— Ты где так нажрался? — удивленно спросила Катя, впуская в квартиру пьяного друга.
Не очень обрадовал ее этот визит, собиралась поспать пару часов, но теперь точно не удастся.
— Катюха, я у тебя посплю… — промямлил Никита, бросая куртку на пол у порога.
— Откуда такой красивый? Вали домой давай.
— Ты что? Меня папка пристрелит.
— Я тебя сейчас сама пристрелю, гад ты такой.
— Катюха, ну не шуми, два часа — и я буду как огурчик.
— Сестра твоя где?
— Да черт бы ее знал…
— Не, ну вы вообще молодцы. Сейчас я ей позвоню. Нет, сейчас я лучше твоему отцу позвоню! — Затолкала одежду Никиты в шкаф и ринулась за сотовым, который оставила в гостиной на диване.
— Не-е, Катюха, ты ж не шкура продажная… когда надо, я за тя горой… просплюсь, потом домой…
— За тя горой, — передразнила Катерина, набирая Веронику. — Да ты не гора, а так горка… пригорочек, придурочек… Вероника, ты где? Приезжай ко мне. Срочно! Что-что случилось... Шерочка наш обожрался! Ты куда пошел?! — крикнула Никите, который, шатаясь из стороны в сторону, поплелся в спальню. — Вероника, давай приезжай! — бросила трубку и пошла за Никитой. Тот уже завалился на кровать. — Поднимайся, идиотина! — принялась тормошить парня. Но он спал мертвым сном, обняв подушку.
— Да, Вероничка, — ответила на звонок, закрывая двери.
— Никита пьяный, что ли? — со смешком спросила подруга.
— Конечно, пьяный, — раздраженно подтвердила Катя. — Или, думаешь, я так пошутить решила?
— Надо было выгнать, чего ты его впустила?
— Куда я его выгоню в таком состоянии?
— Я сейчас не могу.
— Как это ты не можешь? А мне что теперь с ним делать? У меня, вообще-то, дела, планы свои!
— Я в парикмахерской, только зашла, часа два буду сидеть. У меня сегодня ламинирование, маникюр…
— Ладно, ясно все, — оборвала Катя.
— Блин, ну я, как закончу, сразу к тебе. А с кем Никитка был?
— Не знаю, вот и спросишь у него. Мне он промычать был не в состоянии.
— Он же ночь почти не спал, вот и развезло.
— Я тоже почти не спала. И ты. Но мы ж на радостях после экзамена не нажрались. Все. Позвони, как ехать соберешься.
— Хорошо. Если что, вытолкай его, пусть домой идет…
— Все, Вероника! Пока! — отрывисто бросила Катя, окончательно разозлившись. — У меня, вообще-то, дела! — крикнула на всю квартиру.
Вот что теперь делать? Сколько этот свинтус будет отсыпаться в ее кровати? Все планы коту под хвост! Сиди и карауль его теперь!
Но беспокоили не только порушенные планы, а то, как она перед Крапивиным будет объясняться, если тот вдруг надумает нагрянуть в гости и застанет такую картину. Последние недели для них без того были очень напряженными. У нее экзамены, а Дима постоянно то в разъездах, то на каких-нибудь мероприятиях. Беспокоить его и спрашивать, приедет ли, нет смысла. Когда Крапивин занят, с ним невозможно разговаривать. Какой толк звонить и слышать в ответ «Я тебе перезвоню».
Звонку в домофон Катя обрадовалась примерно так же, как радуется жертва своему палачу. А вот и контрольный выстрел в ее уставшую голову. Вероника никак не доберется к ней за такое короткое время, около часа всего прошло с их разговора. Это точно Крапивин.
— Привет. — Быстро и тепло он поцеловал ее в губы и начал расстегивать пальто.
— А ты почему не позвонил? — спросила Катя, тут же придумывая, с чего начать.
