29 октября 1957 года Жуков уехал на свою дачу в Сосновку. Он был на грани психологического срыва, о чем он расскажет в 1968 году Константину Симонову: «Когда меня в пятьдесят седьмом году вывели из состава Президиума ЦК и из ЦК и я вернулся после этого домой, я твердо решил не потерять себя, не сломаться, не раскиснуть, не утратить силы воли, как бы ни было тяжело. Что мне помогло? Я поступил так. Вернувшись, принял снотворное. Проспал несколько часов. Поднялся. Поел. Принял снотворное. Опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул… Так продолжалось пятнадцать суток, которые я проспал с короткими перерывами. И я как-то пережил все то, что мучило меня, что сидело в памяти. Все то, о чем бы я думал, с чем внутренне спорил бы, что переживал бы в бодрствующем состоянии, – все это я пережил, видимо, во сне. Спорил, и доказывал, и огорчался – все во сне. А потом, когда прошли эти пятнадцать суток, поехал на рыбалку»[864].
Этот долгий сон избавил Жукова от переживания политического и профессионального линчевания, объектом которого он стал. Действительно, партия мобилизовала все имевшиеся у нее ресурсы на его дискредитацию. Результаты Октябрьского пленума обсуждались в парторганизациях по всей стране. В качестве доказательства вины маршала на них использовались репродукции картины Яковлева, которые напечатали многотысячным тиражом. Высший генералитет заставили обличать своего бывшего начальника, заниматься самобичеванием, доказывая свою верность партии, и рассказывать в частях и соединениях о результатах пленума. Хрущев воспользовался делом Жукова, чтобы укрепить ослабевшую за два последних года власть партии над армией. Армия полностью подпала под опеку внутренних и внешних политических органов. Усилившись в результате этой победы, Хрущев 27 марта 1958 года отправил в отставку Булганина. К своему посту первого секретаря ЦК партии он добавил должность председателя Совета министров, что означало полное подчинение государственного аппарата партийному. Это событие ознаменовало собой окончание борьбы за власть, начавшейся после смерти Сталина.
Осталось известить всех советских граждан о позоре Жукова. За это взялся Конев, подписавший 3 ноября 1957 года длинную статью в «Правде», приуроченную к 40-летию Октябрьской революции. Название было красноречивым: «Сила Советской Армии и Флота в руководстве партии, в неразрывной связи с народом». Первая треть статьи утверждала приоритет партии, ее неразрывную связь с армией, необходимость присутствия в воинских частях политработников. Весь остальной текст – длинная обличительная речь против Жукова, бывшего министра обороны и бывшего заместителя Верховного главнокомандующего страны во время Великой Отечественной войны, объявленного виновным в серьезных недостатках в политической работе в армии, вскрытых пленумом ЦК: «Тов. Жуков, как военный и государственный деятель, неправильно, не по-партийному осуществлял руководство таким сложным организмом, каким являются современные Вооруженные Силы Советского государства, грубо нарушал ленинские принципы руководства Вооруженными Силами. Его стиль руководства фактически был направлен на свертывание партийных организаций, политорганов и Военных советов. […] Он переоценил себя и свои способности, стремился все вопросы руководства Вооруженными Силами решать единолично, не выслушивая мнений других и полностью эти мнения игнорируя. […] Особенно грубые нарушения линии партии были допущены в вопросах воспитания и подготовки офицерских кадров. […] Ошибки т. Жукова по руководству Вооруженными Силами усугублялись его отдельными необоснованными высказываниями по вопросам советской военной науки и строительства Вооруженных Сил. […] Таким образом, речь идет не об отдельных ошибках, а о системе ошибок, о его определенной тенденции рассматривать Советские Вооруженные Силы как свою вотчину. Он не оправдал доверия партии, оказался политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму в понимании важнейших задач внешней политики Советского Союза и в руководстве Министерством обороны. […] В практической деятельности т. Жукова особенно отчетливо проявилась тенденция подчеркивать, что он единственный из советских полководцев, который не имел поражений в Великой Отечественной войне. Это противоречит историческим фактам, и прежде всего тому общеизвестному факту, что т. Жуков занимал пост начальника Генерального штаба, а затем и заместителя Верховного Главнокомандующего в те тяжелые годы, когда Советская Армия, терпя серьезные поражения, отступала в глубь страны. […] В ходе Великой Отечественной войны т. Жуков допускал и другие серьезные промахи в руководстве войсками, что нередко приводило к неудачному исходу операций». Также в статье Жуков обвинялся в том, что он забыл большевистскую скромность и охотно принимал лесть подхалимов, в первую очередь Василия Яковлева, изобразившего его на своей картине сидящим на белом коне, наподобие Георгия Победоносца со старой иконы! Несмотря на очевидный идеологический вред этой картины, Жуков выставил ее в Музее вооруженных сил. И при создании документального фильма про Сталинград «Великая битва» Жуков требовал переписать сценарий, чтобы вставить в него, что это он, вместе с Василевским, разработал план контрнаступления. И даже критика Жуковым культа личности Сталина якобы «была рассчитана не на то, чтобы помочь партии преодолеть отрицательные последствия культа личности, а на то, чтобы возвеличить самого себя».
