«Воровство – простая наука…»
Ну а сейчас вернемся обратно в Новый Свет, немного назад, в 1777 год, и поговорим о втором крупном поражении американских повстанцев – речь о сдаче Филадельфии.
Итак, как мы с вами помним, Хоу изначально планировал ударить одновременно из Канады и из Нью-Йорка по армии Вашингтона, и отрезать Новую Англию от остальных колоний. Однако в апреле 1777 года он предложил государственному секретарю по колониям виконту Саквиллу новый план – Бургойн пусть сам пробивается к Олбани, а Хоу ударит по Филадельфии, столице мятежников, и месту, где заседает Второй Континентальный Конгресс. Вопрос – почему Хоу вдруг отказался от удара совместно с Бургойном и перенацелил свои войска на захват Филадельфии – один из ключевых вопросов войны за Независимость и до сих пор вызывает споры историков.
Вообще, изначально план Хоу от 30 ноября 1776 года выглядел так: 10 тысяч англичан атакуют из Канады, 10 тысяч – производят удар навстречу из Нью-Йорка, а еще 10 тысяч атакую Филадельфию. Для реализации этого плана командующий просил от метрополии прислать дополнительно 15 тысяч солдат, артиллерийский батальон и 10 линейных кораблей. Однако вслед за этим, 14 января 1777 года, в новом письме Саквиллу Хоу модифицировал идею: согласно его данным в Филадельфии было много лояльно настроенных к короне людей, поэтому есть смысл ковать железо, пока горячо, и быстрым ударом захватить столицу повстанцев. Бургойн же пусть пока наступает на Олбани, а удар из Нью-Йорка ему навстречу произведут, когда прибудет подкрепление из метрополии.
Однако просьба о подкреплении ошеломила английское правительство. Если посмотреть их глазами на ситуацию – это и понятно, успех кампании 1776 года был несомненен, армия Вашингтона, составлявшая летом 19 тысяч человек, к осени «усохла» до 4-5 тысяч, ее наполняли невеселые настроения, из войск шло массовое дезертирство. Англия просто не ожидала, что потребуются еще и дополнительные войска. Кроме того, отправка солдат в Америку означала дополнительные расходы, причем немалые, а это означало повышение налогов в самой Англии, и как следствие – социальный взрыв.
Саквилл отвечал: «я фактически не вижу шансов (least chance) перебросить к вам ганноверских или даже русских солдат вовремя». Секретарь по колониям продолжал: даже если начать вербовку сейчас, по финансовым и организационным обстоятельствам можно перебросить к осени только 7800 солдат, группировка Хоу достигнет 35 тысяч человек, разве этого недостаточно? В ответ генерал высокомерно посоветовал Саквиллу «бросить эту хитроумную математику, и постараться исключить из расчетов больных, раненных и умерших солдат из числа находящихся в Америке».
Собственно тема подкреплений стала вообще основным вопросом английской армии в войне за Независимость. По документам у Британии было 36 тысяч регулярных солдат, однако по факту лишь 9000 из них были боеспособны, остальное – команды инвалидов, гарнизоны крепостей, и т.д. Соответственно, чтобы удовлетворить требования Хоу, надо было нанять где-то еще 26 тысяч, а это означало большие расходы, увеличение внутреннего долга и рост налогов, на что ни Георг III, ни английское правительство согласиться не могли.
Тем не менее, искать дополнительные войска начали. И, прежде всего, обратились к России. Обратились по самой простой причине – было сильное желание сэкономить. Немецкий солдат (так и хочется сказать - согласно прейскуранту) стоил 200 фунтов стерлингов (вместе с обмундированием и снаряжением); русским предлагали 3 миллиона фунтов за 30-тысячный корпус, или… по 100 фунтов стерлингов, причем обмундирование и снаряжение у них были свои.
Цитата из книги Болховитинова Н.Н. «Россия и война США за независимость. 1775-1783 г.г.»: «Еще 1 сентября 1775 г. английский король Георг III направил личное послание Екатерине II. Играя на монархических чувствах императрицы, король в возвышенных выражениях соглашался «принять», а по существу просил русских солдат «для подавления восстания в американских колониях». Британскому посланнику в Санкт-Петербурге были даны подробные инструкции добиваться посылки 20-тысячного корпуса и переслан проект соответствующего договора.
Слухи о необычайной просьбе Георга III и возможной посылке русских войск за океан вызвали серьезное беспокойство как в Америке, так и в Западной Европе. Уже 21 сентября 1775 г. французский министр иностранных дел граф Шарль Гравье Вержен направил своему посланнику в Санкт-Петербурге маркизу Жуинье специальные инструкции, в которых выражал тревогу по поводу возможной отправки русских солдат в Америку и просил любыми средствами проверить достоверность этих слухов11. По сообщению русского посланника в Париже князя И. С. Барятинского, осенью 1775 года в печати уже называли конкретное число русских солдат (30 тысяч), «во взаимство» чего Англия «дает три миллиона фунтов стерлингов». Касаясь разных толкований «сей негоциации», И. С. Барятинский сообщал, в частности, «что естьли колонии и имели бы желание примириться с Англией, то введение чужестранных войск возбудит в них большую упорливость и может довести до того, что они объявят себя подлинно независимыми от Англии». Что касается России, «то почти невероятно, чтоб и ее им. в-во изволила согласиться на такую негоциацию, какой бы тесный союз ни пребывал между обоими дворами, ибо де такой поступок не совместен с человеколюбием, миролюбивыми и бескорыстными Ее Величества сентиментами». Если Англия стремится «притеснять вольность колоний и подчинить их совсем своей власти», то Екатерина II, напротив, «неусыпно печется о доставлении своему народу облегчения и некоторой свободы чрез новые узаконения»».
