Подтянутая, крепкая женщина в ярко–красном спортивном костюме и модных черных кроссовках, накинув на голову капюшон, распахнула дверь подъезда, строго посмотрела на хмурящиеся тяжелыми, дождевыми тучами небеса, хмыкнула и, выйдя под козырек, зацепила ручку двери на металлический крюк.
Она придумала его давным–давно, никто из соседей не возражал. Так и висела железка, громыхала иногда по ночам от ветра, а днем ею пользовалась Марина, живущая когда–то на двенадцатом этаже, а теперь поменявшаяся с соседями и переехавшая на первый.
Марина проверила, точно ли дверь не закроется, надежно ли вцепился металлический крюк в ручку, потом, улыбнувшись кому–то в сумерках подъезда, исчезла внутри, а через минуту она уже выходила на улицу, толкая перед собой инвалидную коляску. В ней, обвязав шею толстым, вязаным шарфом и застегнув куртку до самого подбородка, сидел, пряча лицо под кепкой, мужчина. Его ноги в джинсах и кроссовках той же фирмы, что и у его провожатой, едва–едва переминались на подставочке коляски, а руки помогали крутиться огромным колесам.
— Мариш! Да я сам! Ну не толкай, я хочу сам!
Женщина, заметив, что мужчина оборачивается, тут же убрала руки с ручек коляски, отступала на шаг и закивала:
— Сам! Конечно, сам! Я и не трогаю даже! Витя, у тебя сегодня уже очень хорошо получается!
Виктор Федорович щурился, вздыхал и слегка улыбался, услышав такую похвалу. Руки слушались его уже достаточно хорошо, вот только ноги подводили. Ну ничего, дай Бог, и их восстановит…
— Здравствуйте, тетя Марина! Добрый день! — неслось со всех сторон. Дети, играющие во дворе, кричали женщине; сидящие на лавочке соседки замолкали и уважительно кивали, ехавший на велосипеде дворник остановился и, соскочив с седла, быстро заговорил:
— Там на перекрестке дорогу затеяли менять, вы в обход идите, ну, кто вот это все затеял?! Только в прошлом году асфальт снимали, в этом опять! Совсем замучили!
— О, Миш, спасибо, да не переживай ты! Может, зато съезд к светофору нормальный сделают! — благодарно улыбалась Марина. — Слушай, Миш, мне тут кое–какие вещи детские отдали, ты зайди вечером, посмотри. Твоим ребятишкам как раз подойдут! Часам к шести приходи, Виктор Федорович как раз работать закончит, мы будем свободны.
— Ой, спасибо, Мариана! — он звал ее именно так, «Мариана», восторженно, как будто к королеве обращался, а она, Марина Олеговна, все никак не могла взять в толк, отчего так видится она Михаилу, что живет с семьей в полуподвальчике соседнего двухэтажного дома. — зайду, дай вам Бог здоровья! И вам, Виктор Федорович!
Мужчина в инвалидном кресле кивал, улыбался, потом, поправив перчатки, снова принимался толкать коляску вперед.
Они с Мариной ходили гулять каждый день. Снег ли, дождь, холодно или жарко, туманно, ясно, как будто стекло весной вымыли, — всегда открывалась в подъезде дверь, бряцал крючок, выезжала впереди коляска, за ней – ритмично пружинящая на подтянутых икрах Марина. Супруги, проскочив по двору, выходили на широкую улицу и двигались вдоль забора, за которым размещались Пироговские клиники. Мимо ехали троллейбусы, пробирались в пробке Скорые, мчали, отодвигая всех, черные машины с мигалками, а Антоновы не спешили. Дойдя до Новодевичьего монастыря, Марина останавливалась, крестилась, глядя на горящее золото куполов, потом, постояв немного, переводила дух и, не заходя на территорию самого монастыря, спускалась к пруду, осторожно толкая впереди коляску. Зимой или ранней весной, когда здесь было особенно слякотно и ветрено, она, наклонившись, поправляла воротник мужа, набрасывала на его ноги плед, подтыкала его со всех сторон и, улыбнувшись, осторожно ступала по спрятавшемуся под слоем воды льду. Если Марина упадет, если ее понесет вниз, то коляска непременно выскользнет из рук и полетит кубарем прямо в пруд…
Спустившись к аллее, идущей вокруг водоема, женщина крестилась еще раз и не спеша катила Виктора. Они о чем–то говорили, что–то обсуждали, спорили, потом останавливались и любовались тем, как по воде расходятся круги от плеснувшей рыбы, как мечется в поисках добычи чайка, как смело и непобедимо взмывают вверх стены монастыря, щуря на прохожих острые бойницы.
Иногда Виктор Федорович, кивнув, просил подкатить его к скамейке, опирался на руки и вставал, а потом, перекатившись на сидение, усаживался на нее, взглядом приглашая Марину сесть рядом.
