Здравствуйте всем.
Продолжаю печатать #ВоспоминанияМоегоОтца - Сыч Степана Степановича о своем детстве.
А потом, перед самыми занятиями, или может вначале сентября школа пошла помогать на уборку с баштана-бахчи арбузов. Да на жатве все были босые, часто кололи ноги об стерню, но на это как-то не обращали внимание, только дома вынимали занозы, чтобы не щемило. А обувь одевали только в школу, берегли, пара обувок носилась по несколько лет и передавалась младшим детям или соседским. В распутицу осенью, весной, зимой некоторые дети не ходили в школу, потому что не имели обуви. Пока им не давали соседи или не покупал колхоз, что было редко. В основном это были парусиновые туфли, а зимой валенки. Парусиновые, это передки и задники из кожи или кожзаменителя, остальное – крепкий брезент, почему-то коричневого цвета, такие и мне были купили в 6 классе, в Новых Петровцах. Так вот, бахча была на очень красивом пологом склоне к Роси. Сторож на бахче-баштане был старенький, седой, очень подвижный и ласковый. Он очень подробно объяснил, как проверять и срывать арбузы (кавуны). Нужно было аккуратно, легенько, чтобы не повредить огудину, повернуть арбуз на бочек, если донышко, а оно оказывалось сбоку желтое, все, арбуз спелый, его можно брать, аккуратно откручивая кончик от огудины, потому что на одной огудине было иногда по 3-6 арбузов. Если рвать, то огудина вяла и сохла и остальные арбузы тоже вяли и портились. Под присмотром учителей все быстро все поняли и работа закипела. Переворачивали кавуны в основном девочки, иногда очень большие вдвоем и спелые отмечали выданными мелками. Девочки постарше 10-12 лет откручивали арбузы и сносили или скатывали в кучки. А ребята носили, я тоже носил много. Пока у меня, как и у некоторых малых, не заболел живот, носили прижав к животу. Учителя следили, чтобы маленькие не носили большие арбузы, а нам-то хотелось. Арбузы были разные, были по 3-4 кг, а то и меньше, и спелые, а были и большие, ну не знаю, по 8-10кг, но еще не зрелые, без желтинки, их еще оставляли. Арбузы 5-8 кг носили мальчики 9-11 лет, а старшие – крупные, по 9-12кг. Некоторые арбузы, но редко, очень большие, не знаю насколько тяжелые, носили ребята 12-14 лет и даже вдвоем, и то было видно, что им тяжело.
На обед привезли хлеб, молоко и мед в бидонах. Ели все от пуза, сколько что мог. Я помню, наелся и уснул возле шалаша сторожа. На закуску сторож нам сам отбирал крупные арбузы и резал большими ломтями, предупредив, чтобы корки сбрасывали в одном место и потом прикопать, чтобы на баштан не пошла пошесть. Помню, только он втыкал в арбузы нож, как они с треском лопались и открывалась на половинках с средины мякоти как-бы изморозь. Так вот, я проснулся, увидев, что все опять собирают арбузы, тоже побежал. Немного поносил, но быстро устал и приплелся к шалашу. Попросил еще у дедушки хлеба с медом. Он отрезал мне ломоть хлеба, налил мед в кружку и я макая хлеб в мед ел. И где-то через час у меня на животе появилась сыпь, мама всполошилась, а дедушка смеясь сказал, что я переел меда и это скоро пройдет. Действительно через два дня сыпь пропала, а я запомнил, что мед не нужно переедать, но оно же было так вкусно. Ломоть хлеба, густо намазанный медом и кружка холодного молока. Сколько я тех ломтей съел, да и другие, не считал, но явно не один или два, а точку поставил последний с кружкой меда и молока.
Осенью, в октябре школа выходила копать картошку на то, злополучное для нас поле. Копали очень старательно и аккуратно, боясь не порезать картошку, потому что она шла потом только на корм скоту. И до того все работали внимательно, что я помню хорошей картошки за день выкапывали и отвозили в кагаты до 15 подвод, то резаной и мелкой 1- 2 подводы, и то больше мелкой собиралось, а резаной с подводы было по 150-200кг. Ну и как обычно был привычный и обильный обед. Таким образом колхозы выполняли несколько задач. Была ощутимая помощь весь сезон, начиная посадкой картофеля, жнива, сбор колосков, уборка подсолнуха, свеклы, картофеля. С каждой кампанией детей подкармливали сытно и приучали к настоящему и умелому труду. Я сейчас с горьким смехом смотрю, как наши городские «бригады» по трудоустройству летом собирают вдоль дороги и во дворах мелкий мусорок. 2-3 человека тянут мешки и человек 20 в красивых курточках и в перчаточках слоняются за ними и хихикают, противно смотреть, вспоминая, как мы в 2-3 раза меньше их, а работали, что называется, за кусок хлеба и кружку молока. Было очень интересно работать всем вместе. Да и вообще люди у нас тогда были очень отзывчивые, очень хорошо жили с соседями, помогали друг другу.
Помню не было вообще межи между огородами, были только с улицы плетни с перелазами и кое-какие заборчики из палок лозы или ольхи. А между огородами межи не было, чтобы не разводился пырей, а сажали кусты смородины, красной смородины (порички) и крыжовника (агруса), часто вишни. И когда собирали урожай, то соседи собирали сидя на ослончиках и разговаривали себе, никто не ругался при этом. Хотя весной, когда подсчитывали эти кусты и вишни на меже для продразверстки, почти всегда платили за них более зажиточные хозяева, это были, как правило, полные семьи, с мужчиной, пришедшим с войны. Редко, очень редко в таких случаях платили пополам, хоть и в более зажиточных, полных семьях не было лишних денег, просто люди были добрее. И все же, когда наш бывший сосед-фуражир и еще один со стороны Роси заключили договор с колхозом на поездки с соседями раз в неделю и то не в страдную пору, в Володарку, за покупками и привозом сенокоса и соломы домой за расчет с трудодней, а овсом лошадей они должны были обеспечивать сами, и завели себе еще по одной корове, и стало у них по 2 коровы, и их сразу прозвали куркулями. Причем не бедные, которым они помогали по мере возможностей, а такие же более-менее зажиточные. А то, что они пахали с утра до ночи, а иногда и ночью возили в Володарку внезапно заболевших серьезно, это было не в счет. Правда, таких злопыхателей было не много.
А я вспомнил Ращенко Антона Степановича, которого раскулачили перед войной, отобрали дом, где мы потом жили, а их переселили в сарай. Ну и что? Они после войны построили дом, никогда не упрекали нас и других квартирантов учительского дома, как и дома, отобранного у Макаревичей, на углу поворота к старой церкви. И до самой старости, где[1]то годам к 70 он работал при магазине, возил хлеб из пекарни и продукты по магазинам. Были еще 2 магазина, один напротив, где Гаманы, в Валках и по дороге на старую церковь, на углу раздорожья. Просто были работящие, экономные, непьющие мужики, помогали родственники и они не разбогатели, а просто жили зажиточнее. У них бы, да у других учиться, да перенимать их умение, а не хулить. Ну да Бог с ними.