Екатерина ответила: «Размер пособия и место его назначения не только изменяют смысл моих предложений, но даже превосходят те средства, которыми я могу располагать для оказания услуги Вашему Величеству. Я едва только начинаю наслаждаться миром, и Вашему Величеству известно, что моя империя нуждается в спокойствии». Это был вежливый, но отказ.
Кстати, очень интересна реакция русских на Декларацию Независимости США: «Издание пиесы сей, да и обнародование формальной декларацией войны против Великобритании доказывает отвагу тамошних начальников».
Летом 1777 года Георг III еще раз обратился к Екатерине с просьбой предоставить хотя бы 10 тысяч штыков для действий в Америке. Эта просьба была инициирована все тем же Хоу, который уже по завершении Филадельфийской кампании, в июле 1777 года писал королю: «Корпус из 10 тысяч боеспособных русских солдат мог
бы гарантировать Великобритании военный успех в предшествующей
кампании». Екатерина отвечала, что такая помощь Англии «выходит за пределы возможного». В письме Потемкину от 6 сентября 1777 года императрица, сообщая о просьбах англичан, уже не сдерживалась: «Как уговорились в запрошлом письме, свет мой, я нынче ответила посланнику английскому полным отказом, растолковав сурово, что никогда не будет служить русский солдат под чужими знаменами. И то сказать, дружок, что ты прав, — с чего бы стало нам помогать тем, кто нам нынче друг, а во всей жизни враг?».
В общем, Россия решила остаться нейтральной, что сильно покоробило английское правительство; ведь совсем недавно, во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов, Англия проявила себя как настоящий союзник Петербурга, не только обеспечив русским кораблям, идущим в Средиземное море, ремонтные мощности и снабжение, а так же угрожая Франции войной, в случае, если та вмешается в конфликт между Россией и Турцией.
Далее Лондон обратился к Пруссии с той же просьбой, но и здесь получил твердый отказ: Фридрих II считал, что Англия просто предала его в Семилетнюю войну, получив все мыслимые преференции, и оставив Берлину только кровь, пот, и слезы. Более того, прусский король запретил транспортировку уже нанятых англичанами в немецких княжествах солдат через территорию Пруссии и прусские порты.
Здесь стоит пояснить особо, поскольку отечественный читатель чаще всего не знает об отношении Фридриха Великого к Американской революции. Поскольку к Англии, как мы уже сказали, он относился неприязненно, вполне естественно, что он следил за событиями в колониях уже с самого начала конфликта. Так, еще летом 1774 года Фридрих пишет французскому маршалу Франсуа де Мальзану: «Любопытно было бы увидеть, чем закончатся беспорядки в Бостоне. Если англичане перебросят в Америку войска, они столкнутся с местной милицией, которая, конечно, не нанесет им поражения, но чувствительно ударит Англию по кошельку». В письме 1775 года он развивает тему: «Требования колоний к метрополии – они еще этого не понимают – первый шаг к деспотизму. И если лорд Бьют (бывший премьер-министр Англии, которого Фридрих просто ненавидел из-за попытки помешать Пруссии приобрести Данциг в 1772 году) преуспеет в подавлении мятежников, парламент попытается отыграться на колонистах, поработить их и установить драконовские законы на американских территориях».
Однако Пруссия вмешиваться в дела Англии не собиралась, король цинично заметил, что чем больше головной боли будет у англичан в колониях, тем меньше они будут лезть в дела Европы.
В ноябре 1776 года из Парижа в Берлин прибыл Уильям Кармайкл, который предложил Пруссии напрямую торговать с Тринадцатью колониями. Фридрих отказался, но сообщил, что не против покупать американские товары у французов. 14 февраля 1777 года Сайлас Дин, Бенджамин Франклин и Артур Ли прислали прусскому королю копию Декларации Независимости, дабы показать на решимость США в борьбе за собственную государственность. Фридрих приветствовал «такое рвение», но принять американского посла официально пока отказался. Он согласился на то, что в Берлин приедет Ли, но как частное лицо. Однако пребыванием Ли в прусской столице был несказанно возмущен английский посланник Хью Эллиот, который устроил провокацию – выкрал из комнаты Ли все его документы и переписку. В результате возник дипломатический скандал, и Ли был принужден покинуть прусскую столицу.