Но женщина редко следовала его просьбе. Она едва мотает головой, показывает на часы и, улыбнувшись, переходит с шага на бег. Черный циферблат на ее запястье загорается, отсчитывая шаги, сердце начинает гулко, ритмично стучать в висках, потом по телу разливается приятная истома, мышечная сила, горячая, полноводная. Скорость заполняет Марину целиком, изгоняя из головы пустые мысли, сомнения, тревоги и сожаления. Мелькает на аллее красный костюм, следит за ним взглядом Виктор Федорович, переступая ногами по асфальту. Его Марина с ним… Его Марина будет рядом, что бы ни случилось, хотя он этого и не заслужил. И его это мучает, заставляя качать головой и тереть глаза. Он сделал ее несчастной, по сути, приковал к себе, лишив многого и ничего не дав взамен…
У Марины и Вити есть сын, Алеша. Его Марина родила еще до трагедии, сейчас он, уже совсем взрослый парень, живет отдельно, снимает квартиру на пару с другом, учится на экономическом и иногда навещает родителей.
Вот и сегодня, Марина, радостно вздохнув, увидела его силуэт, спускающийся с горы, помахала, окликнула. Алексей помахал в ответ и ускорил шаги.
— Привет, ма! Ты неисправима! Всё бегаешь! — сын целует Марину в щеку, она на миг прижимает к себе его лицо, потом, отстранившись, строго сморит на Алешку.
— Бегаю, сынок! Ну а как же иначе? Движение – жизнь!
— Что колени? Ты говорила, болят по вечерам… — взяв мать за руку, Алексей идет с ней вместе бодрым шагом.
— Колени хорошо. Мазь, что ты прислал, оказалась очень кстати. У отца спину прихватило, неловко, видимо, повернулся, так я помазала, намного лучше стало! Спасибо тебе!
— Да это Ксюшка мне дала. У нее мать фармацевт, подсказала. Я рад, что на пользу! Что папа?
— А что папа? Вон, сидит, смотрит. Одно занятие вечно, глазеть и потом обсуждать со мной всё это, — Марина широко повела рукой. — Завтра на процедуры, послезавтра у нас меняют балконную дверь… Дела, в общем, как у всех…
— Понятно, ма… — протянул Алеша. — Ма, я тут… В общем, мы с Ксюхой женимся. Мы решили, завтра идем подавать заявление.
— С Ксюхой жениться решили? — скривилась Марина. — Алеша, сынок, запомни: ту женщину, что ты назвал своей женой, ты должен называть красиво и с любовью. Ну, хотя бы при мне! Если надумали, делайте.
— Ну, она тебе нравится?
— Лёш, я ее видела раза четыре, да и потом, наверное, я тут не могу быть беспристрастной, я твоя мать. Все девушки рядом с тобой кажутся мне немного недостойными!
Марина улыбнулась, потом, быстро поцеловав сына в щеку, добавила:
— Шучу. Женись. Только… Только ты прими сразу, что это на всю жизнь. Не думай, что Ксюша – твой пробный шар, и, если что, потом можно будет всё переиграть. Нельзя.
— Я знаю, мама, ты не переживай. Сама–то как?
Марина пожала плечами.
— Нормально. Крутимся, у отца скоро книга выходит, надо много всего согласовать, проверить, уточнить. И обложка…
— Что?
— Никак не может выбрать картинку. Уже макетов десять, наверное, просмотрел, всё не то…
Марина хотела продолжить, но Алексей, положив руку ей на плечо, покачал головой:
— Нет, мама, я спросил, как ты сама? Как твоя жизнь?
Алеша редко бывал в городе, командировки сжирали уйму времени, поэтому на общение с родителями оставались только редкие свободные выходные и отгулы.
— Ну, я довольна своей жизнью, Лёша. В ней всё так, как нужно. Я ничего бы не поменяла. Но спасибо, что спросил, дорогой. Смотри, отец нас зовет, пойдем!
— Нет, мам, мне пора.
— Алеша! — Марина нахмурилась. — Это нехорошо! Так нельзя!
— Нет, мам, нельзя так, как ты. Ладно, извини, я спешу.
Он поцеловал мать в лоб, она прижалась к нему, вдыхая легкий, немного женский аромат его одеколона. Это она, Марина, когда–то притащила его в магазин и заставила выбрать парфюм. Алеша долго куксился, кривил губы, но в итоге остановился на этом. Отныне любой мужчина, который пользовался таким ароматом, напоминал Марине сына…
— Приходите с Ксюшей к нам вечером в пятницу. Сможете? Я твой пирог любимый испеку, посидим… Я скучаю, Лёш....
— Хорошо, договорились. Всё, побежал!
Марина смотрела, как сын широкими, размашистыми, уверенными шагами удаляется по брусчатой дорожке, как поднимается по лестнице и исчезает за деревьями. Ее мальчик… Он женится, это прекрасно…
Женщина встряхнула головой, поправила воротничок олимпийки и медленно двинулась вперед. Ей еще нужно пробежать три круга. За это время она успокоится, свыкнется с мыслью о женитьбе сына и придумает, что сказать Вите, если тот спросит, отчего сын не подошел к нему.