Но ничего путного на ум не приходило. Ситуация дебильная. На первый взгляд ничего страшного, но Дима… Дима этого может не понять.
— А что? Что такое?
— Ничего страшного. Дима, ты только не злись, — аккуратно начала, испытывая ощущение, будто кто-то связывает ей внутренности в тугие узелки.
— Почему я должен злиться? Ты что-то натворила, Катрин?
— Нет, конечно.
Раздался грохот разбитого стекла. В такой тишине он прозвучал очень ясно, отпираться бесполезно.
— Ты не одна? — нахмурился Дмитрий.
— Да как тебе сказать…
— Ответ должен быть однозначным, как мне кажется. — Насторожило не то, что Катя была не одна, а ее странное замешательство.
Выдержав короткую паузу, Крапивин сунул руки в карманы пальто и пошел по квартире. Но даже не успел войти в гостиную. Что-то снова загремело в спальне, и он распахнул белые двустворчатые двери.
— Ох, какой сюрприз, — протянул и шагнул за порог. — А что это с ним? Утомился? — подошел к кровати.
— Он пьян. В стельку. Идиот, — со злостью выдавила сквозь зубы Шаурина и поставила рамку с фотографией брата на прикроватную тумбочку.
К счастью, рамка была целая, а вот светильник, который Никита смахнул, разбился вдребезги.
— Везет же.
— Дима, — забеспокоилась Катя, — ты только ничего не подумай…
— Что ты, как я могу.
— Это же Никитка, ты его прекрасно знаешь.
— Видел пару раз, — кивнул Крапивин.
— Дима!
— Не кричи, спит же человек. — Вышел из комнаты и, как Кате показалось, демонстративно тихо прикрыл за собой двери.
— Мы же не будем ругаться из-за такой ерунды?
Крапивин задумался, словно и правда решал сейчас, будут они ругаться или нет.
— Нет, Катрин. Из-за такой ерунды. Ни в коем случае.
— Только не злись.
— Я спокоен. Насколько можно быть спокойным в подобной ситуации.
— Это все яйца выеденного не стоит…
— Я понимаю. Не понимаю только, почему это пьяное тело лежит в твоей кровати.
— Потому что оно пьяное.
— Да. Точно. Но что-то я нетрезвых подружек не укладываю в свою постель проспаться.
Катерина вспыхнула:
— Ну, да. Твои подружки оказываются у тебя в постели только по делу. Почему ты не позвонил?
— Тогда ты бы успела спрятать его в шкаф? Признаю: не позвонил — моя ошибка. Но ты сказала, что после экзамена будешь дома. Появилось время — я заехал.
— Никого я не собиралась в шкаф прятать. Я с ним и его сестрой с первого класса дружу. Придурка этого в таком состоянии в первой подворотне хлопнут. Случилось недоразумение, с кем не бывает.
— Со мной не бывает.
— Ах, как же я забыла, с кем имею дело. Передо мной же Крапивин Безупречный собственной персоной.
Крапивин пропустил мимо ушей ее язвительное замечание.
Вздохнул:
— Такого быть не должно, Катя. В постели у женщины может находиться только тот мужчина, с которым она спит. И никакой другой. И никак иначе.
— Хорошее обоснование.
— А тебе какие-то другие нужны аргументы, кроме того, что мне это не нравится?
— Ты думаешь, я этого не понимаю? — Разозлило, что он так и не снял пальто, не прошел в гостиную. Остановился напротив, как на полпути.
— Буду очень рад, если ты не заставишь меня вдаваться в детали.
— И из-за этого теперь уходишь?
— Нет, не из-за этого. Я на полчаса. Хотел тебя увидеть. У меня еще одна встреча.
Дима не сказал, будет ли потом свободен и придет ли к ней позже. Катю это слегка задело, но все же, усмирив свой пыл, она спросила:
— Заедешь потом?
— Я позвоню. Теперь точно позвоню, — спокойно ответил и пошел к двери.
