Петр I не был похож на своих предшественников ни своим внешним обликом, ни живым и открытым характером, ни постоянной жаждой активной и разносторонней деятельности. Он уродился в мать и больше всего напоминал ее брата Федора Нарышкина.
Его высокая, слегка худощавая фигура на целую голову выделялась среди любой толпы. При большом росте ноги его казались тоньше обычного. Густые волосы темно-каштанового цвета, большие черные глаза с длинными ресницами и красивый рот придавали его круглой физиономии приятное выражение, внушавшее уважение к нему с первого взгляда. Однако нередко в минуты волнения или гнева выражение это сильно портили судороги лица, сопровождавшиеся трясением головы. Причиной такого нервного расстройства был либо испуг в детстве во время кровавых событий 1682 г. в Кремле, либо излишние кутежи, повлиявшие на здоровье его могучего организма, а возможно, и последствия одного из боевых маневров его «потешных» войск, когда рвались всамделишные бомбы вблизи юного царя. Государь от природы обладал богатырской силой. Постоянное обращение с топором, молотком и другими ин* с.трументами еще больше укрепило мускулы — он мог! легко свернуть в трубку серебряную тарелку и даже перерезать ножом на лету кусок сукна.
Петр очень редко бывал дома. Рос и мужал он в дороге и на работе под открытым небом, при этом его не смушала плохая погода. За свои 50 с лишним лет он исколесил всю необъятную Русь, от Архангельска до Азова, Астрахани и Дербента, от Невы и Балтики до Прута и Керчи. Не была в этом отношении исключением и вся Западная Европа., т Русский царь побывал в Лондоне, Париже, Амстердаме, Копенгагене и других европейских городах. Такое многолетнее и безустанное странствование развило в нем подвижность и торопливость. Петр всегда и во всем спешил. Даже его обычная походка с привычкой широко размахивать руками была настолько стремительной, что спутники его едва поспевали за ним вприпрыжку.
В сложном характере Петра одновременно уживались противоречивые черты. Когда умерла его мать, он не остался на похоронах, стесняясь своих слез при посторонних, и на третий день в одиночестве на могиле оплакивал потерю близкого человека. В то же время он не боялся при людях принимать участие в диких выходках «всепьянейшего собора».
Известна непритворная простота царя в обращении со всеми окружавшими его людьми. Он по любому поводу и без повода заходил в гости к простым плотникам и матросам, садился за любой стол, играл с боцманами в шахматы, весело танцевал на ассамблеях. Больше всего он не любил чопорность, чинопочитание, родовитую спесь. В делах его не интересовало социальное происхождение человека, его знатность, звание, общественное положение. Для него важно было, чтобы человек, знал, умел и всей душой хотел выполнять порученное ему дело. Сам он на практике знал нелегкую службу матроса, бомбардира, капитана и вице- адмирала. Царь не терпел непослушания, власть его была неограниченной, но вместе с тем он мог внять нелицеприятному, но разумному совету. У Петра выработалась привычка обсуждать с приближенными решения. Это сказалось и в определении порядка работы коллегий, где о делах судили «с совету».
Петр был чрезвычайно скромным и неприхотливым в быту и бережливым до скупости. Государь, которого в Европе считали одним из самых могущественных и богатых во всем свете, нередко ходил в стоптанных башмаках и чулках, заштопанных собственной женой или дочерьми. Дома он принимал посетителей в стареньком халате из китайской нанки, носил простой кафтан из толстого сукна, ездил в таком незатейливом кабриолете, что не каждый купец согласился бы на такой выезд. В особенно торжественных случаях, когда его приглашали на свадьбу, крестины и т. д., царь брал экипаж у генерал-прокурора Ягужинского. Он не любил роскошных апартаментов и больших парадных залов и предпочитал жить в небольших комнатах с низкими потолками — в этом сказывалась привычка к старенькому деревянному домишке в селе Преображенском, где прошли его детство, отрочество и юность* Во дворце Петра не было ни камергеров, ни камер-юнкеров. Прислуга царя состояла из десятка молодых расторопных дворян незнатного происхождения, называвшихся денщиками. По простоте и скромности дворец Петра не шел ни в какое сравнение со знаменитым дворцом светлейшего князя Меншикова — там все удивляло гостей богатством, блеском и роскошью.
Распорядок дня царя во многом походил на распорядок мастерового человека. Он вставал в 4 часа утра, в 6 часов завтракал, в 10 часов принимал чарку водки и крендель на закуску. Обедал в 13 часов, после чего спал два часа. Ел все, кроме рыбы. Любил щи, кашу, холодец, ветчину и жаркое.