Марина ускорилась, потом вдруг резко остановилась. По аллее навстречу ей шла женщина. Она смеялась, грациозно запрокидывая голову назад, то и дело поправляла цепочки на шее и смотрела на своего спутника. Тот, высокий, тощий, уже немолодой, улыбался ей в ответ, кивал, и посылал воздушные поцелуи.
— Анна! Нет, не она… Да, вроде, и она… Надо же, как постарела! Храбрится еще, включает «красотку», но кожа всё выдает, — прищурившись, подумала Марина. — Интересно, кто с ней? Хотя, это уже не важно. Всё давно пережито и…
Марина хотела, было, пробежать мимо них, но тут поняла, что Виктор тоже заметил парочку. Он привстал, приложил козырьком руку ко лбу и внимательно рассматривал идущих к нему людей.
— Ну погляди, погляди, что уж теперь!
Витя замер на секунду, потом как–то засуетился и, перетащив непослушное тело на коляску, развернулся, чтобы двигаться к дому.
— Витя! Виктор! — Марина уже была рядом. — Я помогу, не спеши.
Муж благодарно кивнул, дотронувшись до ее руки.
— Не волнуйся, она не видела тебя. Да понимаю я, не хочешь, чтобы она видела тебя таким… Но, поверь, ей абсолютно все равно. Этот долговязый рядом с ней примерно твоего возраста, она еще насмотрится на изнанку старости. Да и сама уж она не роза.
— Марина, я прошу тебя! Я не хочу, чтобы ты снова переживала, поэтому давай просто забудем о ней, хорошо?
Женщина, пожав плечами, кивнула. Страусиная политика была ни в ее стиле, она давно поняла, что прошлое не вычеркнешь, не сотрешь, его либо принимаешь, либо страдаешь от мучений тщетного отрицания. Марина приняла. Ей так было легче…
В молчании они взобрались обратно на горку ко входу в монастырь, Марина аккуратно провезла мужа по тротуару, дождалась светофора и, расправив плечи, двинулась на другую сторону. Дорожные работы были в самом разгаре, пришлось сделать большой крюк.
— Я видел Алешу, — наконец заговорил Виктор. — Мне кажется, и он видел, что я зову его, но…
— Его вызвали по работе. Да не переживай, вечером в пятницу он придет в гости, еще поговорите.
Марина вздохнула, отводя глаза от стены больницы, мимо которой нужно было сейчас пройти. Там, за воротами, суетились люди, курили на крыльце больные с перевязанными эластичными бинтами ногами, выпорхнули из корпуса стайки студентов. Они смеялись, что–то жарко обсуждая, потом, заметив на себе взгляды пациентов, притихли и зашагали к остановке. Жизнь продолжалась, но как будто и стояла на месте. Всё по кругу, как много лет назад… Разве что стены отреставрировали, да на воротах появилась новая надпись об идущем в корпусах ремонте…
Бинты… Марина в совершенстве умела заматывать ноги такими бинтами. Сначала приподнять ноги, чтобы кровь отлила от них, потом, начиная снизу, аккуратно, слой за слоем, внахлест, плотно замотать, чтобы уставшие от лекарств, слабые вены не вспучились, топорщась из–под кожи синюшными волдырями… Марина уже могла замотать ноги Виктора с закрытыми глазами. Она знала каждую родинку и шрам на его коже, помнила, что косточка на правом большом пальце у него была выбита еще в юности, срослась чуть неровно, и вот теперь не дает мужу носить в угоду моде узкие ботинки. Да он и не стремится. Витя никогда не замечал ни моды, ни вообще того, что происходит вокруг.
Марина и Виктор познакомились на третьем курсе. Он учился на журналистике, она на лингвистическом. Он писал книги, небольшие сборники рассказов, как–то дал почитать Марине последнюю рукопись. Она «проглотила» сборник за одну ночь, потом, встретив парня после института, покачала головой.
— Ну?! — Витя всё заглядывал ей в глаза, ища в них восхищение. — Понравилось? Это я еще не отдавал в редакцию. Но в конце недели, наверное, отнесу. Так что же ты молчишь?
Марина закусила губу, потом, гордо подняв голову, ответила:
— Ты можешь обижаться, но это никуда не годится. Нет, мысли, сюжет – это потрясающе, как будто сама там побывала, но обороты, Витя! Это ужасно!
— Брось, Маринка! Ты просто завидуешь, — с нервным смешком сказал Виктор. — Редактура все подправит. Это мелочи!
— Нет, Витька. Значит так, дай мне два дня, я «причешу» твою книгу, и отнесешь, куда хочешь. Ну, дай мне попробовать! Я не подведу!..
… А потом, через полгода, они сидели у Виктора дома и пили вино. Горели на столе свечи в высоком, под бронзу, подсвечнике, остывали на тарелке пожаренные девушкой рыбные стейки. Витя кормил гостью ягодами винограда и целовал. Жадно, жарко, нежно. Они отмечали заключенный Виктором контракт на издание его произведений.