Почему-то его слова прозвучали как издевательство, но Катерина лишь раздраженно выдохнула. Промолчала, чтобы не раздувать конфликт еще больше. Ладно. Дима успокоится, и все будет нормально. Но это потом. А сейчас не отпускало паршивое ощущение. Потому что со стороны все выглядело так, будто произошедшее для нее в порядке вещей.
— Ну, только проснись, я тебе устрою, — проворчала она, складывая осколки разбитого абажура в мусорное ведро.
***
— Катюха, прости меня! — театрально плюхнулся на колени Никита и пополз вперед.
— Отстань! — отмахнулась Шаурина и пошла на кухню, которая композиционно «закручивалась» вокруг центральной колонны в гостиной.
— Ну, Катюха, прости меня, ирода окаянного. — Тянулся следом, хватая ее за ноги.
— Заткнись лучше, не устраивай спектакль! — Катя зашла за полукруглую барную стойку, с грохотом выставила чашки, расплескав кофе на белый глянец.
Никита обогнул колонну с другой стороны и приполз Катьке навстречу.
— Ну, Катюха-а-а!
— Мне вообще не до тебя сейчас! Скажи спасибо, что я со злости тебе вилку в бок не воткнула! И так всю неделю напряг, мы даже не виделись с ним толком, а тут ты со своим приколом! Никита, поднимайся, пей кофе и не беси меня!
— Давай, бомжара, поехали домой, — подцепила Вероника брата за кофту, пытаясь поднять с колен.
Никита встал, вышел из-за стойки и уселся с другой ее стороны на кожаный стул.
— Да куда вам теперь торопиться, — проворчала Катя, — теперь уже некуда. Все уже случилось.
— Думаешь, Дима сегодня больше не придет?
— Я вообще не знаю, что теперь думать.
— Кать, я не специально, не соображал же ничего. Жалко, блин, что так получилось. Хочешь, я Диме сам позвоню, скажу, чтобы он всякую херню не думал.
— Никита, ты совсем идиот?! Не смей даже! — тут же отчитала Катерина. — Думать об этом забудь, еще не хватало, чтобы ты Крапивину звонил и пытался объясняться. — Чуть не добавила: «Кто ты, а кто Крапивин», — но вовремя остановилась, чтобы не обидеть друга. — На, жуй. — Насыпала на стол горстку кофейных зерен.
— Зачем?
— От перегара, говорят, помогает. Жуй давай, Шерочка. Ты мне еще за светильник должен.
— Ой, куплю я тебе такой же.
— Где ты его купишь? Его заказывать надо.
— Значит, закажем.
Катерина рассмеялась:
— Жалко, что у меня нет копи лювак. Тебе бы в самый раз пожевать.
— Чего?
— По капусте.
***
Дима все же пришел, как и обещал, предварительно позвонив.
— Я домашнего тирана не заказывала. Поздновато для визитов, я уже сплю, — проворчала, закрывая за ним дверь.
— Ты спишь в майке и джинсах?
— Да, когда тебя нет, я сплю в майке и джинсах. Это что?
— Аргументы. Целых два. Один съедобный.
— А-а-а, как винца выпил, так сразу аргументы появились. — Взяла из его рук огромный букет белых лилий и жестяную коробку «AnthonBerg».
— Они и раньше у меня были. — Убрал пальто в шкаф, туда же отправил пиджак.
— Не сомневаюсь. Чего это ты с цветами и конфетами? — поддела, хотя не могла сдержать улыбки, вспомнив брошенную ему фразу про «Крапивина Безупречного». Он такой и есть. Безупречный. С иголочки. На нем темно-синий костюм и черная сорочка. Коричневый кожаный ремень в поясе брюк, идеально совпадающий по цвету и фактуре с ремешком часов.
— Мириться пришел.
— М-м-м, можно было и не ругаться. А то, смотри, ушел весь недовольный — ни обнять, ни поцеловать. Деловой!