Бережливость Петра иногда доходила до курьезных случаев. В одну из проверок придворных расходов царь заметил, что фрейлинам его жены отпускается много ягод, изюма, миндаля и восточных сладостей. Сократив эту статью расхода, он присовокупил: «Бабам сколько сладкого ни дай, все приедят; после занемогут, надобно будет лечить и платить за лекарство». Но если дело касалось политических или престижных соображений, Петр не жалел материальных затрат. Так, в последние годы своей жизни он не поскупился создать для Екатерины I многочисленный и блестящий двор, устроенный на немецкий образец. Двор русской царицы не уступал в пышности любому западноевропейскому двору. И все же бережливость оставалась одной из важных черт характера Петра. Когда доходы государства возросли до 10 млн, на содержание двора тратилось не более 50—60 тыс. руб. в год. После себя он оставил в казне сбережений на сумму 7 млн руб.
Петра отличали постоянная любознательность, желание многое увидеть, понять и сделать самому. Если он не спал, не ехал куда-нибудь, не пировал со своей компанией, то непременно что-нибудь осматривал или строил. Известно, что Петр владел 14 ремеслами, но больше всего любил корабельное дело. Даже государственные заботы не могли помешать ему, если представлялась возможность поработать топором на верфи. Бывая в Петербурге, Петр каждый деяь на час-другой наведывался в Адмиралтейство. Будучи лучшим корабельным мастером в России, он мог бы сам построить корабль от его основания до разных мелочей.
Царь охотно занимался хирургической и зубоврачебной практикой. Заболев недугом, требовавшим хирургического вмешательства, приближенные старались скрыть это от Петра, ибо тот не мешкая являлся с инструментами и приступал к операции. Современники говорили, что благодаря активности государя-лекаря у Меншикова к 27 годам не осталось ни одного зуба. После Петра, утверждали они, остался целый мешок с выдернутыми зубами — результат его многолетней лечебной практики.
Чрезмерная любознательность Петра порой удивляла и даже пугала простых людей своей необычайной странностью. До нас дошла история с девицей Марией Гамильтон, внучкой Артамона Матвеева, воспитателя и приемного отца царицы Натальи Нарышкиной. Выделяясь среди придворных женщин легкомыслием и красотой, она ненадолго увлекла Петра. Потом, когда он перестал обращать на нее внимание, вела себя далеко не лучшим образом — встречалась с денщиками царя и даже крала у царицы деньги и драгоценности. Следствие и допрос в присутствии самого государя решили ее судьбу — 14 марта 1719 г. в белом шелковом платье, отделанном черными лентами, она поднялась на эшафот. Петр присутствовал при казни. Когда топор палача сделал свое дело, он запечатлел последний поцелуй на посиневших губах бывшей фаворитки, перекрестился и удалился.
При всей противоречивости и сложности характера Петр был в то же время очень цельной натурой. Служению государству он подчинил свою жизнь. Его деятельность и все начинания были нацелены на процветание, усиление могущества Отечества.
Непросто сложилась семейная жизнь Петра. Как известно, все началось с того, что царица Наталья Кирилловна, стараясь угомонить сына, поспешила женить его и в 1689 г. неудачно выбрала ему в жены Евдокию Федоровну Лопухину. Недалекая, воспитанная в небогатом боярском тереме по стародавним канонам Домостроя, Евдокия не сумела понять и привязать к себе Петра. Отець скоро он охладел к своей скучной и ревнивой супруге. Неприязнь царя к нелюбимой жене еще больше усиливали родственники Евдокии, враждебно относившиеся ко всем увлечениям и начинаниям Петра.