Американцы также предложили Фридриху помощь в захвате острова Доминика в Карибском море, с тем, чтобы Фридрих прислал солдат на помощь Континентальной армии. Король отказал («мы имеем только торговые суда, и вообще не имеем ни военных кораблей, ни даже каперов, поэтому с нашей стороны это будет чистой авантюрой»), но, сочувствуя делу колоний, 26 июня 1777 года издал запрет на перемещение британских наемников из Анспаха, Байрота и Касселя через земли Пруссии и открыл для торговли с колониями прусские порты.
Кроме того, после победы под Саратогой, Фридрих предложил колонистам купить у Пруссии 800 пушек для своей армии, что они и сделали в 1778 году.
Остановимся немного и подумаем. Оказалось, что результатом английской политики 1720-1770-х годов оказалось полное отсутствие настоящих союзников в Европе. Как это произошло и почему?
Дело в том, что англичане слишком привыкли пользоваться услугами европейцев, ничего не предлагая взамен, кроме денег. И политика Англии на континенте к 1770-м просто настроила все страны резко антианглийски. Поэтому даже нейтралитет европейских держав больше был выгоден мятежникам, чем Туманному Альбиону. Чуть позже мы увидим, что страны Европы продолжили подобные действия, и даже декларация Вооруженного Нейтралитета, изначально более выгодная для Англии, чем для США, в итоге послужила колонистам на пользу.
В результате Лондону оставалось только вербовать гессенцев, нассауцев, ганноверцев, мекленбуржцев, и т.д., которые «стоили» гораздо дороже русских и пруссаков.
И еще одно отступление, чтобы понять, а почему вообще немецкие государства продавали (ну или сдавали в аренду) своих солдат. На примере ландграфства Гессен-Кассель. Основной географической проблемой ландграфства было расположение его между двумя частями королевства Пруссии, именно поэтому в любой войне в Германии (а Пруссия чаще всего и была первопричиной таких проблем) армии проходили через территорию Гессен-Касселя туда-сюда, разоряя деревни и поля, а правительство ландграфства лишалось источников дохода.
Гессен был довольно бедным государством, тем не менее, он был поставлен перед выбором – либо полностью потерять свой суверенитет, либо начать строить армию. И на 1676 год буквально напряжением всех сил смогли сформировать 23 кампании (роты) по 120 человек в каждой, таким образом, армия Гессен-Касселя составляла 2760 человек при населении около 150 тысяч человек.
С американской революцией вообще получилась интересная ситуация – ландграф Фредерик II, кстати, дядя короля Георга III, получил еще в 1774-м году от англичан 24 миллиона талеров (4.8 миллиона фунтов) на комплектование 12 тысяч солдат, предназначенных для отправки в Америку. Позже произошло увеличение заказа, всего в Америку прибыло 19 тысяч гессенцев, и еще 7 тысяч служили на Англию в других частях света. Помимо выплат ландграфу это обошлось Британии дополнительно в 500 тысяч фунтов, потраченных на жалование гессенским солдатам и офицерам.
Из этого числа солдат (26 тысяч) 5 тысяч умерло ото всех причин, 1300 – были ранены, 2500-3100 пропали без вести (возможно, перешли на сторону США и остались жить в бывших колониях), остальные вернулись домой.
Такая торговля собственными солдатами и армиями не была в то время чем-то постыдным или неприличным, по факту весь XVI-XVIIIвека этим занимались такие страны как Бранденбург-Пруссия, Швейцария, Швеция, Дания, и даже, с некоторыми оговорками, Россия.
Однако в эру просвещенного абсолютизма почти все монархи великих держав стали больше ценить не предлагаемые за солдат деньги, а национальный интерес, ибо деньги имеют свойство заканчиваться, а национальные интересы приносят постоянную прибыль.
Возвращаясь к найму немцев на британскую службу в Америке - и все же сформировать полки и отправить их в Америку к весне-лету 1777 года англичане все равно не успевали. К тому же часть войск завербовала и оплатила Ост-Индская компания, правительство пробовало было уговорить ее остановить вербовку, но получило отказ.
Финансирование армии в Америке увеличило госдолг Англии в 1776 году на 6 миллионов фунтов, в 1777 году – на 7 миллионов фунтов, в 1778 году – на 9 миллионов фунтов. Чтобы выплатить эти долги, правительство было вынуждено поднять налоги в 1777 году.
Тем не менее, ценой больших усилий к весне 1777 года 4000 человек было отправлено в Канаду, чтобы укрепить там войска Бургойна, и 2900 – в распоряжение Хоу. Это количество не могло даже восполнить небоевые потери англичан, не говоря уже о реальном увеличении сил. Вместо этого из Лондона пришло предложение: а почему бы вам, генерал, не начать комплектовать часть своих войск местной милицией из числа людей, верных короне?
Собственно поэтому Хоу, лишенный подкреплений, скорее всего и затеял атаку Филадельфии, отказавшись от удара к Олбани, поскольку имел сведения, что там довольно много людей, лояльных короне. Людей у него для выполнения просто первоначального плана не хватало.