Так и закрутилось. Марина вскоре стала женой Виктора Федоровича Антонова, перебралась жить к нему в квартиру, заняла свою нишу в существовании молодого писателя с большим будущим.
Витя занимался журналистикой, Марина преподавала в институте. Всё шло как будто ровно и гладко – ужины по вечерам, редкие поездки ан море, потому что все заняты, разговоры о ребенке, но «потом, когда станем посвободнее»…
Марина забеременела зимой, мужу сначала ничего не говорила, врачи не давали никаких прогнозов, что–то было не так с кровью.
— Ну, ты скажешь, наконец, что происходит? — почувствовав неладное, наконец спросил Витя. — Ты пьешь какие–то таблетки, ходишь вся бледная. Ты заболела? Почему до сих пор не на больничном? Марина, я уже вторую неделю жду, когда ты отредактируешь мою статью. Это так трудно? Марин, ну что ты молчишь?!
Он отчего–то стал нервничать, всё мял в руках газету, барабанил пальцами по столу, переставлял с места на место посуду и поглядывал на жену.
— Извини, просто всё настолько неясно, я не хотела тебя беспокоить. У нас, возможно, будет ребенок. Но пока это под большим вопросом…
— Что? — Витя вскочил, уронив на пол телефон, потом, похлопав ртом, выдавил:
— То есть как под вопросом? Никаких вопросов, Маринка! У нас будет ребенок!
Он сгреб ее в охапку, потащил в гостиную и велел отдыхать.
Они никому не рассказывали о будущем ребенке, ни Марининым родителям, ни даже тете Виктора, Надежде, которая заменила ему мать.
Витя с пяти лет жил с ней, справедливо считая, что она и есть самый близкий человек, а Надежда приняла его за своего сына. Её сестра, Витина мать, поступив однажды легкомысленно и отказавшись от ребенка, теперь исчезла. Говорили, что уехала в другую страну, вышла там замуж, а от Витьки отказалась, чтобы не компрометировать иностранца, будущего мужа со строгими и консервативными взглядами на жизнь. Но Виктору было на это как–то наплевать, Надежды ему вполне хватало…
… Всё оборвалось на пятом месяце. Марина растерянно смотрела на мужа, как будто он мог сейчас еще что–то исправить, надавить, накричать на медперсонал больницы, и всё обратится вспять…
— Ничего, ничего! — Витя лихорадочно гладил Марину по спине, ей даже стало больно. — Ничего, значит, всё у нас впереди. Ты отдохнешь, восстановишься, мы поедем в санаторий, ты будешь есть фрукты и много спать. И мы победим!..
Пережилось, успокоилось, жизнь как будто катилась дальше. Три раза она давала Марине шанс, три раза отбирала его, посчитав, видимо, что рано…
В двадцать восемь Марина наконец родила сына, Алексея. Жизнь пошла на новый виток. Лешка рос бойким, сообразительным мальчишкой, тянулся к отцу, а тот частенько задерживался в офисе, потому что дома работать было практически невозможно.
— Марин, ну ты можешь хоть на полчаса его занять?! Я хочу поужинать в тишине! — Виктор срывался на жену, та обижалась, хватала Алешу и уводила его в комнату, а самой хотелось сесть к Витьке на колени, запустить пальцы в его буйную шевелюру и целовать, как когда–то давно, кажется, в прошлой жизни…
Мальчик вырос, Марина вернулась на работу, Алеша пропадал на секциях и кружках после школы, Виктор совсем погряз в своих публикациях, часто не замечая, что уже полночь, и пора спать. Марина подолгу лежала в кровати с открытыми глазами и слушала, как муж стучит по клавиатуре.
— Вить, иди спать! — не выдерживала женщина и присаживалась рядом, на подлокотник стула. — Завтра вставать рано, ты еще не ложился, ну куда это годится?! Ты помнишь, что в субботу мы едем к твоей тете Наде?
— А…Да… Точно… — протягивал Виктор. — Ты купи цветы, пожалуйста. Я думаю, розы. Она их любит, только не на длинных стеблях, это важно. Ты запомнила?
— Вить, ты сам купишь. Пойдешь и купишь, я не знаю, какие нужно! — качала головой Марина.
Посиделки у тети всегда проходил немного натянуто, Марина всё ждала подвоха, поэтому была напряжена, Надя, как недоверчивый ребенок, сторонилась ее, а Виктор и Алеша, чувствуя общее напряжение, начинали нервничать, потом уходили в другую комнату и старались не показываться на глаза женщинам.
С Надеждой Витина жена не то, чтобы не ладила, но как–то не сложилось у них доверительных отношений. Надя всегда чуть оценивающе смотрела на ту, в чьи руки вверен теперь племянник, могла что–то сказать, вроде и не обидное, но с каплей недовольства, могла позвонить вечером и долго мучить Витю вопросами о здоровье, о том, как он питается.