Часто бывая в Немецкой слободе, царь там не только весело проводил время, но и многому учился. Франц Лефорт, верный и непритязательный друг Петра, в 1692 г. познакомил его с дочерью немецкого виноторговца Анной Монс. Красивая, всегда веселая и находчивая, она с первых встреч увлекла Петра. Скоро между ними установилась открытая регулярная связь, продолжавшаяся около десяти лет. В 1698 г. Евдокия Лопухина была пострижена в монахини, после чего Петр имел серьезные намерения жениться на своей Анхен. В Немецкой слободе рядом с лютеранской кирхой для Анны Монс был выстроен кирпичный дом по голландскому образцу, в восемь окон на улицу. На Кукуе этот дом называли «царицын дворец», а сама Анна стала богатой и знатной персоной. Но у нее не хватило ума и характера остаться верной подругой Петра. Во время его частых и длительных отлучек она не умела занять себя делом, скучала и в конце концов изменила царю с прусским посланником Кейзерлингом. Петр не простил измены, сказав: «Чтобы любить царя, надлежит иметь царя в голове», и приказал содержать свою бывшую фаворитку под домашним арестом. Кейзерлинг на встрече с Петром и Мен- шиковым испрашивал разрешения жениться на Анне Монс. Царь не пожелал говорить об этом, Александр Данилович обозвал Анну «подлой публичной женщиной», а слуги избили посланника и спустили его с лестницы. В 1711 г. Кейзерлинг все же женился на Анне, но через полгода после этого умер. Анна осталась с двумя детьми, пыталась второй раз выйти замуж. В 1714 г. она умерла от чахотки.
В 1703 г. Петр встретил у Меншикова молодую женщину, которой суждено было стать его второй женой. О ее происхождении ходили разные версии. По одной из них, она была дочерью лифляидского дворянина и его крепостной служанки, по другой — являлась уроженкой Швеции. Наиболее достоверная ее биография сообщает о том, что родилась она в апреле 1684 г. в семье литовского крестьянина Самуила Скавронского. При рождении была названа Мартой. Мать ее сравнительно рано овдовела, переселилась в Лифляндию, где отдала свою дочь в услужение сначала к пастору Дауту, а потом в семью пастора Глюка. В этой семье Марта научилась грамоте, рукоделиям и "ведению хозяйства. В Ливонии она вышла замуж за шведского капрала Рабе, который на другой день после свадьбы был отозван в свой полк. Марта осталась служанкой у пастора Глюка. В 1702 г. при осаде Мариенбурга русскими войсками попала в плен. Сначала пленница досталась русскому унтер-офицеру, а потом перешла к фельдмаршалу Шереметеву. Скоро ее заметил Меншиков:, и, как ни упирался фельдмаршал, ему пришлось уступить Данилычу свою послушную и ласковую «экономку».
Встреча с Петром окончательно определила необыкновенную судьбу Катерины Василевской, как называли Марту у Меншикова. Красивая и неглупая, скромная и общительная, наделенная цветущим здоровьем и большой физической силой, она сразу стала необходимой для государя. По его первому зову Катерина готова была вместе с ним преодолевать многие сотни верст бездорожья и без особого труда переносить все неудобства изнурительной походной жизни. Живо интересуясь делами Петра, она могла в любую минуту посочувствовать и помочь, удержать и успокоить его, если он находился даже в состоянии страшного гнева. Неудивительно, что царь полюбил эту женщину, уважал ее и заботился о ней. Это видно из многочисленных писем Петра. В одном из них государь писал, в частности: «Катеринушка, друг мой сердешненький, здравствуй! ...только в палаты войдешь, так бежать хочетца — все пусто без тебя» 211.
В 1708 г. после крещения в православную веру бывшая Марта Скавронская стала называться Екатериной Алексеевной. Такое отчество она получила потому, что ее крестным отцом был царевич Алексей, впоследствии ненавидевший свою мачеху.
За время совместной жизни у Петра и Екатерины было одиннадцать детей, но в живых остались лишь две дочери — Анна, родившаяся 27 марта 1708 г., и Елизавета, родившаяся через год с небольшим — 18 декабря 1709 г.
В 1711 г. Екатерина сопровождала царя в Прутском походе. Как всегда, она стойко сносила тяготы походной жизни. Напомним, что царица без колебаний предложила все свои драгоценности Шафирову для облегчения его переговоров с турецким визирем и своей находчивостью поддержала Петра в трудную минуту. После этого похода 19 февраля 1712 г. был официально оформлен церковный брак Петра с Екатериной. Таким образом, их внебрачные дочери Анна и Елизавета становились законными членами царской фамилии.
После смерти малолетнего наследника Петра Петровича в 1719 г. царя неизменно занимала проблема престолонаследия. В 1722 г. он объявил новый Устав о наследии престола. Этим актом отменялся «недобрый обычай», заключавшийся в том, что старший сын царя автоматически наследовал престол. По новому Уставу «правительствующий государь» сам назначал себе преемника. Этот важный закон имел и весьма существенное дополнение: государь мог изменить ранее принятое им решение, если наследник не оправдывал возлагавшихся на него надежд. Придавая большое значение этому государственному акту, Петр потребовал клятвенного обещания от всех своих сановников выполнять его неукоснительно и безоговорочно.