В мае 1777 года армия Хоу погрузилась на суда и отплыла к Филадельфии. Вашингтон был совершенно не в курсе планов генерала, поэтому сначала предполагал, что англичане хотят подняться вверх по реке Гудзон, чтобы помочь Бургойну. Лишь в середине августа Вашингтон узнал, что британские корабли вошли в Чесапикский залив.
22 августа 1777 года Хоу высадил войска (11 000 человек) в 55 милях к юго-западу от Филадельфии, в северо-западной части Чесапикского залива, на границе Мериленда, Пенсильвании и Делавэра. Вашингтон 11 сентября попытался нанести фланговый удар по войскам Хоу, но был отброшен, причем чуть не потерпел поражение, спас его корпус Натаниэля Грина. Вашингтон вынуждено отступил к Честеру, тогда как англичане захватили Уилмингтон.
Континентальный Конгресс, узнав о высадке британцев, спешно покинул Филадельфию и бежал в Ланкастер (Пенсильвания). 16 апреля последовала стычка Вашингтона с англичанами при Клудзе (Clouds), и от разгрома его спас разразившийся сильный дождь. 20 сентября британцы в битве у Паоли полностью разгромили отряд Энтони Уэйна, потери американцев составили 201 человек убитыми и 71 - пленными. Позже американские журналисты сообщали, что англичане устроили у Паоли резню, в плен никого не брали, и вырезали всех, кого могли. Это было обычным враньем.
26 сентября Филадельфия без боя сдалась на милость победителя, горожане в страхе перед возможной осадой сами открыли ворота города. Надо сказать, что перед тем, как покинуть Филадельфию, патриоты город просто… разграбили, забрав все, что плохо лежало. Естественно, уже в октябре в городе начался голод. Жительница Филадельфии Элизабет Дринкер так описала эту ситуацию: «Мы в ужасном положении, если оно не изменится в самое ближайшее время, мы обречены». Англичане, вошедшие в город, так же не блистали кротостью нравов, и город погряз в грабежах и насилии. Тщетно Хоу пытался навести порядок, солдаты считали Филадельфию законной военной добычей со всеми вытекающими. Ну а с наступлением зимы, когда войска ушли на зимние квартиры, все свелось к алкоголю, блэк-джеку, и женщинам с низкой социальной ответственностью.
Однако пока вернемся в осень 1777 года.
4 октября 1777 года у Джермантауна произошла очередная битва, где Вашингтогн опять потерпел поражение, англичане преследовали американцев 9 миль, после чего стороны разошлись. В начале декабря был очередной разгром американцев у Эдж-Хилл, и дезорганизованная и уставшая армия Вашингтону ушла в Велли-Фордж на зимовку.
Филадельфийскую кампанию Хоу, конечно же, тактически выиграл, но стратегически он проиграл – по факту Бургойн и Хоу действовали разобщено, и это привело 17 октября 1777 года к поражению англичан под Саратогой, в результате стратегическое положение их не улучшилось, а скорее ухудшилось. В планах хотели отрезать Новую Англию от остальных колоний, в реальности получили два несвязанных между собой анклава (Нью-Йорк и Филадельфию), которые требовали распыления сил и средств, а так же отдельных друг от друга планов обороны.
Однако Хоу это не волновало, в апреле 1778 года он подал в отставку, а временно исполняющий обязанности командующего генерал Генри Клинтон получил приказ очистить Филадельфию и возвратиться в Нью-Йорк, что он и сделал в июле 1778 года. Вместе с английскими войсками город покинули 3000 лоялистов и негры, которые боялись патриотов как огня, и в рабство попасть не особо хотели.
Что же касается войск Вашингтона – они пережили пожалуй самое тяжелое время, это была зимовка в Вэлли-Фордж. Понятно, что неудачи и падение Филадельфии вызвали раздоры среди мятежников, и в армии образовалась так называемая «клика Конвея», которая ратовала за отставку Вашингтона и передачу командования армией Горацио Гейтсу, который, как мы помним, был обласкан после победы под Саратогой.
Томас Конвей был бригадным генералом, участником сражений при Брендивайне и Джермантауне, причем проявил себя очень неплохо. Вашингтон, видя в Конвее конкурента, был против его производства в генерал-майоры на том основании, что Конвей – ирландец, выходец из Франции, а в армии «много достойных коренных американцев». Конгресс не внял критике Вашингтона, дал Конвею очередное звание, более того – назначил его генеральным инспектором армии. Понятно, что особо хороших чувств Конвей к Вашингтону не испытывал, и в одном из своих писем к Горацио Гейтсу он написал среди всего прочего: «небеса полны решимости спасти нашу страну, если слабый генерал и глупые политики совсем не погубят ее».