— Нормально я ем, и вообще, теть Надь, ты кончай свои допросы! — не выдерживал мужчина. — Оставь это всё для киношных свекровей, а сама живи и радуйся. У меня, к твоему сведению, самая лучшая жена на свете, так что не пропаду!
Он подмигивал Марине, та благодарно улыбалась, а Надежда на том конце провода растерянно клала трубку. Витя был ее единственным родственником, своей кровью, потомком, которого так просто выпустить на волю она не могла, а, что еще страшнее, боялась, что он отдалится от нее, забудет, оставит одну.
…— Марина Антонова? — женщина увидела на экране незнакомый номер и решила ответить. Она заказала новый стол в Алешину комнату, это могла быть доставка.
— Да, это я.
— Вы жена Антонова Виктора Федоровича?..
А дальше всё, как в тумане. Марина не помнила, что сказала студентам, как выбежала из института и оказалась у здания НИИ Скорой помощи.
— Антонов. Мне позвонили! Антонов! — всё твердила она, всунувшись в окошко регистратуры.
— Ждите! — велели ей.
— Я не могу, мне позвонили… — Марина всё рвалась куда–то, мир ушел из–под ног, надо было на кого–то опереться. Алешу позвать она не могла, не хватало духу позвонить ему и сообщить, что отец попал в аварию, и никаких прогнозов никто не дает… Была еще Надежда… Но её саму нужно будет утешать, а у Марины на это пока не было сил…
К Виктору жену пока не пустили. К ней вышел врач, рассказал, что и как, о будущем пока рассуждать не стал, велев молиться.
— А вот попутчица вашего мужа отделалась практически легким испугом. Там ушибы, кажется, и всё… Так вот бывает – кто–то как в рубашке родился, хоть трактор по нему проедется, а ему всё равно, а кому–то не везет…
Это уже потом, дома, сидя на полу в прихожей и сбросив с ног туфли, Марина наконец задумается, что делал ее муж в разгар рабочего дня за городом, в чужой машине, с совершенно чужой женщиной…
… — Ничего, сынок! Папа поправится, все будет у нас хорошо! Вот с его работы звонили, хотят помочь. А я не знаю, удобно ли это? — растерянно сказала Марина, сев рядом с сыном на диван.
Алеша теперь стал главой семьи, мужчиной в этом доме, Марине нужно было хоть на кого–то положиться.
— Удобно, мама. Ты же не с протянутой рукой к ним пришла, они сами пригласили. Возьми деньги, пригодятся. Я тут подработку тоже нашел, буду теперь тебе помогать.
— Ты что, Алеша! У нас достаточно денег, ты что?! С чего ты взял, что мы бедствуем?! И тетя Надя еще предлагала…
— А как же! Сейчас папа начнет поправляться, нужна будет реабилитация. Хорошие врачи стоят больших денег, поэтому нужно копить и очень стараться.
Марина серьезно, внимательно смотрела на сына. Он так быстро повзрослел… Витя в реанимации неделю, а Алеша как будто уже прожил за это время десяток лет…
…В конторе, где числился Виктор, было оживленно. Люди сновали туда–сюда, перекладывали с места на место какие-то бумаги, шушукались и поглядывали на Марину, которая вдруг оробела под этими взглядами.
— Смотри, это же Витькина жена! Ну, Антонова, который с Анькой в ДТП попал! А, ей, наверное, секретарь позвонила, деньги же мы собирали… Ну, старая она, конечно, по сравнению с Аней нашей, старая… — качала головой девушка, припав к ушку своей подружки.
— А по мне, так красивая. И чего им всем не хватает?! — поджимала губки собеседница. — У них ведь и сын есть…
— Да, взрослый, кажется. А Аня должна была родить в сентябре, ну, так теперь уж понятно, что никакого ребенка не будет… Да и не ушел бы Антонов от жены, это ж понятно!..
Марина долго сидела у кабинета директора, тот был на совещании, Марину попросили подождать.
— Извините, может, вы пойдете в кафе? У нас в подвальчике есть небольшое кафе, сотрудникам очень нравится, — тихо подошла к Марине секретарь.
— Нет, я тут подожду, спасибо. Хотя нет, я пойду, наверное. Я боюсь, что мне позвонят из больницы, а телефон совсем разрядился. Я пойду! — встрепенулась Марина, но секретарь не отпустила ее.
— Нет, Олег Юрьевич просил вас обязательно дождаться его.
Дождалась, а пока ждала, услышала разговор за тонкой перегородкой в соседней комнате. Разговаривали двое, обсуждали Виктора, его семью, здоровье и Аню, ту, что должна была родить ему ребенка в сентябре, да так и не сложилось…
Марина молча взяла конверт с деньгами из рук директора, кивнула и вышла. Хотелось кричать, но в горле как будто не было сил выдавить хотя бы стон. Хотелось сделать что–то, чтобы в груди перестало быть так больно и холодно. Полтора года! Полтора года, судя по осведомленным рассуждениям девиц за стеной, Витя врал Марине, целовал ее на ночь, говоря, что любит, желал доброго утра, а сам думал о другой. Гадко! Как это пошло и гадко! Мир опять ушел куда–то вниз, ухнулся, оставив женщину висеть и беспомощно озираться по сторонам.
