - неопределенность, зависимость, непонимание, тревога и ужас, постоянное ощущение отсутствия твердой почвы под ногами, страх что никому нельзя доверять - все воспользуются, обманут, сегодня улыбаются - и тут же пихают нож в спину, потому что так выгоднее…
Не удивительно, что и я сама не могу дать никому никакой уверенности и веду себя с людьми точно также. Потому как долгое время, пока я была доброй лохушкой, всем помогала, бегала рысью по треугольнику Карпмана, мной без зазрения совести пользовались, не скрывая этого, и в итоге это привело к разрушению моей личности. И потом я и вовсе стала дикой, изолированной внутри себя, осторожной и ненавидящей себя за любое проявление человечности к другим, с подозрением относящейся к любому проявлению человечности в свой адрес, я обожглась на воде, на молоке, на всех возможных жидкостях. И тогда деньги стали для меня буфером - тем самым заменителем жизни, с помощью которого я возжелала оградиться от необходимости исцелять свою боль, а вместо этого защитить себя от любого вида уязвимости, открытости и всего, что являло собой отражение искреннего человеческого счастья.
Украсть любовь - мне всю жизнь потом снились эти жуткие сценарии. Как я ищу.
Ищу по всей квартире - под коврами, в шкафах, в страницах книг. Под тумбочками, в нише под подоконником, в одежде, в антресолях. Во всех тайных местах - каждый раз в новом, и всегда на шухере - вдруг придут родители? Вдруг повернут ключ в двери? Это был самый жуткий звук - звук поворачивающегося ключа, и никто и никогда не мог точно сказать - что последует дальше.
Даже если отец не пьян - то лучше был бы пьян. Кроме тревоги за то, что он мог потерять по пути домой дневную выручку, которую неизменно носил с работы домой, он мог еще и потерять собаку, или нарваться на ментов, или раздать деньги своим знакомым. Типа в долг, который никогда не возвращался.
Потом - хорошо, если он пьян, то лучше бы в стельку. Тогда он просто упадет в коридоре и будет спать, и можно спрятаться в свою комнату. Но когда он проснется, точно будет скандал, участия в котором не избежать. Моя память скрывает большую часть событий как слишком травмирующие, но то, что всплывает - лучше бы не всплывали.
Если он пришел недостаточно пьяным, а тем более трезвым - то точно прицепится к чему угодно. К отсутствию порядка, хотя я убирала квартиру с 6 лет. К отсутствию хлеба и молока, которые должны быть дома постоянно. К отсутствию ужина, хотя я готовила на семью с 7 лет. Даже если все условия соблюдены, все равно он находил к чему прицепиться. Ему было недостаточно всегда. Даже если я делала 9,5 из 10 на отлично, я не получала похвалы - я получала пиздюлей за эти не до конца 0,5, причем несправедливые пиздюли. Он лучше бы умер, но не похвалил меня. Только не в такие моменты. Только никогда.
Я не знаю, как пережила это. Когда я во взрослом возрасте читала книгу про детей алкоголиков, я рыдала на каждой странице. Я размораживала это дерьмо слой за слоем, с каждым новым словом, предложением и абзацем. Я не смогла дочитать, но и остановиться я не могла. Я не могла носить с собой столько ужаса, боли и унижений, хотя тогда я не понимала, или не хотела знать, что это на самом деле такое. Моя семья разложила мое восприятие на шизофреничное “да все нормально!” и “не смей об этом говорить!”, меня однажды чуть не побили, когда я, маленькая, назвала дедушку алкоголиком, потому что он каждый день пил. Мать набросилась на меня, я убежала за печку. Она орала - скотина, немедленно извинись! Как ты можешь такое говорить! А я не понимала, я была напугана и не понимала, что такого я сказала? Ведь взрослые называют алкоголиками тех, кто пьет водку. И я не хотела никого обидеть, я просто назвала вещи своими именами. Я была ребенком. И я попала в их боль, и получила за это я. А моя мать, напуганная и зависимая, срывалась всегда только на детях и выставляла нас на поле боя. Отец бил брата ни за что, я заступалась за брата, получала за это, я говорила что нельзя бить детей, вешала стихи Асадова на видное место, отец срывал их в ярости и снова продолжал бить брата, а я была в ярости от своего бессилия и невозможности заступиться за него.
Оправдывает ли это то, что я крала деньги у родителей?
Нет.