Вот это – «слабый генерал» - было написано про Вашингтона. Вез письмо Конвея Гейтсу генерал-квартирмейстер американской армии Джеймс Вилкинсон. По пути он остановился у майора Стирлинга, оба они хорошенько выпили, и во время разговора по душам Вилкинсон процитировал этот отрывок из письма Конвея Стирлингу. Стирлинг позже вытащил у спящего Вилкинсона письмо, скопировал его, и отвез Вашингтону. Вашингтон был взбешен, ибо слова про «слабого генерала» он явно примерил к себе, и передал эту копию на рассмотрение в Конгресс, сопроводив его своим письмом от 31 января 1778 года: «Мои враги знают всю щекотливость моего положения, знают, какие политические мотивы лишают меня возможности напасть на них. Я не могу опровергнуть их инсинуаций, не раскрыв некоторых тайн, которые необходимо скрывать до последней возможности. Сердце говорит мне, что я всегда старался делать все, что было в моих силах. Но, может быть, я часто ошибался в моем суждении об обстоятельствах и заслужил обвинения в ошибке».
Если внимательно прочитать письмо Вашингтона, видно, что он никак не пытается оправдать свои действия, ссылаясь на какие-то туманные «тайны», при этом, в сухом остатке, Вашингтон все свои сражения проиграл, а Гейтс имел в активе Саратогу.
К тому же Конгресс сразу после Саратоги назначил Гейтса президентом Военного комитета, оставив одновременно и командовать армией Северного департамента, то есть Вашингтон формально был теперь подчинен ему. При этом Гейтса в Конгрессе поддержали Бенджамин Раш, Сэмьюэл Адамс, Томас Миффлин и Ричард Генри Ли. Особенно издевался в своих письмах Раш (к тому времени он уже не был депутатом Конгресса): «Нынешний главнокомандующий армией просто обезлюдит Америку, если только люди не будут расти так быстро, как растет трава». Ему вторил Джон Адамс: «Я устал от тактики Фабия на всех фронтах!», намекая на римского полководца Квинта Фабия по прозвищу «Кунктатор» (Замедлитель), который не вступал в сражения с Ганнибалом, а изводил того мелкими стычками и нападениями на обозы и тылы.
Кульминация произошла 19 января 1778 года. Гейтс и Конвей прибыли в Конгресс, где сторонники Вашингтона, которых было большинство, фактически заставили обоих генералов взять свои слова обратно. В результате Военный комитет, возглавляемый Гейтсом, уже к апрелю 1778 года просто распался.
Здесь стоит сказать вот что. Обвиняли Вашингтона в тактике Квинта Фабия правильно. Однако это действительно была избранная командующим Континентальной армии тактика! Если почитать американских историков – эта мысль сквозит почти у каждого.
Цитата из книги Дейва Ричарда Палмера «Военный гений Вашингтона»: «Джон Олден в конце 1960-х писал: «Американцам надо было удерживать внутренние территории до тех пор, пока Британия не устанет от войны»; Дуглас Саутхолл Фриман: «Стратегия Вашингтона заключалась в выжидании»; из «Энциклопедии по истории США» 1965 года: «План американцев состоял в обычной глухой обороне – создавать угрозу англичанам в любой точке и иметь для нормального снабжения и угрозы британцам реку Гудзон»; Или вот: «американцы на самом деле не выиграли войну у Англии, это Англия войну проиграла, причем из-за трудностей снабжения и действия за 5000 миль от метрополии, а не из-за армии колонистов». Джеймс Томас Флекснер хвалил колонистов за создание эффективной тактики «hit&run» (бей и беги), но и он отметил, что успех колонистов в конечном итоге мало зависел именно от них самих. Рассел Вейгли назвал американскую стратегию «стратегией истощения сил противника» или, в лучшем случае, «стратегией разрушителей планов» (erosion plans strategy). Томас Фронтингэм полагал, что главная задача Континентальной армии состояла лишь в том, чтобы проводить партизанские и диверсионные операции, чтобы «окутать серией беспорядочных уколов главные силы британцев». Короче говоря, главным мнением в исторической науке остается то, что американская стратегия в войне за Независимость была по существу одномерно-оборонительной и выжидательной».
Американский военный историк Макс Бут в книге «Невидимые армии: эпическая история партизанской войны с древних времен до наших дней» писал: «Британцы почувствовали, что американцы будут сражаться всерьез, в самый первый день, еще при Лексингтоне и Конкорде, где британские солдаты шагали по полям Массачусетса.
Однако американцы не собирались давать «джентльменский» бой, вместо этого негодяи-янки предпочли вести огонь из-за деревьев и каменных стен, и нанесли жестокий урон британскому подразделению.
Вообще партизанская тактика сыграла огромную роль в получении колониями независимости».
Таким образом, обвинения Вашингтона в тактике Фабия были совершенно непонятными, ибо Континентальная армия в «правильном» бою однозначно проигрывала бы британцам.
Другой вопрос, что многие американские генералы – те же Арнольд, Морган, Салливан, даже Конвей – были более талантливыми военачальниками, однако Вашингтон на голову был выше их как организатор и администратор. И если говорить объективно, то именно организатор и администратор на тот момент армии был гораздо нужнее, чем военные гении типа Тюррена или принца Евгения.