Идти Марине было не к кому, не Алеше же изливать душу.
— Марина! Ну, что? Как там у вас дела? Что говорят врачи? — вывел женщину из ступора звонок тети Нади. — Можно к нему приехать?
— У нас всё плохо, — пролепетала женщина. — У меня всё очень плохо…
— Так, я ничего не поняла! Я приеду сейчас! Ты дома?
Марина огляделась. Она стояла у пруда, рядом высились стены Новодевичьего монастыря.
— Я скоро буду дома, я вышла подышать, — сбивчиво ответила Марина.
— Иди домой, жди меня. Я ничего, ровным счётом ничего не понимаю!
Когда Надежда добралась до невестки, та просто сидела за столом на кухне, распустив по плечам волосы и раскачиваясь из стороны в сторону.
— Марин, ты чего? — видя перекошенное лицо невестки, испугалась Надя. — Может, врача?
— У него была другая женщина, — покачала головой Марина. — Другая женщина, которая и угробила его в этой проклятой аварии!
Марина сорвалась, сбросила со стола чашку, что поставила перед ней Надежда, и вскочила.
— А ну остынь! — рявкнула вдруг на нее Надя. — Мало ли, у кого что было?! Он мужик, мужчины по своей природе полигамны, а ты не знала?! Так придумано природой для сохранения вида. Это нормально! Ну, была у него пассия, что такого? Аня…
Надежда закусила губу и отвернулась, делая вид, что ищет совок и веник, собрать осколки.
— Что? Вы даже знаете, как ее зовут?! — Марина резко выпрямилась. — Да, вы же всё знали! Он сам делился с вами своими любовными похождениями? Сам? Ужас! Какой ужас!
Марина кинулась к крану и стала лихорадочно мыть руки.
— Как будто в грязи изваляли! Надежда Петровна, как же так?! И вы потакали ему?!
— Я люблю его, Марина! Больше жизни люблю. Не оправдываю, не осуждаю, а просто люблю. Кроме него у меня никого нет.
— Неправда! У вас есть Алеша! А Витя предал его! Предал и ждал, когда ему родят другого наследника!
— Алексей не любит меня, ты тоже. Вы не в счет. Витя вообще зря женился тогда. И дело не в тебе, просто не нагулялся, — пожала гостья плечами. — Да уж теперь просто прими это, и всё!
Марина, как сорвавшись с цепи, кидала на пол посуду, рыдала и кричала на Надежду, а потом вытолкала ее за дверь. Дверь соседней квартиры открылась. На пороге показалась старушка. Она хотела, было, поругать Марину на столь громкие скандалы, но увидев, как у той дрожат руки, как перекосилось от немого окрика лицо, передумала.
— Детка! Да ты что, детка! Так недолго и до инфаркта себя довести! А ну–ка, иди ко мне, сейчас успокоимся, ты выпьешь. Не спорь, ты выпьешь!
Старушка, втащив Марину к себе на кухню, выставила на стол две рюмки, потом плюхнула графинчик и, налив, велела Марине «принять за лекарство» и выпить, не закусывая.
Женщина вяло подчинилась.
— А брак–то венчанный? — спросила наконец соседка, выслушав сбивчивые, прерывающиеся рыданиями, реплики Марины.
— Нет, только в ЗАГСе расписались. Да разве в этом дело?! Он врал мне! Понимаете, врал!
— Понимаю. Бог наказал его за это. И ее, по всей видимости, тоже. А ты… Ты пока не пори горячку, пусть оклемается сначала, а там видно будет.
— А как мне сказать Алеше? Я не хочу, но он всё равно всё узнает, он меня как будто сканирует!
— Ну так и расскажи, что ты теряешь? Он взрослый, голову на плечах носит. А если скроешь, то, не дай, конечно, Бог, станет таким же, как его отец. Кровь–то свое берет!
… Виктора перевели из реанимации в палату через месяц. Он не мог говорить, не мог долго смотреть на свет, не мог пошевелить головой, чтобы увидеть, кто к нему пришел.
Врачи, медсестры, коллеги с работы, Марина… Все появлялись перед его взором, наклонялись и что–то говорили, но он как будто всё искал кого–то глазами, кого–то другого.
— Где Алеша? — спросил он, сжав Маринину руку. Женщина дернулась, как от удара тока.
— Он учится, нашел еще подработку. Занят.
— Почему он не приходит? Я жду его, ты скажи…
Марина рассеянно кивнула.
— А Аню мне тоже позвать? Ей что передать? — вдруг наклонилась она к самому лицу мужа. — Как ты мог, Витя?! Я не понимаю, как ты вообще мог?! Куда вы ехали? Зачем?