Итак, Петр мог теперь по своему усмотрению выбирать себе преемника. Но беда заключалась в том, что выбор был чрезвычайно узок. Внук Петр Алексеевич порой обнадеживал, выказывая определенные способности. Однако имелись вполне обоснованные опасения, что он не сможет воспринять деяния деда и пойдет по порочной дороге своего отца. К дочерям своим, Анне и Елизавете, Петр относился с трогательной любовью, но полагал, что они не могут быть преемницами его грандиозного дела, требовавшего опытной и твердой руки. К тому же Анна была уже объявлена невестой герцога Голштинского, а Елизавету государь надеялся в недалеком будущем повенчать с Людовиком XV.
Не исключено, что Петр остановил свой выбор на жене, Екатерине Алексеевне. Этим можно объяснить решение государя провозгласить ее императрицей и по древним обычаям организовать в Москве ее коронацию. Такое решение, пожалуй, было продиктовано тем, что придворное окружение государыни было в то же время и его окружением. Опираясь на этих опытных сподвижников, Екатерина могла проводить и дальше политику, завещанную царем-реформатором.
Церемония коронации Екатерины состоялась 7 мая 1724 г. в Успенском соборе Кремля. Она была особенно пышной и богатой. Обязанности главного распорядителя с достоинством исполнял Петр Андреевич Толстой. Карета для царской четы была доставлена из Парижа. Специально изготовленная для императрицы корона обошлась в 1,5 млн руб. Ее самолично возложил на голову стоявшей на коленях Екатерины Алексеевны император Петр, одетый на этот раз в парадную форму — голубой кафтан, шитый серебром, красные шелковые чулки, шляпа с белым пером. Четыре сановника несли мантию императрицы (она весила 150 фунтов), а шлейф ее платья держали пять статс-дам. На торжествах присутствовал весь царский двор — сенаторы, генералитет, президенты коллегий и дипломаты иностранных держав. После коронации императрица совершила свой первый правительственный акт: высочайше пожаловала П. А. Толстому высокое графское достоинство.
Праздники, связанные с коронацией Екатерины, не» прошли бесследно для здоровья Петра. В начале июня 6Ы вынужден был поехать на Угодские заводы, где была обнаружена минеральная вода. В письме к жене царь вскоре сообщил, что «вода действует изрядно, только аппетит не такой». Едва поправившись, он пожелал испробовать на заводе свое умение ковать полосы железа. И как это часто случалось, показал и тут свой характер. Изготовив несколько пудов железа и положив на них клейма, он справился о сумме заработанных им денег и потребовал их к выдаче. На них он купил для себя башмаки, чем потом очень гордился.
По возвращении в Петербург приступы болезни повторились. Но Петр по старой привычке не щадил себя. В конце августа он присутствовал на спуске очередного фрегата, потом ездил в Шлиссельбург, осматривал Олонецкие металлургические заводы, посетил солеварни в Старой Руссе и, наконец, знакомился с работами на Ладожском канале, которые были начаты еще в 1718 г. А когда в ноябре 1724 г. он снова вернулся в свою любимую северную столицу, известие весьма деликатного свойства надолго вывело его из равновесия и, вероятно, ускорило течение его болезни.
Речь идет о том, что для государя перестала быть тайной интимная связь его жены с камергером Виллимом Монсом. Конечно, сам Петр в подобных отношениях не был образцом, об этом знали многие, в том числе и Екатерина. Но это совсем не значило, что такое могла позволить себе императрица. Тем более поведение Монса было расценено как тягчайшее преступление.
Виллим Монс был родным братом Анны Монс, бывшей фаворитки Петра. Родился в России в 1688 г., с 1708 г. служил в русской армии, принимал участие в битвах под Лесной и Полтавой. Ловкий и расторопный, он обратил на себя внимание Петра и с 1711 г. стал его личным адъютантом. В 1716 г. был определен камер-юнкером ко двору Екатерины, а при ее коронации — возведен в камергеры. Управлял всеми делами вотчинной канцелярии императрицы.