Проблема была только в одном: партизанскими действиями войны не выигрываются, и здесь, на счастье США, в войну вступила Франция, а потом и Испания с Голландией. Континентальной же армии оставалось только держаться, избегать сражений и выжидать удачного стечения обстоятельств.
Ну а теперь собственно о зимовке Континентальной армии в Вэлли-Фордж. Цитата из книги Яковлева «Вашингтон»: «Армии нужно было стать на зимние квартиры, и Вашингтон нашел место, точнее, его вынудила к этому легислатура Пенсильвании, боявшаяся ухода войск из штата, на безлюдных, унылых холмах примерно в тридцати километрах к северо-западу от Филадельфии. Оно и называлось Вэлли-Фордж. Художник, рисовавший летом сельские пасторали в духе XVIII века, вероятно, нашел бы холмы прелестными и даже романтическими - солдаты, которых привел сюда Вашингтон в середине декабря 1777 года, отчаянно ругались. Им предстояло стать лагерем на всю зиму в местах, где не было жилья, в округе, опустошенной войной.
Вашингтон распорядился строить жилье - домики четыре на пять метров с земляным полом, каждый на двенадцать солдат. В офицерских домах пока единственное отличие - деревянные полы. Всего 1100 домиков. Велено было соорудить госпитали, склады. Пока устроились, солдаты неделями спали в палатках и у костров.
Не хватало всего - одежды, обуви, продовольствия. Не успели прийти в Вэлли-Фордж, как Вашингтону доложили: 2898 солдат "босы или голы". Спустя несколько недель цифра подскочила до 4000. Вашингтон объявил премию - десять долларов умельцу, который изобретет "замену башмакам". Дело далеко не подвинулось - солдаты пятнали снег кровавыми следами, заодно затоптав и патриотическую летопись войны за независимость. Разве страдания в Вэлли-Фордж, где умерло от болезней и истощения около двух с половиной тысяч человек, были неизбежны?
Американские историки единодушно отвечают - нет! Континентальная армия претерпела страшные муки той зимой не столько от врага, сколько от алчности соотечественников. Слов нет, в Вэлли-Фордж прокормиться было трудно, но вокруг всего было в изобилии. Солдаты голодали, ибо окрестные фермеры предпочитали продавать свои продукты англичанам в Филадельфию за твердую валюту. Торговцы зерном в Нью-Йорке по тем же соображениям предпочитали снабжать английскую армию, а поставщики в Бостоне отказывались опустошить содержание складов, если прибыль была менее 1000- 1800 процентов. Америка сражалась за свою независимость в тяжком пароксизме спекуляции и бесстыдной наживы. Фуражиры, высылавшиеся из Вэлли-Фордж, иногда перехватывали тяжело груженые подводы, направлявшиеся в Филадельфию, и без лишних слов заворачивали их в свой лагерь. Владельцев, если они настаивали на священном праве частной собственности, пристреливали или вешали».
Первые французские добровольцы, в том числе маркиз Лафайет, прозвали американцев «санкюлотами», что в переводе означает – «оборванцы». Большое спасибо за это среди всех прочих стоит сказать генерал-квартирмейстеру Континентальной армии Джеймсу Вилкинсону, который воровал на поставках размашисто и широко. Вашингтон в отчаянии писал Конгрессу: «Ныне я убежден, вне всякого сомнения, что, если не будут немедленно проведены коренные изменения, нашу армию ждет один из следующих трех исходов - умереть с голоду, распасться или разбежаться, чтобы добыть себе пропитание где и как можно».
Ситуация улучшилась к марту 1778 года, зимовка в Вэлли-Фордж обошлась американцам в примерно 3000 умерших и до 2500 дезертировавших. Тем не менее, с весны 1778 года положение со снабжением американской армии начало поправляться, за что стоит сказать спасибо французам. Хотя началось все, как в дрянном водевиле.
Итак, шпион короля Людовика XVI Пьер-Огюст Карон Бомарше в 1775 году был отправлен в Лондон, дабы выкрасть или выманить у другого известного французского шпиона (к тому времени ставшего ренегатом) шевалье де Еона секретные бумаги, которые тот грозил опубликовать. Де Еон требовал от французского правительства прощения за все прошлые грехи и разрешения вернуться на родину. Непонятно, зачем ему это понадобилось, возможно, попытавшись избежать физического устранения, шевалье объявил себя женщиной, и министр иностранных дел Франции граф де Вержен в 1777 году дал де Еону разрешение вернуться на родину.
Именно в разгар переговоров с де Еоном в 1776 году Бомарше получил письмо от уже знакомого нам Артура Ли, представителя Конгресса в Париже и Берлине. Тот, ссылаясь на решение конгрессменов, предлагал Франции начать поставлять в Америку товары военного и стратегического назначения, поскольку иначе восстание в колониях обречено, а это невыгодно Парижу. Бомарше отправил это письмо Вержену, сопроводив его личными пояснениями – скорее всего, говорил шпион, Ли прав. Помощь восстанию в Новом Свете приведет в конечном итоге к финансовому краху Англии, поэтому помочь американцам – дело довольно выгодное.
