В нашем доме жила поженщина по имени Ханифа. Как уже восемь месяцев она обращалась к соседям с просьбой: «Есть ли у вас черствый хлеб? Если есть, то дайте мне. Пицы прилетают к моему окну, я его замачиваю и кормлю их». Она сильно похудела за это время. Снимала небольшую квартиру. «Терплю эту сырость, чтобы много не платить», - орпавдывалась она. Получала пенсию по смерти мужа. Была когда-то веселой и шутливой, но теперь вместо той Ханифы была другая, задумчивая и молчаливая.
Однажды моя мама приготовила долму. Протянув мне тарелку с этим горячим блюдом, она сказала: «Отнеси Ханифе, пока еще горячее». Я позвонила в дверь Ханифы, которой было 75 лет. Она спросила: «Кто это?». «Это я, Зейнеп, тётя Ханифа», - ответила я. «Хорошо, я открываю, дорогая», - сказала она. «Мама послала долму», - сообщила я. Она взяла её из моих рук, посмотрела на меня и проглотила комок в горле. «Пусть Бог благословит вас. Я как раз собиралась поужинать... Теперь поем эту долму.» «Тётя Ханифа, мама просит вернуть тарелку обратно.» Ханифа остановилась, не закрыв дверь, направилась на кухню. Я взглянула внутрь. Гостиная была темная, включила свет. На столе стоял стакан воды и мокрые кусочки хлеба, помещенные на тарелку. Быстро выйдя на порог, я увидела, как Ханифа протягивает мне тарелку. «Пусть вас благословят в обоих мирах, мое дитя», - сказала она.
После возвращения домой мама сказала: «Что случилось? Ты выглядишь взолнованой». «Мама, Ханифа ест мокрый хлеб с тарелки», - ответила я. «Да нет, дорогая! Твой отец тоже на пенсии, и она получает пенсию, как и отец. Ты, должно быть, увидела неправильно, это хлеб для птиц. Если мы, будучи троем можем обойтись, то она, будучи одна, может справиться не хуже.»
На следующий вечер я спросила у мамы, что она готовит, и узнала, что это фасоль с мясом. Я чувствовала, что меня что-то гложет. Перед ужином я спросила: «Мама, наверное, стоило бы отнести Ханифе тарелку?» Моя мама произнесла: «Это всего фасоль, милая. Передай ей, так ничего особенного». «Да кому какое дело, дай я отнесу», - сказала я взяв горячую тарелку. «Кто там?» - прозвучал голос Ханифе. “Это я, Зейнеп.” Она открыла дверь и улыбнулась, посмотрела на меня. “Мама отправила фасоль с мясом, не знаю, любите ли вы?” «Я не пренебрегаю благословением, конечно, я люблю. Бог вам воздаст.» «А, кстати, мама просит тарелку назад». Как толькл Ханифе тётя направилась на кухню, я быстро забежала внутрь. На столе снова стоял стакан воды, тарелка с мокрыми кусками хлеба и четыре долмы, которую мама прислала день раньше. Меня грызло меня изнутри, я должна была все разузнать
Когда Ханифе тётя не нашла меня у двери, она зашла внутрь. Она смотрела на меня, как будто говоря: «Спрашивай», и я спросила. «Ты ешь этот мокрый хлеб? Ты говорила, что отдаешь его птицам?» Голубые глаза под очками начали покрываться слезами. Я ее расстроила. Мне было всего 15 лет, но я заставила ее плакать. "Да, я ем это, моя дорогая. У меня есть сын и дочь. Они не здесь, в другом городе. Оба работают и хотят купить машину. Они взяли на меня кредит. Деньги, которые я получаю, хватает только на оплату квартиры, электричества и воды. Жаль, но мне остаются три копейки. Я не могу и не умею просить. Мне так придется жить еще три года. Не говори об этом никому», сказала она. В этот раз мои глаза наполнились слезами.
Я взяла тарелку, вышла из дома, и она крикнула мне вслед: «Не говори про никому, милая». Когда я вернулась домой, я не могла сдерживать плач. Мама была в шоке, «Что случилось, дорогая? Кто обидел тебя?» - спросила она. Я рассказала маме все, что произошло, она также была очень расстроена. «Я никогда не ствну таким бесчуственной дочерью, мама», - сказала я.
В течение трёх лет все на районе помогали Ханифе тёте, кто-то приносил ей завтрак, кто-то обед, кто-то ужин. Мы потеряли её два месяца назад. Когда она была больна, я заходила к ней после школы. Она гворила мне: “Мой добрый ангел,слава богу, я выплатила долг". "Теперь ты будешь жить спокойно, тетушка Ханифе,” ответлила я. “Да, благодаря тебе я смогла прожить эти три года без забот о еде. Господи, храни тебя», сказала она. Через два дня она умерла. Мне было очень грустно.