Когда Петр узнал об измене жены, он пришел в ярость и хотел открыто судить и ее, и Монса. Но П. А. Толстой и А.И. Остерман на коленях уговорили царя не делать этого, иначе дочери его будут опозорены на всю Европу и не смогут рассчитывать на брак с высокородными принцами. Судили Монса. Обвиненный «в плутовстве, противозаконных действиях и взяточничестве», он был приговорен к публичной казни. Казнь состоялась 16 ноября 1724 г. А. С. Пушкин в своей незавершенной «Истории Штра I» писал: «Оправдалась ли Екатерина в глазах грозного супруга? По крайней мере ревность и подозрение терзали его. Он повез ее около эшафота, на котором торчала голова несчастного... Он перестал с ней говорить, доступ к нему был ей запрещен. Один только раз, по просьбе любимой его дочери Елисаветы, Петр согласился отобедать с той, которая в течение 20 лет была неразлучною его подругою» 212.
В следственных бумагах по делу Монса имя Екатерины не упоминалось, и ее репутация осталась незапятнанной. Современники отмечали, что она проявила завидное самообладание и выдержку в связи с казнью фаворита. Гнев царя и все его упреки она переносила внешне сдержанно и покорно. Но о прежней дружбе супругов не могло быть и речи. И может быть, этим объясняется тот факт, что Петр так и не назвал заблаговременно имени своего преемника и по сути дела не довел до конца акт недавно предпринятой им коронации императрицы.
Болезнь Петра (уремия, почечная недостаточность) прогрессировала. Последние три месяца жизни он большей частью проводил в постели. А придворная жизнь шла своим чередом. В ноябре 1724 г. состоялось обручение Анны Петровны с герцогом Карлом Фридрихом Голынтейн-Гот- торпским, приехавшим в Россию в 1720 г. Между прочим, обрученные в брачном контракте отказались за себя и за своих потомков от всех прав и притязаний на корону Российской империи. Празднества по поводу бракосочетания продолжались две недели, иногда на них появлялся и Петр. В середине января 1725 г. наступил кризис. Умирал Петр очень тяжело. В своей маленькой низенькой спальне он несколько дней громко кричал от боли, а когда ослабел, только глухо стонал. Скончался он 28 января.
Похоронили царя в Петропавловском соборе только 8 марта. Екатерина Алексеевна, сразу же провозглашенная императрицей, сорок дней оставляла тело своего супруга непогребенным и ежедневно дважды оплакивала его. На похоронах знаменитое слово произнес Феофан Прокопович. Короткими выразительными фразами он подвел итоги выдающегося правления Петра и закончил свой реквием следующими историческими словами: «Какову он Россию свою сделал, такова и будет; сделал добрым любимою, любима и будет; сделал врагам страшною, страшная и будет; сделал на весь мир славною, славная и быть не перестанет» 213.
Энгельс назвал Петра I «действительно великим человеком». Вокруг имени великого человека всегда ведутся страстные споры и дискуссии. Собственно, они и являются своеобразным показателем масштаба личности. Разговоры о Петре продолжаются уже более 200 лет. О нем поразному пишут и говорят историки и политики, публицисты и поэты, писатели и деятели различных жанров искусства.
Ломоносов называл Петра I идеальным монархом. Он сказал о нем: «Везде Великий Государь, не токмо повелением и награждением, но и собственным примером побуждал к трудам подданных».
Историк-аристократ князь М. М. Щербатов, выступавший с реакционных позиций своего класса, был первым хулителем Петра I. Его симпатии были на стороне патриархальной, допетровской Руси. В своем сочинении «О повреждении нравов в России» князь утверждал, что «повреждение нравов», имевшее место при дворе Екатерины II, рождено преобразованиями Петра.
Радищев и декабристы соглашались назвать Петра Великим. Но, будучи демократами, они ставили ему в вину то, что он «истребил последние признаки вольности своего отечества». Радищев, в частности, писал, что Петр мог бы «славнея быть, вознесяся сам и вознеся отечество свое, утверждая вольность частную».
Петр I был подлинным героем для А. С. Пушкина. Как истый патриот, поэт воспел его в стихотворении «Стансы», в поэмах «Полтава», «Медный всадник» и «Арап Петра Великого». В незавершенной работе поэта — «История Петра I» имеются подготовительные тексты, свидетельствующие о том, что Пушкин намерен был показать читателю образ поистине Великого Петра.
Буржуазная историография в лице ее корифеев С. М. Соловьева и В. О. Ключевского в отличие от славянофилов положительно оценивала деятельность Петра I. В своей многотомной «Истории России с древнейших времен» Соловьев шесть томов посвятил эпохе Петра. Его реформы он считал не случайными а глубоко органичными, обусловленными историческим развитием страны, ее, переходом «из одного возраста в другой, из древней истории в новую». Соловьев отмечал, что еще в XVII столетии «народ поднялся и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя; вождь появился». Им был Петр I, человек гениальных способностей, вовремя понявший задачи дальнейшего продвижения вперед.