Бомарше был не только шпионом, вообще о его жизни можно писать целый авантюрный роман: он успел побыть музыкантом, драматургом, изобретателем (изобрел спусковой механизм для часов), финансовым аферистом, работорговцем, альфонсом, торговцем оружием, политиком, публицистом, шпионом и даже наемным убийцей. И вот теперь этот человек стал главой франко-испанской «Родриге Горталез компани», которая начала заниматься поставками оружия и снаряжения в американские колонии. Компания тайно получила от французского правительства 1 миллион ливров серебром, от Испании – 1 миллион ливров, и от французских торговцев – еще 1 миллион ливров, штаб-квартира ее расположилась с большой пышностью в «Отель де Олланд». Официально Бомарше продает это снаряжение голландской колонии Синт-Эстатиус: мушкеты голландского производства, порох, ядра, мортиры, пушки, палатки, одежду голландского образца – все это было поставлено на Карибы в расчете на 30-тысячную армию. Проблема была в том, что Франция и Испания, продавая оружие в Америку, официально не хотели никак быть в этом замешаны, поэтому старые оружия из арсеналов Франции не годились, поскольку все они имели отличительные знаки на стволах – королевские лилии. Поэтому Людовик и Вержен настояли, что гербы с пушек должны быть удалены, а если это невозможно, пусть лучше это будут новые пушки.
Слухи о работе фирмы дошли до ушей английского посла, и тот, конечно же, попросил аудиенции у Вержена, требуя прекратить поставки мятежникам, поскольку эти действия попирают все двусторонние соглашения и все нормы международного права. Вержен, одной рукой собирая по списку вооружение и приказы, второй твердо приказал «не допускать отпуска контрабанды повстанцам». Понятно, что последнее требование было профанацией, поскольку в декабре 1776 года из Гавра отбыло в Америку первое судно для американцев – «Амфитрита». Однако… в январе 1777 года корабль неожиданно вернулся в порт. Когда стали разбираться – оказалось, что один из французских офицеров-«отпускников», шевалье дю Кудре, был возмущен условиями своего размещения на корабле, отсутствием отдельной каюты со всеми удобствами, и, поскольку имел старшинство в чине (перед выходом он получил звание генерал-лейтенанта инженерных войск), приказал развернуть судно к родным берегам. Конечно же по прибытии дю Кудре сразу сняли с корабля, лишили всех званий и послали куда подальше, но отправка задерживалась. Бомарше воспользовался этим, дабы нанять еще офицеров для службы в Континентальной армии, в том числе – Фридриха-Вильгельма фон Штойбена, который сыграл позже значительную роль в подготовке американских солдат.
В конце концов, первые корабли отплыли в Америку только в июле 1777 года.
Ирония судьбы – часть боеприпасов и снаряжения поставили Бомарше… английские фирмы. Флот компании состоял из 10 транспортных кораблей и одного судна охранения – «Фиере Родриго».
Первая партия оружия прибыла в Бостон в сентябре 1777 года. В него входили 200 пушек, а так же снаряжение и вооружение на 25 тысяч человек. Общая сумма этой поставки составила 5 миллионов ливров. Согласно договору, подписанному американским представителем Сайласом Дином, «за поставки из Франции колонии расплатятся после войны, исключая палатки, постельное белье, шерстяные отрезы, и т.п., которые должны быть оплачены сразу». Изначально американцы просили кредита на 8 месяцев, французы согласились, и даже предоставили возможность рассчитаться за оружие бартером: «мы просили бы вас, джентльмены, послать нам следующей весной, если это возможно, 10 или 12 тысяч голов свиней, а так же табака из Вирджинии, желательно – лучшего качества».
Бомарше писал королю и Вержену, что торговля с американцами – дело, помимо всего прочего, еще и прибыльное. Мол, вложим миллион – весной получим два от продажи их товаров в Европе, далее вложим два – получим четыре, и т.д.
Но можно представить себе изумление и Бомарше, и французского правительства, когда обратно корабли пришли пустые. Американцы ничего не отгрузили французам. Бомарше был просто удручен: «Из Америки нет ни новостей, ни табака. Одно слово - уныние».
Проблема оказалась в Артуре Ли. Тот по праву считал себя творцом этих поставок, ведь он и закинул Бомарше эту идею, и доставил письмо Конгресса, поэтому Ли очень не понравилось, что все дальнейшие дела Вержен вел с Сайласом Дином.
И Ли ничтоже сумняшеся отписал в Конгресс, что военные припасы, которые вам поставят французы, могут не оплачиваться, это, мол, совершенно бесплатный подарок французского короля американским патриотам.
Французы запросили Конгресс, который и ответил со слов Ли: «Господин де Вержен неоднократно сам уверял нас, что оплата грузов, присланных Бомарше, не потребуется. К тому же сам Бомарше не коммерсант, а политический шпион, работающий на французского короля и правительство Франции».
Еще раз, миллион дала Франция, миллион – Испания, миллион – французские купцы, еще два миллиона Бомарше занял у друзей и знакомых, обещая вернуть с процентами, дело-то и выгодное, и плевое. В результате шпион не мог расплатиться ни с правительствами, ни по личным долгам.
