Десятки лет прошло, но тот в душе остался.
Тогда я к Лермонтову в склеп спускался.
В тот "мрак земли могильной", которую он так любил;
Которой, манией влекомый, немало строчек посвятил.
Один стоял пред ним, от мира отрешённый.
Один и он лежал, но в домовине заточённый.
Молчали оба мы, а он, возможно, спал.
Тревожить? Для чего? Подумал... и не стал.
Вопросы? Разве ожидал я получить на них ответ?
Иные времена, и разница меж нами в полтораста лет.
Поднялся вверх. При свете началось в мозгу бурление.
Реальность возвращённая потребовала виденного осмысление.
Здесь колкостей его не надо было опасаться.
Я осмелел и стал запанибратски с ним общаться.
Хотелось всё по-честному сказать, скорее не ему, –
Своим раздумьям, чувствам, сердцу своему.
Чего искал твой дух мятежный, зачем судьбу ты искушал?
Какой фантом неотвратимый тебе нормально жить мешал?
Ты не за счастием стремился, а с жизнью будто бы играл,
Как тот твой парус одинокий, тот, что от счастия бежал.
Ты в год последний по недоброму с Россией распрощался.
Осадок горький. Что же? Мир тебе таким казался.
Однако жёстко как судьба тебе поставила на вид.
Ты в тот же год и по недоброму безжалостно убит.
Ушёл ты слишком рано, российский классик наш.
Твоя стезя земная описывается словом подходящим – эпатаж.
"Я холоден и горд, и даже злым толпе казался".
Себя ты знал, ты так писал, ты в этом признавался.
Известно о твоей натуре как неприятной, жёлчной, едкой.
Но след какой в литературе оставил миру дар твой редкий!
Соперницы, богини-музы лирики – Евтерпа и Эрато –
Тебя отметили, не споря, талантом наградили таровато.
Ты усомнился, что отчизна "голос твой узнает и услышит".
Поверь, поэзию твою Россия знает, ею полноценно дышит.
Хотел ты с Байроном сравняться, возможно, Пушкина б достиг.
Нет оснований сомневаться. Ты рядом с ними. Ты Велик!