И это для меня важная история. История про то, чтобы принять себя. Ребенка, с очень сильными нравственными качествами, меня, которую отец выставлял в подъезд в водолазке и колготках, и мне было стыдно перед симпатичным соседом, но он не пускал меня домой, мне было лет 11. И у меня тогда началась тахикардия. Я помню тот приступ, когда мое сердце бешено кололитось, возможно это была ПА. Но я тогда была одна, на той площадке, в темноте, потому что тогда крали лампочки из подъездов и их уже никто не вставлял.
Я думала - я точно умру. Мое сердце не остановится, оно будет биться все чаще, и я умру, оно не выдержит. Мне было так одиноко от этой мысли. И я чувствовала себя очень беспомощной. Я рассказала об этом бабушке, и она сказала - это переходный возраст, пройдет. Из-за тахикардии я несколько раз падала в обморок в школе, и не могла долго стоять. И из-за нее же я не смогла сдать выпускной экзамен в музыкальной школе. Я ходила 8 лет в музыкальную школу, я занималась фортепиано, сольфеджио, пела в хоре… Но все это прошло мимо меня. Будто и не было тех часов разучиваний на старинном дорогущем пианино сложных пьес. Оказывается, мама не знала, что я училась в музыкальной школе. Что я ходила в бассейн. Однажды, классе во 2м, я фантазировала о том, что рядом с тренером в бассейне ходит Иисус. И я испытывала тогда невероятную, всеобъемлещую любовь в Богу. Такое чувство, светлое, прекрасное, ведь я училась в гимназии, которую открыли Адвентисты 7го дня.
Правда, в 3м классе пришлось уйти в обычную школу, потому что мама не захотела работать агрономом у них в теплицах. Она бы получала хорошую зарплату, а мы с братом остались бы учиться бесплатно. Но мне было и сложно, и легко одновременно - мне очень нравилось в той школе. Нравились добрые учителя, классная дама, они обе были как ангелами после государственного детского сада, в которым что старая няня с седым пучком-косой, что стервозная молодая воспитательница, что малохольная учительница подготовительного класса - все вызывали во мне ужас и отвращение, и были похожи на жутких киношных ведьм, для меня детский сад был ничуть не лучше концлагеря, в котором со мной обращались как с пленником, издеваясь надо мной и продолжая логично безразлично-пренебрежительное отношение моих родителей. Наверное, хуже всего было то, что такое отношение к себе на протяжении всей “государственной” жизни я испытывала постоянно - кроме той школы. Хотя там меня презирали и отвергали ученики, дети богатых родителей. Наверное, само отношение я бы смогла вынести, если бы оно было равномерно распределенным и справедливым ко всем, но почему-то меня выделяли как козла отпущения и весь коллектив - в том числе и детский - был обращен ко мне с ненавистью, отвращением и я подвергалась эмоциональным гонениям, насилию и абьюзу. Кто говорит, что это не врожденное? Или что отношение к детям их родителей не несет отпечатка отношения к детям от социума?
Ох, как больно мне сейчас писать все это. Но раз уж взялась, то продолжай.
Одиночество и беспомощность, невозможность попросить о помощи и получить ее. Помощь - только за что-то. Любить - только за что-то. И когда в моей семье начали появляться деньги, они стали индикатором того, как обстоят дела на самом деле. А для меня - единственным спасением.
Поэтому я пошла на эти преступления.
Если в целом затрагивать историю отношений с деньгами в моей семье, то все было забавно. Попробую посмотреть холодным взглядом с другой стороны.
Мои родители жили в разводе с того момента, как… Да не знаю я, с какого момента. Но они жили в разводе, у мамы были мужчины, папа их ревновал, несмотря на то, что они не были вместе, кидался на них с топором, кидал камни в окна, после чего я начала заикаться и меня отводили к бабке, которая заговорила меня и я перестала заикаться… Вобщем, психика у меня расшатанная с детства. Я никогда не видела нормальных отношений, не жила в них. И вот мой батя как-то из-за обоснованной ревности чуть не задушил мою маму проводом от торшера, поэтому они развелись. Я видела, как моя мать на коленях и в слезах просила его уйти, хотя надо было слать на хер. Мой дед, деловой директор НИИ, ходил по квартире на заднем плане, а я, лет 3х, смотрела на все это. Была в эпицентре событий и почему-то меня оттуда никто не забрал.