По свидетельству полковника Стрельникова, Жуков сильно переживал предательство Конева; из-за него он потерял веру в людей[865]. Через несколько лет Конев попытается оправдаться, утверждая, что его заставили подписать уже готовую статью. Но Юрий Рубцов, бывший профессор Военного института Министерства обороны, обнаружил в Архиве Президента РФ адресованное ЦК письмо Конева, в котором он запрашивает одобрения этой самой статьи. Письмо датировано несколькими днями раньше пленума 28 октября 1957 года[866]. Только в 1967 году Жуков вновь заговорит с Коневым и согласится на предложенное тем примирение.
Если ни один из коллег-военных даже пальцем не шевельнул, чтобы заступиться за маршала, простые люди, в том числе ветераны войны и рядовые члены партии, выражали свое недовольство и самой его отставкой, и ее формой, в сотнях писем, адресованных Хрущеву[867]. Даже Аджубей, зять и правая рука первого секретаря, признаётся, что «смещение Жукова не прибавило популярности Хрущеву»[868].
Жуков вышел из своего лекарственного сна где-то около 15 ноября. Он с тревогой ждал, на какую должность его назначат, ведь Октябрьский пленум решил, что он имеет право на новое назначение. Похоже, что эта проблема вызывала в высших партийных сферах сильное замешательство и даже разногласия, что породило многочисленные ложные слухи, вроде этого, переданного Н.И. Пучковым, начальником личной охраны Жукова. Будто бы новый министр обороны сообщил ему о его назначении начальником Академии Генерального штаба. Георгий Константинович, уверенный, что этот вопрос согласован со всеми инстанциями, выразил свое удовлетворение. Однако, неизвестно по чьему распоряжению, данное назначение не состоялось[869].
В конце февраля 1958 года Хрущев принял решение, получившее официальное выражение в подписанном Булганиным 27-го числа того же месяца постановлении Совета министров:
«1. Уволить маршала Советского Союза Жукова Г.К. в отставку, предоставив ему право ношения военной формы одежды.
2. Выплачивать тов. Жукову Г.К. денежное содержание в сумме 5,5 тысяч рублей, оклад по воинскому званию и процентную надбавку за выслуги лет, сохранить за ним медицинское обслуживание и лечение, оплату и содержание занимаемой квартиры (на равных основаниях с маршалами Советского Союза, состоящими на службе в кадрах Вооруженных сил СССР), легковую автомашину для личного пользования за счет Министерства обороны СССР. […] Обязать Министерство обороны СССР предоставить Жукову Г.К. дачу и содержать ее за счет Министерства»[870].
4 марта 1958 года Жуков узнал, что он уволен из армии. Хрущев решил заодно обрубить все его связи с армией, сняв с учета в парторганизации Министерства обороны. В 61 год, после сорока лет жизни, отданных армии, Жуков оказался в отставке. Для него это было страшным ударом, как отмечает его дочь Элла: «Первое время отец надеялся, что не останется не у дел. Ведь ему было чуть за шестьдесят, он сохранил силы и здоровье, стремление использовать свой колоссальный опыт для военного строительства. Однажды, вернувшись домой из института, я увидела отца в столовой. Он сидел в кресле у окна, держа в руках какой-то листок бумаги, и был явно удручен. На мой вопрос: „Пап, что случилось?“ – он ответил, что уже не первый раз пишет на имя Хрущева просьбу предоставить любую работу. Готов командовать округом, готов возглавить военную академию, стать, наконец, рядовым преподавателем. И вот получил очередной отказ. „В настоящее время предоставить вам работу представляется нецелесообразным“, – зачитал он строчку из письма, еще более помрачнев».
Через несколько лет Жуков признается в своем длинном интервью Светлишину: «Меня постоянно угнетало увольнение в отставку, что тем самым я был лишен возможности активно участвовать в жизни Вооруженных Сил. Все маршалы и генералы армии, как говорится, отслужившие свое, находились в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны, и лишь один я был в отставке. Это ущемляло меня и морально, и материально…»[871]
Действительно, маршалы и генералы, достигшие преклонного возраста, включались в Группу генеральных инспекторов и инспекторов Министерства обороны. Эта синекура давала им такие невероятные выгоды, что ее называли «райской группой».