— Аня… Как она? — побледнев, прошептал Виктор.
— Насколько я знаю, неплохо. Только ребенка не будет. Ну, еще попробуете потом, правда? Алеша по боку, роди себе еще кого–нибудь!
— Марина! Марина, не говори так! Я вас люблю! Я…
Он не могу повернуть голову, не могу видеть, как Марина, зажав рот рукой, выскочила из палаты, чуть не сбив с ног медсестру.
— Марина! Марина! — как мантру, повторял шепотом Виктор.
— Она ушла уже, выскочила и убежала, сам видел! — пожал плечам сосед по кровати.
Витя замолчал и, закрыв глаза, сделал вид, что уснул…
Он и сам толком не мог объяснить, зачем связался с Аней, зачем пошел у нее на поводу, приехал тогда к ней на День Рождения, притащив букет лилий. Не помнил, как их отношения переросли в нечто большее, нежели деловое партнерство. Это было как наваждение, гипноз, а еще азарт. Анна была совсем не похожа на Марину, молода, немного легкомысленна и чуточку развязна. Это дразнило и захватывало. Марина стала последнее время скучной. Ее жизнь по плану, усиленное стремление воспитать Алешу, домашняя возня стали надоедать Вите. Она все откладывала отпуск, хотя у студентов были каникулы, она носила дома старое, выцветшее платье, закручивала волосы гулькой и шаркала тапками по паркету. Она как будто выцвела, а Анна сияла бриллиантом… Аня потеряла ребенка… Она, наверное, переживает, а Витя не может ее поддержать…
… — Реабилитация будет долгой. Готовьтесь к тому, что ваш муж может остаться инвалидом. Повреждения серьезны, шансы есть. Но они невелики. Марина, вы слышите меня? — врач смотрел на женщину, а она, закрыв глаза, сидела в его кабинете и плакала. — Возьмите себя в руки, сейчас вы пойдете к нему и будете бодры и веселы. Так надо.
Марина только покачала головой.
— Я не пойду к нему. Я не хочу. Я домой…
Она выбежала из кабинета доктора и, набросив плащ, выскочила из дверей больницы. Виктора недавно перевели на Пироговскую, о чем в начале лечения просила Марина. Так ей было удобнее приходить и помогать ухаживать за ним. Но теперь от этого становилось еще тяжелее. Он не на другом конце города, а тут, рядом… Если высунуться из окошка Витиной квартиры, то виден новый корпус больницы…
Вечером, когда Алеша уже лег спать, Марина вытащила из книжного шкафа свадебный фотоальбом, а потом вышла из квартиры и выбросила его на помойку.
— Там тебе самое место! — прошептала она, вернулась домой, захлопнула дверь и села за стол.
Она вдруг поняла, что сегодня наконец внутри всё перегорело, успокоилось, затихло. Мозг включил защитные механизмы и набросил на чувства серую ткань.
… Утром Марине позвонили из кардиологии.
— Надежда Петровна Савушкина кем вам приходится? Вот, просила позвонить, приезжайте. Инфаркт у нее…
… — Здравствуй, Марина. А я, видишь, что–то сдала, — криво усмехнулась Надежда Петровна. — И больно так, знаешь… А еще страшно. Чернота перед глазами, дышать невозможно, и закричать, на помощь позвать не получается. Как в страшном сне…
Больная замолчала, собираясь с силами.
— Сядь, Марина. Я попросить тебя хотела: я на тебя деньги переведу, много у меня есть денег, за всю жизнь скопила. Твои будут, только Витю не бросай. Только не разводись с ним! Он любит тебя, правда! Он поступил некрасиво, но заплатил сполна. Ты не бываешь у него. Не навещаешь. А я ходила. Лежит, в одну точку смотрит, а ночами, говорят, тебя зовет. Ну прости ты его! Мужик же, с кем не бывает! Если я не выкарабкаюсь, то ты с ним останься. Ну, прошу тебя, уважь ты меня! Сердце кровью исходит, как подумаю, что некому там за ним ухаживать. Ну хотя бы из сострадания, Марин! Не смогу я ему помогать, а ты сможешь. Прости, забудьте вы всё, живите вместе и счастливо. Я заплачу, за это за всё заплачу тебе. Только тебе деньги все отдам! Слышишь? Марина, что ты встала? Не уходи, Марина! Ну прости ты меня!
Марина только отрицательно покачала головой и, зажмурившись, вышла из палаты.
Она уже думала об этом. Они с Алешей уедут, она не сможет больше жить с Витей, не справится. Да и Алексей тоже. Как только Виктора выпишут, она подаст на развод… Но так она думала днем. А ночами мучилась сомнениями. «В болезни и здравии» — стучали в голове слова. «Он тебя любит!» «Старая, старая по сравнению с Аней…».