Много лет наша семья была нищей, как и многие советские семьи. Помню, как мой дед ходил охранять баню со шлюхами, вместе с нашей породистой злючей овчаркой. Конечно, для нас, детей, он ходил охранять вертолетную площадку. Отработал, к слову, он недолго - собака порвала вены на лапе, наткнулась на стекло под снегом. Может, это тоже была история для нас, для детишек, а на деле там была бандитская разборка с участием бутылочной розочки, я не знаю… Но точно помню, как наша любимая овчарка, которую я тогда побаивалась, потому что она, как и мои родители, могла неожиданно и без причины куснуть до крови без предупреждения, лежала на желтом кухонном линолеуме в нелепый коричнево-красный цветочек, и из открытой раны даже уже кровь не текла. Собаку повезли к другу-гинекологу, на операцию, и потом отпаивали ее красным вином и откармливали печенью. Это было роскошь по тем временам, но собаки в нашем семействе ценились особо. Дедушка больше работать не пошел - он сказал ну его нафиг, я вам не этот, тут вот это, прислуживать. Нелегко ему пришлось, конечно, из номенклатурной верхушки упасть на самое днище перестроечной мясорубки.
Потому он предпочел нездоровый психологический инцест, как и моя мать. И они уехали в деревню, гонять самогон, выращивать бяш-бараш, строить пристройки и сажать картофель, и огород, будь он неладен, который мы пололи каждое лето, в жару, в самое пекло. Брат, кстати, по-умному слился - прикинулся тупеньким, и когда его попросили прополоть моркву, он и выполол. Всю моркву. Больше его не просили. А я умела отличать культурные растения от сорных, на чем и попалась. Я была не очень умненькой, понимаете? А брат так же “блевал” от ощипки кур - и ему говорили иди давай отсюда, слабак. А я-то нет, я гордо продолжала щипать и потрошить кур, хотя меня тошнило не меньше. “Слабак!!” - думала я гордо, вот так гордо я слила свою жизнь в толкан, когда меня просто пользовали, беря на это вот “Слабо” с мужчинами. Одного я, правда, чуть лопатой не убила, даже почти черная пелена накрыла меня, но тогда подоспел папа и сказал, глядя в мои полоумные глаза - ты что????? Ты что, это пьяный дурачок! Ты сейчас его убьешь, и потом будешь сидеть, оно тебе надо? Пусти его с миром!! И никогда - слышишь??? Никогда не связывайся ни с пьяными, ни с дурачками, а тем более с пьяными дурачками!!!” Папа знал, о чем говорил, и меня хорошо знал. Потому и ушел рано, сердце не выдержало смотреть, как я постоянно то с дурачками, то с алкашами связывалась…
Так вот, возвращаемся к нашим баранам.
Была у нас такая история в детстве, что папа нас постоянно крал. Про украденную любовь, да?
Он жил в квартире аккурат рядом с нашим детским садом. Пока был в разводе с мамой. С ним жил дед, не мой дед, а какой-то левый. Дед и пес, щенок той самой нашей овчарки. Щенка звали Астон, а собаку - Аста. Была такая мода, породистых собак похоже называть.
Папа мой любил собак больше, чем людей, потому что был такой же травмированный, как я. А скорее больше, потому что его мама - другая моя бабушка, прожила ой непростую жизнь, и сама по себе характер имела нордический и свирепый.
Про нее можно написать отдельную книгу, но если кратко, чтобы вы понимали о ком речь - она в 15 лет сбежала с подругой на войну, притворившись 17ти летней. Уехала на фронт на поезде, в кочегарке кидала уголь. Потом проползла до Варшавы ползком весь фронт, потому что была связисткой. В Варшаве познакомилась с поляком, забеременела от него моим первым дядей. Поляк оказался из СМЕРШа, его расстреляли, хотели расстрелять ее беременную, но она уехала - то есть сбежала в Азербайджан, в интернациональное село Ени-Хаят, что значит Новая Звезда. Там, куда сбежались люди из разных народов от справедливого воздаяния и преследований тов. Сталина. Там она познакомилась с моим дедом, бакинским армянином, младшего брата которого задушила в кроватке их мачеха, когда их родная мать, лезгинка, умерла. Дед это видел, но ему поверили все, кроме членов семьи, и он спасался тем, что практически с детства живя по знакомым, и постоянно в страхе смерти.
Продолжение следует.
