Найти тему
PublicO

Дугингейт: экстремизм в законе?

Александр Дугин, претендующий на то, чтобы быть главным идеологом новой реальности, который день выступает в соцсетях с однозначным требованием репрессий и цензуры.

На это уже отреагировал глава конституционного комитета Совета Федерации Андрей Клишас, высказавшись по этому поводу в своем телеграм-канале:

«Любые призывы к репрессиям или внесудебной расправе неконституционны. Конституция, стю. 29:5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается. Конституция ст. 46:1. Каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод.

Политолог, глава АПЭК Дмитрий Орлов, солидарен с умеренной позицией: «Цензура и репрессии не нужны, потому что они 1. Незаконны 2. Неэффективны 3. Опасны (неизбежно приводят к распаду системы управления, а затем и страны) 4. Нереализуемы, как общенациональная система 5. Аморальны. Каждый может выбрать свое».

Происходящую дискуссию, вероятно, стоит считать новым витком конфликта «умеренных» и «радикалов», причем данное разделение может не совпадать с политическими взглядами: не творить безвозвратного могут призывать люди вполне лоялистских взглядов, а риторику того или иного «радикального решения вопроса» могут проповедовать «рассерженные» оппозиционеры, про которых в кулуарах уже давно говорят о неотличимости их от ультраохранителей, разве что со сменой акцентов.

Есть еще один важный момент: когда риторику «всех посадить», «закрыть консервативные СМИ» и так далее использовали ранее оппозиционеры, их обвиняли в экстремизме, неуважении к действующему законодательству и даже призывам сменить конституционный строй. В этом был свой смысл - призыв к репрессиям и цензуре, тем более репрессиям незаконным, репрессиям ради репрессий, и есть претензия на изменение конституционного строя.

То, что против радикальных призывов выступают умеренные лоялисты, – не новость, однако вопрос какой-то жесткой и последовательной реакции самой политической системы на сознательное обострение остается открытым.

В конце концов, мы видим, что никто не пытается убрать того же Дугина с федеральных каналов или, например, поговорить о понижении градуса безумия с депутатом Марией Бутиной, предложившей запретить продажу кукол Барби, с лидером «Справедливой России» Сергеем Мироновым, по сути, призывающим завершить в России историю Олимпийского движения.

Вопрос, который российской политической системе предстоит решать в самом ближайшем будущем, – это не вопрос выбора между консервативным и либеральным путями развития, не выбор между славянофилами и западниками. Это вопрос единого закона для всех или же применения его только для «чужих». Россия должна будет сделать выбор между государством, в котором существует единая правовая система, или же существуют уже практически на официальном уровне две параллельные системы, в которой экстремизмом признается, например, невинная надпись против режима, но не призывы, к примеру, убить автора надписи во внесудебном порядке. Эти вопросы вставали перед российским обществом и до мятежа Пригожина, однако после него эти вопросы стали вопиющими, хотя бы в рамках выводов о степени вседозволенности за сиюминутную лояльность.

Очевидно, что, если система сделает выбор в пользу сохранения экстремистов-радикалов в публичном поле в нынешних масштабах, это будет неминуемо стоить ей расхождения с умеренными, которые, даже сохраняя абсолютную базовую лояльность системе, не смогут чувствовать себя в ней в безопасности. Что касается возможного конфликта с радикалами, если Кремль делает выбор сохранения умеренности, то отсутствие каких-либо значимых выступлений после ареста Стрелкова-Гиркина или акций в поддержку ЧВК «Вагнер», показывает, что их реальный потенциал мобилизации сторонников является даже потенциально ниже, чем у либералов, привыкших к низовой коммуникации.

Выбор сейчас за властью, и этот выбор определит не только ход президентской кампании 2024 года, но и реальный, а не искусственно создаваемый образ будущего.