Потом снились их с Витей ночные прогулки по набережной, его руки, губы, его тихие слова. Снился их поход в горы, костер, песни друзей, тепло дыхания; снился Витя, неловко держащий на руках маленького Алешу…
Много было хорошего, очень много…
Марина вздыхала и просыпалась, понимая, что плакала. Она все еще любит своего Витю… Глупо, абсурдно, но это так…
… Надежда умерла через неделю. Последние три дня она не приходила в сознание, Марину к ней не пускали. Запомнился их последний разговор по телефону:
«Мариночка, я еще раз тебя прошу, ты только не руби с плеча, ты не бросай его! Пожалей Витеньку моего!»
Надя ушла днем. Марине позвонили на домашний, сообщили, сказали, что нужно принести, какие документы оформить.
— Хорошо… Я поняла, хорошо! — Марина отбросила трубку и закрыла глаза. Алеша застал её стоящей у открытого окна.
— Не надо, мама! Всё у нас будет хорошо, мама! Не надо! — парень неловко схватил мать за руки потянул к себе.
Марина вздрогнула.
— Ты что, сынок? Ты подумал, что я… Никогда, слышишь, никогда я так тебя не предам! Так, давай–ка ужинать и спать. Мне завтра к отцу твоему надо сходить, навестить.
Она суетливо разлила чай по чашкам, разложила по тарелкам макароны, поставила на стол кетчуп.
— Мам, ты что?! Не ходи ты к нему, пусть эта Аня ему судно выносит!
— Анна наотрез отказалась навещать его, я к ней обращалась.
— Мама!
— Он ждал ее, звал. Зато теперь он знает, кто она, из какого теста.
— А ты? — Алексей напряженно смотрел в сторону. — Как ты теперь? Из жалости с ним будешь? Противно! Что там жалеть, если он тебя обманывал!
— Ему дан шанс, Алеша. Я не знаю, почему он не погиб. Но, значит, так нужно… Я долго думала, сынок, перебирала в памяти отрывки из прошлого… Может, это глупо, но я люблю твоего отца. Готова ли простить? Не сейчас точно. Потом. Я не оставлю его. Он болен, ему нужна моя помощь.
— Найми сиделку.
— Нет, Алеша. Я сама. Виктор ошибся, но он уже сто раз расплатился за это. Он мой муж, в болезни и здравии. Я буду с ним до конца.
— Это из–за бабушкиных денег? Она такое условие поставила? — бросил Алексей.
— Нет, это потому, что я люблю его. Любовь слепа, и она не помнит зла. Называй, как хочешь – собачья преданность или еще что, но я останусь с ним… Знаешь, у меня кроме твоего отца и не было больше никого. Я даже не смотрела на других мужчин. Не знаю, как объяснить… Я много думала, и приняла решение…
— Я… Я не понимаю, мама… Я слышал, как ты плакала ночами, вижу, как ты изменилась. Он предал тебя, а ты подставляешь ему вторую щеку. Ладно, хорошо, пусть так. Но я с вами жить не буду.
Марина кивнула. Каждый из них сделал свой выбор, каждый пойдет своей дорогой…
… Виктор, внимательно глядя на Марину, слушал, как она, как ни в чем не бывало, рассказывает о погоде за окном, о делах на работе, о планах на вечер. Она пытается улыбаться, он тоже. Она шутит, он кивает, но до сих пор не может поверить, что Мариша дала ему шанс…
Виктору сделали еще несколько операций, он прошел курс реабилитации, теперь может медленно передвигаться по квартире.
Анну, сидящую в тот день за рулем, оправдали, признав поломку автомобиля причиной аварии. Алеша, окончив школу, ушел в армию, потом поступил в институт, домой не вернулся, жил в общежитии. С будущей женой он познакомился на четвертом курсе, долго скрывал ее от матери, потом пригласил Марину в ресторан, познакомил со своей девушкой.
— Я рада за тебя, сынок. Только не чуди. Больно это, когда… Впрочем, ты и сам знаешь…
… Каждый день Марина толкала инвалидную коляску, вывозя мужа на прогулку. Сам он тоже мог ходить, но довольно мало и медленно. Спина не выдерживала нагрузок и начинала ныть, потом боль разливалась по ногам. Тогда Марина делала мужу массаж. Она ушла с преподавательской ставки, оставив лишь научную деятельность, занялась спортом и изучала французский.
Была ли она счастлива? На этот вопрос она бы ответила утвердительно. Только это было не то беззаботное, ровное, легкое счастье, о котором мечтают все. Ее счастье было иным, на грани, зыбкое и странное. Но кто сказал, что оно не настоящее?!
Про Анну не вспоминали. Витя понял по Марининому лицу, что та не готова расставить точки в этой истории. Может, и к лучшему…
Алексей долго избегал отца. Но Виктор нашел слова, чтобы попросить прощение. Алеша простил…
…Женщина в красном спортивном костюме набросила на дверную ручку крюк, закатила внутрь подъезда коляску и захлопнула дверь. Сейчас она привезет мужа домой, разотрет его похолодевшие ноги и разогреет суп. Они будут долго сидеть на кухне в этот промозглый вечер и разговаривать… В болезни и здравии…