Теперь Конгресс запросил уже сам Вержен. Конгресс в свою очередь запросил Ли, Ли ответил, что платить ничего не надо, а Бомарше и Дин требуют денег, потому что хотят набить свои карманы, причем в обход королей Франции и Испании. Не зная кому верить, американцы решили просто – платить не будем. Ибо так оно – рыночнее.
Понятно, что фирма «Родриге Горталез компани» оказалась в тяжелом положении. Бомарше обратился к Вержену, тот выделил миллион, но понятно, что это помогло только частично покрыть долги. Шпион открыто обратился с письмом Конгрессу, где горько сетовал на обман американцев и описывал свое бедственное положение. Конгресс ответил, что он благодарен такому щедрому благотворителю, каким является Бомарше, однако он работает на французского короля, и товары отправлял по приказу французского правительства, а деньги почему-то требует у колоний.
Сайлас Дин, видя, что творится что-то неладное, и боясь, что Франция откажет в будущих поставках мятежникам, собственной волей разрешил Бомарше реализовать небольшой груз риса и индиго, прибывший во Францию из Америки, однако стоимость этого груза едва превысила 150 тысяч ливров. Кроме того, прибыло еще одно письмо из Конгресса, который… просил новых поставок оружия и боеприпасов.
Бомарше сказал, что теперь на слово американцам он не верит. Переговоры шли почти полгода, и в апреле 1778-го комиссарами Конгресса и фирмой «Родриге Горталез компани» был заключен договор, согласно которому фирма согласна была продолжить поставку материалов в Америку, если для оплаты по справедливой цене ей будут предоставлены достаточные гарантии. Согласно проекту, в 1778 году компания должна была поставить разного рода товаров согласно списку на 24 миллиона ливров. Оплата должна была производиться следующим образом: 6 процентов американцы платили в качестве аванса, 21 процент от суммы – до выхода кораблей в море на закупку необходимого, остаток суммы – равными долями в течение года деньгами или продукцией по прейскуранту. Это соглашение было подписано с американской стороны комиссарами Эллери, Форбсом, Дрейтоном и Даэром.
По спорной первой поставке Конгресс наконец-то решил сделать очевидное – запросить самого короля Людовика XVI, была ли первая поставка бесплатной, подарком, или она требует оплаты. Однако проблема состояла в том, что на тот момент Франция еще не была в состоянии войны с Англией, и поэтому ответить прямо ни Вержен, ни Людовик американцам не могли. Ибо тогда Конгресс получал бы возможность шантажа и давления на правительство Франции. Поэтому и король, и его министр ограничились туманными намеками, не отвечая по сути вопроса.
Ответ Вержена: «Мистер Франклин и его коллеги хотели бы знать, поставки на какую сумму были сделаны королем Франции, а какие – господином Бомарше лично, за его счет. Мне намекают, что Конгресс убежден – весь груз являлся подарком французского короля колонистам. Меж тем король ничего не отправлял в Америку, он просто позволил господину Бомарше взять кое-что из французских арсеналов на условиях восполнения того, что взял, поскольку, здесь я четко скажу, речь не шла ни о каких военных поставках кому-либо». Таким образом, из ответа следовало, что:
а) груз все-таки не был подарком французского короля
б) Бомарше был владельцем груза и имел право требовать денег.
В январе 1779 года Конгресс, получивший ответ Вержена, выразил Бомарше… «официальную благодарность за его усилия в деле помощи восставшим колониям». Там же американцы пообещали возместить шпиону все издержки, но… денег не прислали. При этом в декабре 1778 года Бомарше отправил новый конвой в США, на свой страх и риск. При этом француз сделал поистине благородный жест: «американцы будут обязаны заплатить только за тот товар, который дойдет до места назначения». То есть корабли, потерянные в штормах, бурях, или захваченные англичанами, будут чистым убытком самого Бомарше.
США начали первые частичные выплаты только в 1780 году, Бомарше было перечислено ценных американских бумаг на 2.5 миллиона ливров, которые подлежали оплате… через 3 года.
Отдельно заключенные соглашения с Вирджинией и Южной Каролиной оказались для Бомарше так же неудачными: эти штаты отправили ему в Европу не грузы, а 2 миллиона ливров в местных континентальных долларах, которые вообще ничего не стоили. То есть расплатились резаной бумагой.
Итог деятельности фирмы «Родриге Горталез компани» в период с 1776 по 1783 годы с финансовой точки зрения просто плачевен – он отгрузила товаров на 21 миллион ливров, а получила… 48 тысяч ливров. Ну а в 1783 году, когда Бомарше в очередной раз обратился к Конгрессу, американский генеральный консул в Париже Барклай ответил, что все счета уже погашены, и более Конгресс не заплатит Бомарше ни цента. В конце концов денежные трудности свели Бомарше в могилу. Это было первое «большое американское спасибо» тем, кто помогал делу революции в Тринадцати Колониях.