В своей речи на торжественном собрании Московского университета 30 мая 1872 г. в честь дня рождения Петра I С. М. Соловьев подчеркнул: «Деятельность великого человека немыслима без деятельности народа, без всего прошлого зтой деятельности; народ в великом человеке находит своего полного представителя; только великие .народы могут иметь великих людей; народы любят ставить памятники своим великим людям; но дело великого человека есть памятник, воздвигнутый им своему народу, вечный нерукотворный памятник в истории человечества» 214.
«Если для Соловьева главное — это героическое и новое в Петре и сам Петр как вождь, которого ждала собравшаяся в дорогу Русь и который наконец пришел, то В. О. Ключевский, стремясь воссоздать облик более реального, со всех сторон освещенного Петра, замечает в нем и движение вперед, и внутренние противоречия» 215,— отмечала академик М. В. Нечкина.
К сожалению, последующая буржуазная историография в оценке Петра пошла не вперед, а назад. В специальном исследовании П. Н. Милюков пытался доказать, что Петр I всего-навсего был ползучим эмпириком, а не последовательным и глубоким реформатором. Свои реформы Петр проводил от случая к случаю под давлением сиюминутных обстоятельств. Конечный вывод историка-кадета заключался в том, что «ценой разорения страны Россия возведена была в ранг европейской державы» 216.
Преобразовательскую деятельность Петра I высоко оценивал В. И. Ленин. Особенно важным он считал процесс «европеизации России», отмечая при этом, что Петр варварскими средствами боролся против варварства.
Советские историки не раз обращались к личности Петра. Их работами был существенно расширен комплекс источников по истории России первой четверти XVIII столетия.
Более столетия вокруг оценки наследия Петра шла политическая борьба и на международной арене. Об этом свидетельствует подложное «Завещание Петра I», опубликованное во Франции в начале XIX в. Рост могущества России и ее влияния еще при жизни Петра, вызвал появление на Западе политических памфлетов, пугающих европейцев мнимым стремлением русских к господству над миром. Это и послужило толчком к изданию книги историка Ж. П. Лезюра, в которой сказано: «Уверяют, что в частных архивах русских императоров хранятся секретные мемуары, написанные собственноручно Петром Великим, где откровенно изложены планы этого государя» 217. Эта фальшивка была выпущена в свет по заданию французского правительства, чтобы оправдать нападение Наполеона на? Россию. Лезюр «план» Петра приводил к 14 пунктами Можно выделить из этого однозначного «документа» следующие:
поддерживать государство в состоянии непрерывной войны, чтобы закалить армию и народ и держать в постоянной готовности;
всеми средствами расширять пределы государства на севере и на юге вдоль Балтийского и Черного морей;
заинтересовать Австрию в изгнании турок из Европы;
поддерживать в Англии, Дании и Бранденбурге недоброжелательное отношение к Швеции, чтобы окончательно ее покорить;
поддерживать безначалие в Польше, раздробить ее, а потом покорить;
использовать для борьбы с Польшей и Турцией живущих там христиан православного вероисповедания;
захватить индийскую торговлю;
вызвать войну Австрии с Турцией, а когда они обессилят друг друга, двинуть регулярные войска и «азиатские орды» к Рейну; высадить «такие же орды свирепых кочевников» в Италии, Испании и Франции для захвата этих государств.
Термин «Завещание Петра» был пущен в оборот в 1836 г. французским писателем Ф. Гайярдэ в «Мемуарах кавалера д'Эона». По словам Гайярдэ, «Завещание Петра» якобы было скопировано д'Эоном в «секретном петергофском архиве» и передано им в 1757 г. Людовику XV вместе с запиской о положении в России. После этого несуществующее «Завещание Петра» неоднократно публиковалось во Франции, в Англии, Германии и Иране. Все это делалось, чтобы приписать России надуманные ее врагами агрессивные замыслы. Последний раз немецко-фашистские газеты напечатали этот «документ» в ноябре 1941 г., после провала «блицкрига», под крикливым заголовком: «Большевики выполняют завещание Петра Великого о мировом господстве». Подобные подтасовки, конечно, не делают чести их авторам.
Источник:
Русская история. Популярный очерк - Заичкин И.А., Почкаев И.Н. Москва • Мысль • 1992