— Ты преувеличиваешь.
— Ни черта!
— Я же сказал, у меня встреча была назначена.
— А я и говорю, деловой, все по всяким встречам ходишь, со мной тебе увидеться некогда. Я чай заварю.
Они прошли в гостиную, и Дима присел на диван так, чтобы видеть, как Катя возится на кухне.
— Можно не в лучших китайских традициях, можно просто черный с мятой. Мне не доставляет это удовольствие, поверь. Эти встречи и ужины — часть рабочего процесса. Ненавижу декабрь. Поздравления с Новым Годом, вечеринки, фестивали… Самый дурной месяц года. Всегда.
— Я, наверное, тоже теперь ненавижу. — Принесла белые чашки с ароматным чаем. — Устала. Всю неделю сплю по четыре часа.
— Правда с мятой? — засмеялся Дима. — Я же пошутил.
— Нельзя со мной шутить, ты разве этого еще не понял? — поддержала его смех. — Ой, лилии же в воду над поставить. — Со вздохом снова поднялась с дивана и взяла букет со столика. — Спасибо за цветы. — Пригнулась и поцеловала Диму в губы. — Очень люблю лилии, очень. Ты знаешь, да?
— Знаю. Так нельзя. Спать по четыре часа. — Принялся снимать защитную пленку с золотистой коробки с конфетами.
Катя хмыкнула и занялась цветами.
— Это по-другому нельзя, — сказала, когда снова присела рядом. — Если я хочу в январе отдыхать, а не на экзаменах париться, как все остальные. Шерочка вон экзамен сдал и на радостях обожрался.
— Достойный повод, нечего сказать. Шоколадки ешь. Чтобы мозги соображали. А то Шерочка тебе плохой пример подает. Как он, кстати? В порядке? Проспался ваш ковбой Мальборо?
— Дима, не начинай.
— Я из чистого любопытства.
— Что это за конфетки? А? Вкусные?
— Попробуй.
— А-а-а, это те мятные, которые ты мне обещал?
— Да.
— Боже, какая гадость, — скривилась она, откусив половинку конфеты. — Такой непонятный вкус. Непривычный.
— Это как первый секс, Катенька. Сначала непонятно. Потом не слезешь.
Катя рассмеялась:
— Тогда мне нужно съесть вторую. Второй раз мне было очень хорошо. Очень, очень, очень.
— Давай. Распробуй это удовольствие.
— Нет, секс вкуснее, чем эти конфеты. Мне, кстати, и первый раз все понятно было. Ты постарался как надо.
Ее слова вызвали у Крапивина загадочную улыбку.
— Просто мы подходим друг другу в этом плане.
— А что, можно не подойти?
— Конечно. Самые богатые люди— это сексологи. Проблемы в сексе есть у всех. Зато не у всех есть сексуальная совместимость. Если что-то тебя беспокоит, ты должна сказать мне об этом в первую очередь. Ни маме, ни врачу, ни подружке, сначала — мне. Поняла?
— Поняла. Сделай так, — сложила губы для поцелуя, — ну, сделай.
Вместо этого Дима улыбнулся.
— Дима! Ну, сделай губки бантиком. Хочу поцеловаться.
— Губки ей бантиком, — рассмеялся он, — Давай. — Обхватил ладонями ее лицо, притянул к себе и чмокнул. Ему тоже нравилось вот так — сначала целомудренно прижаться к чувственному рту сжатыми губами. Слегка потереться. Целовать сначала верхнюю потом нижнюю. Крепко — ровно, едва касаясь — уже волнующе. Постепенно доходя до учащенного дыхания и жгучего желания отведать большего. То отталкиваться от нее, то приникать, наконец обжигаясь о нежность языка и пробуя его на вкус.
— Точно. Ты вкуснее, чем эти конфеты, моя мятная девочка. Ты вкуснее. Я соскучился.